Аграфена смотрела на внучку, широко раскрыв глаза, и вид у неё был растерянный, а вот игуменья Анастасия вглядывалась в Дуню и когда та замолчала, то прочитала благодарственную молитву.

Боярышня уже хотела привести примеры возможных жизненных очерков, но больно уж странной была реакция на её слова.

Игуменья прикрыла глаза, чтобы сестра и внучка не заметили блеска в её глазах. Вдохновение смешалось с сожалением потерянных лет. Как бы она хотела написать о собственных чаяниях, о полученных знаниях и невозможности их реализовать. Всю жизнь пришлось прожить так, как заведено предками. И вот, она стала игуменьей и теперь сама себе не даёт расправить плечи, подчиняясь заведённым правилам.

А Дуняша права! Лишняя земля не благо, а ярмо на шее. Вместо того, чтобы прислушаться к себе и почувствовать искру божью, монахини вынуждены считать мешки с зерном и выискивать новых должников.

Надо было всего лишь остановиться и посмотреть на свою жизнь со стороны. У них же всё есть, чтобы жить в достатке и заниматься тем, что любо. Сама Анастасия давно уже начала составлять словари иноземных языков, а её сестра тайком записывает детские сказки. Сестра Пелагея много лет зарисовывает растения и пишет способы их применения, а сестра Агата хранит записи покойной сестры Евфимии о приготовлении разных блюд и пополняет их. Дуня уверена, что это нужно не только им, а всем… И ведь права девочка, ой как права!

Примечание:

Юрьев день — 26 ноября. За неделю до этого дня и неделю позже крестьяне могли расплатиться с владельцем земли и уйти от него к другому. Дуняша живет в 1467 г и сейчас этот уход ещё не узаконен. Крестьянин может сняться с места в любое время, но всем удобно рассчитываться в ноябре, когда завершается сельскохозяйственный год. Вскоре в 1497 г появится запись в судебнике, которая запрещает уход в иные дни, кроме как неделя до и неделя после Юрьева дня. А уже во времена правления Ивана Грозного это правило перестанет быть незыблемым, а после его смерти выйдет указ, что крестьянам никуда уходить нельзя. Сиди и терпи, а если ушёл, то беглый.

Глава 2

Дуняша брела за наставницей Пелагеей и поёживалась, когда мокрый от утренней росы подол лип к ногам.

— Мы с тобой выйдем на лужок, отдохнем и начнём сбор, когда солнышко подсушит росу, — поучала монастырская травница.

— Угу, — соглашалась боярышня. Она уже многое знала о травах и лишних вопросов не задавала.

— День будет жарким, поэтому придется поторапливаться, чтобы успеть до того, как Ярило войдет в полную силу и начнет жечь нашу травку.

— Ага, — отозвалась Дуня, но при этом покосилась на Пелагею. Травница не первая монахиня, упоминавшая всуе славянских богов.

— А пока мы идём, я расскажу тебе о мхе. Вон, смотри он растет!

— Это сфагнум.

— Пусть сфагнум. Его кладут на гнойные раны, на язвы, а ещё можно спину полечить им. Моя бабка говорила, что отваром его гнойные глаза лечила, но я не пробовала.

— Мох прямо берут и кладут на рану?

— Берёшь чистую тряпицу, наполняешь её мхом, сбрызгиваешь подсоленной водой, прикрываешь этой же тряпицей и кладешь на рану. Мох вытянет гной и всё дурное, а ты вовремя меняй повязку.

— Ага, значит без стерилизации не обойтись.

— Чего?

— Это я с латыни перевожу слово «чистое».

— Ну да, — Пелагея попробовала повторить слово стерилизация, но запутавшись, бросила. — Я стираю тряпицы, потом под ярым солнышком сушу, а после ещё возле жаркой печи держу.

Дуня уже в который раз поразилась знаниям отдельных людей этого времени, и не пожелала отставать:

— Можно сделать чугунный короб с дырочками по бокам и размером с ладонь, приделать к нему крышку и ручку. Внутрь засыпать угольков, подождать, чтобы дно прогрелось и проглаживать тряпицу, когда пасмурно и нет времени выжаривать её на печи.

