Сам Платон был в клинике под охраной, и к нему не пускали. Пожалуй, если бы не Илья, удержавший ее, она бы обернулась в боевую форму и разнесла весь «Цербер» по камушку, чтобы добраться до сына.

– Агата, я понимаю твое негодование из-за их молчания. Но твои дети просто хотят тебя защитить.

– Ну да, совсем как их отец тридцать лет меня от правды защищал. Очень похоже! – вспылила она. – А ты, ты знаешь, что там случилось?

– Знаю, – вздохнул Макаров. – Платон прибегнул к очень темной магии. Пострадал обычный человек. Я не могу рассказать подробности. Дитрих и Златон пошли на сделку с арбитрами на условиях неразглашения.

– Он столько месяцев в коме провалялся! Какая еще темная магия, Илья?! Платоша не мог, просто не мог, я не верю… – Она умолкла, на плечи навалилась огромная усталость.

Неужели это все дурное влияние отца? Ну, конечно же! Кто еще мог научить ее мальчика такой чернухе. И во всем этом виновата она. Не сумела оградить детей от этого самого влияния. Не распознала его. Не смогла вовремя защитить.

– Что теперь будет? – всхлипнула она, чувствуя, как глаза начинает щипать. – Его посадят?

Стоило представить Платона среди давящих неуютных стен магической тюрьмы, как становилось физически больно и плохо.

– Учитывая, что серьезных последствий не наступило, вряд ли ему светит что-то серьезное. Но так как пострадавшие все-таки есть… то максимум – «Теневерс» на пару лет.

– Пару лет, – ужаснувшись, она схватилась за сердце, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Она вцепилась в рубашку Макарова как в спасательный жилет. – Илья, я знаю, ты ни за что не будешь использовать свое положение, ты очень честный и принципиальный, за это я тебя и люблю, но, пожалуйста, помоги спасти моего сына.

Она произнесла это и сама поняла, насколько жалко прозвучало. Вспомнилась старая история с Медеей. Макаров предпочел уйти с влиятельного поста при Арджеше, опустился на самый низ иерархии, но отказался закрывать глаза на преступления убийцы.

Илья же смотрел на нее каким-то особым взглядом и… улыбался?

– Не так я рассчитывал получить признание в любви, – произнес он, нежным прикосновением стирая слезинку с ее лица. – Какие уж тут принципы.

– Илья…

Он приложил палец к ее губам, не давая договорить.

– Не переживай. Я сделаю всё что смогу, – твердым голосом пообещал он. – Только обещай не говорить никому. Да и кроме того, у вас же там прабабка, кажется, с Анной Рихард дружна…

– Кто такая эта Рихард? – нахмурилась Агата, она первый раз слышала это имя.

– Неважно, – отмахнулся мужчина. – В общем, если что, скажем, что это ваша бабушка подсуетилась. Идет? – Он наклонился и шепнул ей на ухо: – Не будем портить мою репутацию неподкупного арбитра.

– Спасибо. – У нее буквально камень с души свалился.

– Хм… – Он хитро прищурился. – Спасибо? Я первый раз взятку беру, думаешь, отделаешься спасибо? Лучше скажи еще раз, что любишь меня.

– Люблю! – с готовностью повторила Агата и внезапно захотела спросить: – А ты?..

Конечно, он говорил ещё в самом начале, что когда-то давно влюбился в неё как мальчишка. Но одно дело – влюбиться. А другое – полюбить. Всерьез. Принять со всеми недостатками и согласиться, что им не просто комфортно вместе. А что их связывает нечто большее.

Может, это Агата умудрилась полюбить его, а Макарову просто удобно с ней?

– А ты сомневаешься? – Илья притянул Агату к себе и поцеловал в кончик носа. – Конечно, люблю. И всегда любил.

Их идиллия была почти безоблачной. Пусть за пределами дома царил хаос, но пока рядом Илья, всё как-то сглаживалось. Платону выбили домашний арест. Златон с Дианой поженились (а не такая уж и плохая девочка, если присмотреться), Таисия забеременела. Столько событий, и дурных, и радостных, что у Агаты порой голова шла кругом.

Серп продолжал писать. Иногда с явно скрытыми угрозами (наверное, открытую не пропустили бы арбитры), иногда – с обещаниями, что вот-вот он вырвется на волю и их жизнь наладится. Нет, даже не так.

