Переверзев заговорил, щедро приправляя слова крепкими ругательствами. Кир не расслышал, но, кажется, что-то про насосы и про то, что соваться сейчас туда — чистое безумие, в любой момент долбанёт.

— Что там у вас? — к Савельеву пробился Литвинов, видимо, только что подоспевший. Вести тут на станции разлетались быстро. — ЧП?

— Боря, надо убирать людей отсюда! Слышишь? — Савельев повернулся к Борису Андреевичу. — Уводи всех!

— Куда уводить-то? Паш, что происходит?

— Да, … — Савельев покрыл Литвинова трехэтажным. — Что ты, Боря, как курица на насесте. Куда уводить, куда уводить? Эвакуируй, мать твою, всех. Выше выводи, на административный, на военный, не стой, как неживой! — и он снова повернулся к Переверзеву. — Фёдор, ты уверен, что дело в насосах? Ну?

— Не уверен. Но это вероятнее всего. Да только если б знать наверняка, какой насос, и то… там сейчас уже температура как в бане! Всё слишком быстро произошло, и утечка увеличивается — расклад такой, что хреновей не бывает. А у меня техника безопасности, Пал Григорьич, я людей вывел первым делом. Может, там вообще не в насосах дело, надо останавливать, по-другому невозможно…

— Невозможно? — Савельев побледнел. — А ну давай инструмент! Быстро, у тебя пять секунд!

Переверзев куда-то метнулся. Люди, стоящие плотной стеной, расступились. До Кира не сразу дошло, зачем Павлу Григорьевичу потребовался инструмент, зато Литвинов, который всё ещё стоял здесь, несмотря на только что полученный приказ, среагировал мгновенно.

— Эй, Паша, ты чего удумал? — он сделал шаг в сторону Савельева. — Совсем спятил?

— Я тебе что сказал, Боря? Тебе уши ватой заложило? Давай людей уводи!

— Это тебе, Савельев, наверно, где-то что-то заложило и не иначе мозги! Ты сам, что ли собрался туда лезть, идиот? Говорят же тебе — непонятно, где там течь. И выяснить нереально!

— Это мы посмотрим, реально или нет, — Павел Григорьевич отодвинул Литвинова, крикнул куда-то в сторону. — Ну, Фёдор, что ты там колупаешься? Быстрее давай.

— Сейчас, — возникший словно ниоткуда Переверзев сунул в руки Савельева небольшой ящик с инструментами. — Только, Пал Григорьич…

— Некогда, Фёдор…

— Павел Григорьевич, ты же не собираешься сам туда? — вперёд выступил мужик в белом халате с желчным лицом. — Ополоумел?

— Паша, в себя приди! — Литвинов загородил Савельеву путь. Его красивое лицо заметно изменилось — исчезла привычная насмешка в зелёных глазах, чётче обозначились складки возле рта, на переносице появилась глубокая морщина. Кирилл никогда ещё не видел Бориса Андреевича таким. Даже, когда они с Катей и Сашкой прибежали к нему в ту ночь, сообщить, что в Савельева стреляли, — даже тогда на лице Литвинова не было такой тревоги, как сейчас, и даже больше чем тревоги. Страх, вот что явно проступало сквозь напускную жёсткость, что плескалось в зелени глаз, страх за друга и ещё решимость — костьми лечь, но не пустить Савельева.

— Отойди, Боря, — Савельев сказал это тихо, но Кир, который стоял недалеко, надёжно скрытый от глаз чьей-то массивной спиной, услышал каждое слово. Как, впрочем, и все вокруг, потому, что гвалт, стоящий тут ещё секунду назад, внезапно стих — люди замерли и следили за Павлом Григорьевичем с каким-то странным выражением. — Не вынуждай меня с тобой драться. Я всё равно пойду. А у тебя приказ — эвакуировать людей и немедленно. Ну!

Последнее слово Савельев гаркнул так, что Кир вздрогнул, а Литвинов отшатнулся и нехотя отступил. Савельев поудобней перехватил ящик с инструментом и бросился по коридору к паровой камере.

— Паша!

Кир резко обернулся на знакомый голос и увидел Анну Константиновну. Она пробиралась сквозь толпу, взволнованная, очень бледная, а потом вдруг остановилась, словно всё поняла. Замерла на месте, застыла и только беспрестанно заправляла за ухо нервным жестом жёсткую чёрную прядку.