— Дельно, надо попробовать, — одобрила Пелагея. — Слушай дальше. При сломе кости, когда сложишь её и приладишь палки с разных сторон, то подложи мха, чтобы твердые части не тёрлись о кожу.

Дуня невольно перекрестилась, прося бога, чтобы не довелось ей складывать чьи-то кости, но внести предложение не забыла:

— Не палку надо для этого дела, а гипс.

— Дунька! — осерчала Пелагея. — Да что ж ты перечливая такая? И где я тебе гипс возьму?

— Пф, да хоть бы в кремле! Там перестройку затеяли и мастера модельки из гипса ваяют, чтобы показать князю, как всё хорошо и ладно будет.

— Э, ну ладно, разузнаю. А ты слушай, да запоминай! Мох можно высушить и посыпать им рану, а можно сделать мазь…

Пелагея вела боярышню к лесной лужайке и рассказывала по пути о тех растениях, что видела. Потом они собирали луговые травы и обратный путь вновь превратился в лекцию.

Дуня устала, но первым делом села записывать полученные знания, разнося их по отдельным темам, чтобы была хоть какая-то система. После разлада с доносчицей Серафимой её переселили в другую келью. Она была меньше размером, но крошечный столик для письма туда вместился. К сожалению, писать за ним можно было только стоя. Зато ей было вручено одно из первых изготовленных перьев!

Это помогло смириться с потерей бизнес-проекта. Когда бы у неё дошли руки до реализации идеи? А сколько времени потребовалось бы на раскрутку проекта? И как было бы обидно, когда изготовление перьев перехватили бы более сильные и хваткие мира сего, если дело пошло бы на лад.

Дуня размяла пальцы и вернулась к размышлениям о том, сколько всего было забыто уже к восемнадцатому веку, а потом путем неимоверных усилий открывалось заново!

Её работу прервала заглянувшая в келью одна из девочек-сирот, что прижились при монастыре.

— Дуня, ты сегодня будешь расписывать трапезную?

— А краску привезли?

— Вроде нет, — замялась девочка.

— Тогда не буду, — вздохнула боярышня и вернулась к своим записям. По уму надо бы сделать второй экземпляр и отдать Пелагее. Пусть учится правильно оформлять лекционный материал…

— Постирать чего надо, а то тут эта… — не отставала девчонка.

— Так я же вчера всё отнесла… Слушай, чего тебе надо? — догадалась Дуня.

— Э, ну-у, ты же учёная… писать умеешь…

— И?

— Запиши мой секрет по варке сбитня.

Дуня присмотрелась к девчонке.

— А-а-а, ты же Стеша?

— Ага!

— Иди к сестре Агате, она как раз собирает и записывает кулинарные рецепты.

— Э, а ты?

— А я лекарственные рецепты записываю! — важно пояснила Дуня.

— Так мой сбитень не только на меду, а ещё на травах варится, — как непонятливой пояснила девчонка.

Дуняша глубоко вздохнула и строго посмотрела на Стешу, надеясь, что та смутится и убежит, но та лишь глазоньки опустила, а с места не сдвинулась.

Дуня ещё раз вздохнула, но совесть у просительницы не проснулась.

— Ладно, диктуй!

— Чего?

— Говори давай, что для твоего сбитня требуется и как варить его.

Боярышня подвинула к себе чистый лист и требовательно уставилась на вдруг заволновавшуюся Стешу.

Дуня вся взмокла пока записывала ни много ни мало, а эликсир жизни. Судя по списку трав, сбитень Стефании активировал мозговую деятельность, стимулировал память и придавал энергию телу.

— Всё?

— Всё, спасибо тебе.

Девчонка красиво, в пояс, поклонилась и протянула руку за свитком.

— Потом отдам, — огорошила её боярышня. — Сначала я для себя перепишу.

— Но это же секрет, — возмутилась она.

Дуня поднялась и перекрестилась, обещая, что не будет наживаться на этом секрете и вытолкала опешившую девчонку.

Нет, ну а что она хотела? Знает же, что главной целью всех записей является сохранение знаний для потомков! Пусть гордится, что рецепт её семьи попал в Дунину копилку.

Переписав всё себе в самодельную тетрадь, она сложила свои богатства в сундук и решила прогуляться, посмотреть, кто чем занят сейчас. Стоило ей только выйти, как солнечный жар тяжеленной плитой опустился на плечи.