«Всё будет как раньше», – обещал Серп, и Агату передергивало.

Её бывший муж так и не понял, что «как раньше» пугает Агату до чертиков. Ей не надо ни как раньше, ни по-новому. Ей вообще больше не нужен Серп Адрон. Она излечилась от его яда, что пропускала через себя последние тридцать с лишним лет.

Письма она комкала и рвала, оставляя без ответа. Читала – но только для того, чтобы понимать, что творится в голове у Серпа. Чтобы иметь возможность забить тревогу в случае необходимости. Конечно же, она не сомневалась, что в «Теневерсе» он бессилен, но дурное предчувствие не покидало.

Он из мертвых умудрился вернуться. Что ему какая-то тюрьма?..

Да и, если уж говорить начистоту, она до последнего верила, что Серп одумается. Признает свои ошибки. Поймет, как много боли причинил семье. Извинится.

Должен же в него хоть кто-то верить?

Впрочем, каждое новое письмо уничтожало толику её надежды.

Платон, лишившись орочьей магии, совсем замкнулся. Запертый в семейном особняке (сугубо его выбор, никто не заставлял возвращаться в дом детства!), он отдалился от семьи окончательно. Агата готовила ему еженедельно, присылала по целому холодильнику еды, подкладывала милые записочки. Порывалась позвонить или договориться о встрече, но Макаров запретил.

– Отстань ты от парня, – хмыкал Илья. – Он, может быть, медитирует там целыми днями и постигает дзен? Поверь, ему мамка с нравоучениями сейчас меньше всего нужна.

– Я не собираюсь его ничему учить! – спорила Агата.

– Ну, конечно. Ты даже в письмах своих постоянно пишешь «лечись, надо выздоравливать», «не перетруждайся, тебе вредны чрезмерные физические нагрузки», «позвони братьям, они волнуются». Ты думаешь, парень не в курсе, что ему нужно? Он ученый, уж разберется, как выжить. Агат, не морщись. Платон сам просил тебя дать ему время и не вмешиваться.

– Знаешь, легко говорить. Были бы у тебя свои дети – ты бы меня понял, – отбрила Агата и тут же пожалела о своих словах.

За что она винит Илью? За то, что потратил годы на работу и чувства к ней, потому и не завел семью?

– Прости! Прости, пожалуйста, – мотнула волосами она и кинулась обнимать своего мужчину. – Я не хотела тебя обидеть.

Но во взгляде Макарова уже появилось что-то печальное. Он отстранился, глянул на неё, склонив голову набок.

– Незачем извиняться. Ты права, Агат. Своих детей у меня нет, но… никогда не поздно начать.

– Что ты имеешь в виду?

Почему-то почудилось, что он добавит: «Я ухожу от тебя к молодой и красивой, а главное – бездетной; мы наделаем кучу отпрысков, а ты вечно бегай со своими великовозрастными детинами».

Наверное, в этом даже будет горькая толика правды. Ну какому мужчине понравится вечно быть задвинутым в дальний угол? Они ведь хотят внимания и ласки, а не обсуждать чужих сыновей.

Но Илья даже сейчас умудрился поставить её в тупик.

– Ну, допустим, как ты смотришь на то, чтобы через пару лет задуматься о продолжении рода?

– Кому задуматься? Мне?

– А кому ещё вынашивать наших общих детей? – фыркнул Макаров, приобняв её за талию.

– Но я же уже…

Она хотела сказать «немолода», хоть это и не было правдой. Внутренне Агата всегда любила повторять, что в её возрасте другие орчанки только-только рожают или выходят замуж. Но одно дело – какие-то там другие. А совсем иное – она, уже воспитавшая троих сыновей и умудрившаяся прожить в браке целую вечность.

Она до недавнего времени вообще думала на себе крест поставить. Всё, хватит, нагулялась, можно и о вечном подумать.

Если бы не появился Илья – неизвестно, дошли бы её «свидания» с мужчинами до какой-то логичной развязки. Скорее всего, Агата просто отказывала бы каждому следующему «ухажеру», не желая впутываться в новые отношения.

Она бы и Илье отказала… просто он не спрашивал.

С недавних пор еще и спину на нервной почве прихватило. Ничего критичного, но когда в тебе кипит орочья кровь – вдвойне обидно мазать поясницу обезболивающими натирками.