Лука Потемкин шёл с кладбища и был совсем один. Всё отняли. Всё уничтожили. Всё осквернили. Ему было тяжело, словно приходилось нести большой камень. Только вот что давило? Быть может, боль от потер близких, или то, что зло осквернило праведность?

Вернувшись из армии, где он служил вполне добросовестно, проливая кровь за отечество, Лука застал всю свою семью мёртвой. Их убили обычные бандиты, который пришли в дом, чтобы поживиться. Отца Фёдора и мать Викторию, двух сестер Анну и Василису, и маленького брата Гавриила; также в доме была его подруга Катя Меншикова. Пришли воры и убили невиновных, осквернив невинность и надругавшись над праведностью.

Лука шёл тихо и задумчиво. Была ночь, но слышалось карканье ворон. Он миновал магазин, направляясь в свой пустой дом, где некогда жила его большая, дружная и православная семья. Трое парней попросили у Луки сигарет, но так как он не курил, то вынужден был им отказать; сделал он это вежливо. В душе всё болело, рвало и хотелось закрыться от всех навсегда. Вороны продолжали летать, где-то каркая.

Те парни в свою очередь, не отставали, но шли за Лукой вслед. По виду эти трое явно нигде не работали, явно не служили и не собирались служить в армии, явно кроме порнографии ничего в жизни не видели, и явно что в учебных заведениях учились отвратительно. Им захотелось позабавиться, не беря во внимание даже того, что человек пред ними потерял слишком много.

Когда Лука приблизился к своему дому, в глазах у него померкло, и голова закружилась, но он смог взять себя в руки и не упасть на дорогу. В груди рвало. Тьма надвигалась, густой мрак чувствовался в воздухе. Листья словно перестали издавать свой сказочный шелест, а кошки озверели словно, перестав быть уютными и скрываться; вся живность будто умерла, оставив после себя лишь заплесневелое болото в кругу сухих деревьев, поваленных ветром из-за слабых корней.

Лука почуял что сзади него стоя, он оглянулся, а то оказались те люди, возле магазина которых он встретил. Он не видел, как они за ним шли. Один из них ударил его в спину ногой. В спину – как когда то Милорадовича пулей; благо, то была вовсе не офицерская пуля, а здесь был удар вовсе не мужчины. Лука был от природы весьма сильным, как быть может Самсон или даже царь Давид. Когда они нагло полезли к нему в карманы за деньгами, Лука в этот миг встал и ударил каждого по лицу несколько раз кулаком. Все упали, истекая кровью. Приблизившись с окровавленными кулаками к первому, кто лежал поблизости, Лука приподнял этого молодого человека, взялся за его голову и свернул этому человеку шею, как леопард антилопе или русский артиллерист бандеровской твари. То же Лука совершил по отношению к остальным двум парням. Всех трёх он убил, свернув им шеи. Безжалостно, бесстрашно, с холодным и окаменелым сердцем.

Отныне, это был кто-то другой, иной человек, но не тот Лука «светлый луч добра», которого примерно учился в школе и всегда ходил в храм божий.

Лука занёс тела во двор и просто бросил их под берёзой в огороде; несколько кустов красной и чёрной рябины их прикрывали. Лука не старался спрятать или что-то скрыть, вовсе нет; он об этом не думал. Не было сейчас и ни малейшего сожаления о сделанном. Он также не думал о полиции, о бесчинствах и о законе; горе от потери семьи застало его не вовремя, слишком многое он потерял разом, решившись теперь на отчаянные поступки, не имеющие никакого смысла. Ведь чужим горем своего не заглушить и не утешить.

Войдя в дом, небо было хоть и тёмным, чёрным, с белыми звёздами, но казалось багровым; казалось, словно небо залилось покрасневшими осенними листьями. Образно говоря: красное, красное, красное небо!

Лука шёл по дому, где были убиты все. Он смотрел на стул, где часто сидела мама; он подошёл к креслу, где отец читал часто и очень умно шутил, так что все смеялись; чуть дальше пройдя, Лука коснулся рукой и приоткрылась дверь комнаты, где жили Василиса и Анна, и в этот миг у него полились слёзы, холодные и отчаянные, а жалости в глаза не было вовсе. Он смотрел на святые иконы в комнате, – где сейчас было холодно и сыро из-за открытых окон, – на жития святых и сказки Пушкина, которые Аня очень любила. Слёзы текли не прекращаясь. Лука, весь бледный, упал на кровать прямо в одежде.