— Совсем сбрендил Савельев, — произнёс желчный мужик, и в этой короткой фразе удивительным образом мешалось неодобрение с восхищением. — Нашёл время геройствовать. Так глупо себя подставить. Если б знать, какой насос, а так…

И вдруг Кир похолодел. В памяти всплыл вчерашний вечер.

Влажное неровное пятно на бетонном полу, маленькие руки Марии Григорьевны, ловко проверяющие соединение на трубопроводе, тревожная морщинка, разрезавшаяся красивый лоб. Надо записать, Кирилл, в журнал, сможешь? Конечно, смогу, Мария Григорьевна. Ручка пишет плохо, соскальзывает на замасленном листе, видно, хватались за журнал грязными, плохо вытертыми руками. Кирилл старательно выводит в журнале: «предположительно утечка в третьем бустерном насосе — проверить», ставит для убедительности восклицательный знак…

— Третий! — заорал Кир не своим голосом.

Вздрогнула, очнувшись, Анна Константиновна, и завиток, который она с таким упорством пыталась заправить за ухо, выскользнул, спружинил упругим чёрным колечком на мертвенно-бледную щёку. Недоумённо уставился на него Переверзев, и не он один — все взгляды, казалось, были теперь устремлены в сторону Кирилла Шорохова. Стоявший впереди мужик отступил в сторону, и Кир оказался почти лицом к лицу с Литвиновым.

— Ты тут откуда, мать твою? Тебя только не хватало! Чего орёшь? — шумно и зло выругался Литвинов, но Кир его не слушал.

— Третий бустерный! — крикнул он и рванул по коридору туда, где вдалеке ещё маячила спина Савельева в белом халате. — Утечка там! Третий насос! Павел Григорьевич! Третий!

Кир нёсся по коридору, что было мочи, споткнулся о развязавшийся шнурок, чудом удержался на ногах.

— Да стой ты, идиот! Куда? — загрохотал сзади Литвинов.

— Кирилл! Стой! — это уже отец, Кир узнал его голос, но всё это было сейчас неважно. Важным было докричаться до Савельева.

— Третий насос! Слышите? Третий!

Савельев его не слышал. Белый халат Павла Григорьевича скрылся в проёме, ведущем к лестничному маршу — насосы были на третьем ярусе паровой.

— Третий! — Кир добежал до лестницы, и ему в лицо дохнуло жаром. Он остановился, дыхание сбилось, обжигающий воздух тут же забрался в лёгкие. Спина Савельева маячила на самом верху. Кир схватился за металлический поручень — он был ощутимо горячим, и быстро стал карабкаться по ступеням, снова наступил на шнурок, чуть не растянулся и не слетел кубарем вниз. — Павел Григорьевич! Третий насос!

Наверху было совсем жарко. В гул работающих машин вплеталось что-то ещё — Кир не понимал что. Какая-то смесь тревоги и необычного шума. К тому же вокруг стоял плотный, вязкий туман, он ощупывал лицо и тело жаркими влажными ладонями, футболка под спецовкой взмокла и прилипла к спине. Пар — догадался Кир. Откуда-то из дальних уголков памяти всплыли рассказы, то ли отца, то ли его отцовских приятелей, о разных происшествиях, несчастных случаях — стало страшно, но именно этот бестолковый страх и двигал вперёд, не давал стоять на месте. Кир, аккуратно лавируя между оборудованием, поспешил к насосам, пытаясь одновременно разглядеть сквозь пар, где Савельев, но неожиданно, почти уткнулся тому в спину.

— Третий, Павел Григорьевич!

Савельев наконец обернулся, удивление на лице быстро сменилось привычной гримасой злости и раздражения.

— Ты? Твою ж мать, Шорохов! Ты куда припёрся? Пошёл вон отсюда! Немедленно!

— Третий насос! Третий бустерный насос! — Кирилл тяжело дышал. — Там утечка… мы вчера…

Савельев всё понял. Коротко выругался, метнулся в сторону насосов и тут же крепко приложился плечом о торчащую поперёк дороги трубу. Кир вспомнил, что вчера Данилыч тоже то и дело стукался об неё, а Савельев габаритами если и уступал его наставнику, то ненамного. Павел Григорьевич наклонился, попытался пробраться через препятствие, но Кир его опередил, юркнул вниз, ловко пролез через узкий проход и уже через полминуты был у насосов.

— Ну? Видишь там что? — Савельев продирался следом.

— Тут она! — Кир подскочил к трубопроводу. Тому, под которым он вчера и обнаружил пятно.

— Перекрой обратные клапаны! — заорал Савельев. — Два синих вентиля! Видишь?