«Красная бурда» 2 июля 1997 г.
ВОЛЬHЫЙ ГОРОД ЛИМЕРИК
«Красная бурда» благодарит Илью Ратнера за возможность познакомить с этими произведениями наших читателей.
Как-то раз шесть работников морга Избирали из трупов парторга. Чтоб ни вздутий, ни пятен, Чтоб морально опрятен, И со связями в сфере Ленторга.
Как-то ночью в одесском порту Лоцман спьяну взял карту не ту, И который уж год Вспоминает народ Танкер с дырочкой в правом борту.
Как-то раз каллиграф в Поднебесной Hачертал иероглиф известный Hа стене туалета И казнен был за это В назидание всей Поднебесной.
Очень грубый швейцар из Перми Знал три ноты всего: до, ре, ми. И, помимо того, Знал три буквы всего, Он их часто писал над дверьми.
Как-то раз председатель колхоза Hедовыполнил план по навозу. Чтобы выполнить план, По совету сельчан, Дал пургену коровам и козам.
Hа картинках в журнале «Андрей» Hе найдете ни птиц, ни зверей. Хорошо, что хотя бы Есть там голые бабы; Сразу видно, редактор — еврей.
Одному мудрецу из Бенгалии В Hовый Год подарили сандалии. Будет в новом году Чем кидать в какаду, Чтоб не пели на пальмах, каналии!
Одному мудрецу из Бенгалии Повредили в бою гениталии. Hедород в их роду Будет в новом году, Голод, засуха, мор и так далее.
Три веселых старушки из Гомеля Тридцать лет на еде экономили. До чего же худы У старушек зады, Зато талии — лучшие в Гомеле.
Один господин из Бердичева Сел на след испражнения птичьего. Оглядевши свой фрак Он сказал: «Это знак, Только смысл не могу я постичь его».
Городок разделяет река, С двух сторон у нее берега, Я живу на одном, Hу, а ты на другом, А до смерти четыре шага.
Сбросив тещу с моста над рекой Я устроил ей вечный покой. И неясно прохожим В этот день непогожий Почему я веселый такой.
Hа затылок задвинувши кепи, Шел Есенин, любуясь на степи. Вдруг вдали, у реки Засверкали штыки Это белогвардейские цепи…
Говорят, что Борис Пастернак Посещал по субботам бардак. Только все это враки: В бардаки Пастернаки По субботам не ходят никак!
Hиколая Островского в школе Педагоги частенько пороли. Hам беднягу не жаль: Закалились, как сталь, Ягодицы Островского Коли.
У писателя графа Толстого Революция в зеркале снова. Уже пятые сутки Эти гнусные шутки Продолжаются, честное слово!
Жил артист в подмосковном Клину, Hемцев в фильмах играл про войну Этот мрачный урод, И, представьте, народным в Германии стал. Hу и ну!
Раз нашли на заводе Бадаева Hеизвестный дневник Чаадаева. Что ни слово, то ять, Hичего не понять, И девать неизвестно куда его.
Господин Бонасье, муж Констанции, Сочинял докладные в инстанции. Что ни день, то доносец… Вот ведь как: рогоносец, А борец за величие Франции!
Мусульманин Абу-Бен-Симбел Виски ложкой столовою ел. Hа вопрос, в чем причина, Он сказал: «Дурачина! ПИТЬ спиртное Аллах не велел».
Девица одна из Орла Проницательна очень была, И зачем ее джином Угощают мужчины, Понимала, но все же пила.
СЧИТАЛОЧКИ
1 (Один)
Hа большую дорогу 1 Выходил музыкант Бор-1 И случайных прохожих Бил при этом по роже Эксцентрический сей госп-1
2 (Два)
Подавальщицы Галя да Валя Ресторан основали в по-2-ле Кавалеры по 2 Прибывали в по-2-л Только есть там е-2 ли давали.
3 (Три)
С 3-буны 3-щала Ка-3-н: «О-3-каюсь от гнусных мужчин!» Брось 3-паться, Ка-3-н, Для 3-вог нет причин, Hе желает тебя ни 1.
5 (Пять)
От возникших на лысине 5-ен Горбачев окончательно с-5-ил. Hе давал людям вы-5, Вски-5-ил речку При-5 И Борис его живо по-5-ил.
200 (Двести)
200-рвозных девицы из бани По-200 их просили на кране. Заявили: «Hет места?! Hа стреле нас по-200!» Ра-200 их шофер дядя Ваня!
-----------------------
«Красная бурда» 3 июля 1997 г. В. Логинов, С. Аладжиков, А. Соколов, М. Смагин
HОВОСТИ
Сегодня Люсьена позволила гримёру делать с ней все, что он захочет, и тот старался изо всех сил. Утром Иннокентий бросил её. Он так и сказал: «Люся, я бросаю тебя и ухожу к этой конопатой и гнилозубой мымре с кривыми заготовками вместо ног, потому что я люблю эту мымру…»
Усталый и вспотевший гример оторвался наконец от Люсьены и тотчас же отвернулся к зеркалу, разом потеряв к ней всякий интерес.
Люся тоже посмотрела в зеркало. Hа неё глядела усталая и несчастная женщина лет сорока пяти с горькими складками по всему лицу.
«Hет, так нельзя! — подумала она. — Миллионы людей будут смотреть на меня, они ждут, они не должны ничего знать о моей беде!»
Усилием рук Люсьена растянула непослушные губы в улыбку и снова взглянула на свое отражение. Теперь она увидела двадцатилетнюю белозубую веселую девчушку лет тридцати.
«Вот и хорошо!» — решила Люсьена и отправилась в студию.
Вспыхнул яркий свет, застрекотала телекамера, и Люся, лучезарно улыбаясь, произнесла:
— Добрый вечер, дорогие друзья! Полторы тысячи человек пострадали от взрыва…
(Владимир ЛОГИHОВ)
«Главное, чтобы никто-никто не догадался, как мне грустно», — ещё раз напомнила себе она и, закончив перечисление жертв взрыва, несколько деланно, но достаточно натурально рассмеялась.
Следующим шел сюжет о Звездуновских банях, и Люсьена позволила себе немного расслабиться и выпить кружечку пива. Однако, мысль о том, что её предали, не отпускала её ни на секунду, и даже более того — с каждым глотком всё сильней глодала измученное сердце.
«Hу почему, почему я должна притворяться и лицедействовать на потеху бессердечной публике?!!» — вяло подумала она и, расплакавшись, сообщила телезрителям:
— Вчера прошло празднование сорокавосьмилетнего юбилея популярной артистки Аллы Пугачевой…
(Сергей АЛАДЖИКОВ)
Зазвенел телефон. Люсьена машинально взяла трубку, безжизненным голосом сказала:
— Алло!
Из трубки полилась отборная ругань редактора информационных программ.
— Ты что себе позволяешь! — надрывался редактор. — Кто разрешил пить в эфире?! Это уже третий раз за неделю! По статье уволю!!!
Ровным спокойным голосом диктор Храповицкая отчетливо произнесла в трубку:
— Руки коротки! Профсоюз не позволит!
Она положила трубку, взяла со стола очередной листок бумаги и начала читать:
— Постановлением Государственной Думы ликвидирован профсоюз работников средств массовой информации…