На утро, он не мог поверить, но пели соловьи, а небо сменило свой багровый свод на голубой. Рядом сидели на стульях, взятых с веранды, двое его друзей Александр и Андрей.

– Кто такие лежат у тебя в огороде? – спросил угрюмо Александр. Лука привстал, измученный, и поглядел на друзей, после чего глубоко, но мужественно вздохнул и сказал:

– Какие-то хорошие люди. Их я не знаю, и имён тоже.

– Зачем ты их убил? – спросил подозрительно Андрей, в чёрной кожаной куртке и джинсах.

– Всё то тебе знать хочется, верно? Увидев насилье, желаем поскорее новостей, побольше зрелищ, так ведь? Упиваемся, упиваемся страданиями других, слезами тех, кто в муках.

– Да что ты говоришь такое? – испуганно спрашивал Андрей.

– А что? Вы ведь все такие, я вас насквозь вижу. Каждого! – Говорил Лука, весь как бы изменившись видом, став грозным как море в своей стихии; грозным, как облака и ветер в самую непогоду, когда все деревья трещат; как Малюта Скуратов, задушивший святителя Филиппа своими руками в его келье Тверского Отроча монастыря.

Саша и Андрей чувствовали в его голосе страшную боль, но только вот никакой сентиментальности или жалости не было. Была какая-то целеустремлённая месть, целеустремлённая алчность в глазах Луки.

– Поможете мне с этими тремя? – спросил Лука с некой угрюмой горечью в сердце, словно каждое слово отныне обливалось кровью в его сердце.

Друзья его тем временем растерялись от сказанного. Встав, Лука молча направился во двор и положил трупы в багажник машины, которая некогда принадлежала его отцу. Саша и Андрей вышли к нему и помогли. Отныне они соучастники и подписали кровавый договор, который не смыть никакой водой и не сжечь никаким земным огнём. Закрыв багажник, Лука подошёл к стене дома и сел на деревянную скамеечку; он смотрел на цветы, которые посадила его мама, Виктория. Слёзы вновь не покидали его глаз, когда он смотрел на цветы. Тёплый ветер покачивал ветви летних деревьев; только вот, отчего то было очень холодно.

Лука смотрел на те цветы в саду дома, которыми занималась его мама Виктория, которая выращивала и растила их. Лука созерцал эту прекрасную красоту тюльпанов, лилий, роз, ирис, пиона и чудесной сирени. Пышный цветочный сад окружал дом Потемкиных.

«Напрасно я бегу к сионским высотам,

Грех алчный гонится за мною по пятам…» – тихо говорил Лука словами великого русского поэта. Встав, не спеша, со скамьи, Лука вместе с товарищами отправился на автомобиле вершить тёмные дела и совершать зло. Ехали они не быстро, внимание им было ни к чему. Где-то в густом лесу возле древнего женского монастыря: в сырое болото, в окружении жаб, плесени и пауков, – они скинули тела в болота. Сев в машину, Лука сказал адрес, куда нужно было ехать: то оказалась некая взрослая женщина, безобидно торговавшая самогоном и проворачивавшая какие-то «мутные операции» с абортами. За всё это она имела не плохой капитал… что и нужно было Луке.

Прибыв к дому, все трое вышли из машины и были готовы лить кровь. Во дворе чужого дома начался лай овчарок. Отвратительный жар был мерзок, солнце не радовало Луку.

Войдя в дом, они застали тут женщину, одетую весьма нескромно и с таким же не скромным пёстрым макияжем; с ней было ещё трое мужчин, которые то ли помогали ей, то ли что-то покупать собирались. Бороды мужчин были аккуратно выбриты, что выглядело довольно отвратительно; но при этом они ещё были вполне пышными и густыми, от этого вдвойне выглядели они неприятно для Луки. «Одеты смазливо, как обсосы, – подумал Лука, – и цепи никчёмные. Да кого они строят из себя, эти черти?»