Гротери принес на север магию. Таинства темных искусств. Он создал Гротенберг тогда, когда Культ Пяти1 был ещё в своей человеческой ипостаси. Когда не мнили себя богами. Ходил слух, что Культ по-настоящему обрел свою силу лишь после того, как Контер — ныне известный как Киран — обратился к наместнику с мольбой обучить их его знаниям.

Мог ли тот полагать, что его ученик, передав знания своим братьям и сестрам по культу, выведут его наследие, открыв Пути Просветления, на такой уровень? Что, став божествами, отринут человечество от себя, и забудут, оставив лишь ритуалы, а того, кто близок к человеческому, изгонят? Асари покачал головой, прогоняя ненужный поток мыслей.

Только одно его раздражало сейчас, глядя на монумент. Основание статуи покрывали отпечатки ладоней каждого из правителей Гротенберга, признаваемых духом-основателем. Или, по крайней мере, тем, что от него осталось. Лишь тот, кого нарек прошлый правитель, мог принять этот дух.

Отпечатка Мэйнард среди них не было. Тринадцать предшественников, и фальшивка, не признанная их Первым среди правителей. Асари не видел коронации Элеоноры, но мог поклясться, как перекосилось лицо девушки, понявшей, что будет править вопреки. А, быть может, своими познаниями в магии, она и обманула временно народ в то время. Что знает простой люд о магии? Лишь то, что им рассказывает духовенство, а это практически ничто.

Обостренный слух распознал в хоре голосов металлический скрежет. Тяжелый мост в замок Гранвиль впервые за эти годы, по-настоящему распахнул свою пасть. Начинается. Асари не заметил у себя торжествующей улыбки. Только подкативший к горлу ком, и как вцепился железной хваткой в перила, вытянувшись по струнке. Пытался разглядеть через проклятый туман хоть что-то.

1 — «Культ Пяти» — культ, основанный пятью магами — Анно, Риел, Вакантом, Кираном и Унрель (под этими именами они станут известны намного позднее, войдя в «божественный» статус) — с целью возвышения людей над своей сущностью. Обнаружили «Пути Просветления», но, возвысившись, решили похоронить секрет от простых людей, осознавая цену за изменение своей сути. Пока в них оставалось человеческое, создали «Песнь», содержащую в себе магическую формулу, тем самым позволяя пользоваться крохами магии даже тем, кто магического потенциала не имел. В отличие от множеств божеств этого мира, долгое время, несмотря на божественный статус, обитали среди людей.

11.2

Центральная площадь. Новый Гротенберг

«Пусть милость божья нас спасет,

Поможет Путь найти.

Благодаря милости высшей,

Ведущей нас сквозь трудности жизни.

Мы призываем свыше поддержку и силу,

Чтобы идти по Пути истины,

Как шли Вы до нас».

Стих Предвестника

С возвышения спускалась одинокая карета. Выполненная в черных тонах, и запряженная белыми лошадьми, она казалась, скорее призраком, двигающимся в сторону площади Божеств. Люди замерли, остановили службу, нарушая правила. Жрецы разошлись по широкому кругу, замирая в ожидании. Верховная Жрица жестом остановила хор, и подала знак. Закружились рясы, занимая вверенные им места. Стража словно вытянулась по струнке, сбросив сон с плеч. Простые люди остановились в недоверии. Столько лет королеву никто не видел. Столько лет духовенство выставляло её злом, источником проклятия, и именно в тот день, когда возносятся почести божествам, вестница Ваканта явила себя воплоти.

«Она не боится?» — Зароптали в толпе. Не боится гнева остальных божеств, не признающих Ваканта, и его культ. Не боится духовенства, выступающего против неё почти в открытую.

Когда карета приблизилась к площади, казалось, что прошли столетия. Кучер соскочил с козел, и постучал в окно кареты. «Прибыли, ваше Величество», — едва слышно проговорил мужчина. Он был одет во все черное, и даже лицо его скрывалось черной тканью, похожей на траурную вуаль. Движения были смазанными, нечеткими, будто бы что-то мешало их разглядеть.

Двери кареты открылись, и вышел другой мужчина. Он подал руку в непроглядную темноту, откуда показалось скромное белое платье, а следом, и высокая худая женская фигура. Идеальная осанка, и мертвенно пустой взгляд. Она походила на невесту в таком виде, а ритуальные атрибуты, поверх свободного платья удивительным образом казались лишними и инородными. Её светлые волосы за эти годы выгорели, и стали белёсыми, как пепел. Подобно своим слугам, правительница города опустила кружевное полотно, обернулась на маячивший на грани видимости сквозь сизый туман замок Гранвиль, и двинулась к помосту. В руках Мэйнард сжимала церемониальный меч, сияющий червлёной гравировкой и тяжёлый с виду. Но несмотря на её хрупкую фигуру, женщина держала оружие с легкостью.

Лишь через мгновение Жрецы увидели, что из тумана шагает стража. Конечно, Мэйнард понимала, как рискован этот шаг — выходить в народ, который тебя проклинает. На её лице не было никакого беспокойства лишь холодная, уверенная улыбка.

Двигаясь бесшумно, словно призрак, с едва уловимым шелестом церемониальных одежд, походящих скорее на звон кандалов заключенной, вступила на каменные ступени, поднялась к центру площади. Вестник в изумлении уступил ей место. Ей, и её слуге, следующему за ней следом.

На миг воцарилась напряженная тишина. Мир, словно замер в предвкушении чего-то, что обязательно должно произойти. Все вокруг уловили изменение в пространстве. Незримое присутствие наблюдателей.

— Гротенберг. Я прошу прощения за то, что покинула тебя! — Неожиданно громко проговорила Мэйнард ровным и твердым голосом. — Боги, верно, должны простить мне мою болезненную слабость от чумы, принесенной проклятым Вакантом на наш город. Вакантом, и его Вестником. — Она выждала, оценивая настроение толпы. Руки её потяжелели от меча, будто ни она опиралась на его стальную плоть, а он давил на свою обладательницу. Мэйнард сосредоточила внимание на одной ей ведомой точке. Чувствовала присутствие. Далекое, знакомое присутствие. Но не здесь, не в толпе. Толпа же затрепетала от шепотков. Все понимали, о ком она говорит. — Пять лет назад, когда мой муж, и весь Совет, погиб от его руки, я молила Кирана забрать его проклятую душу. Но, как видно, боги не услышали меня. — Женщина скорбно опустила голову. — Тогда, молю сейчас. Киран! Прошу праведного суда над тем, кто породил весь этот кошмар. Кто поверг судьбы ни в чем неповинных людей в вечное страдание. Услышь наши мольбы! Открою ныне торжество Божеств со скорбью в душе. Пусть Первая кровь, прольется.

Мэйнард вновь вскинула голову.

«Где же ты... Где?» — думала она, протягивая руку Вестнику божеств. Юноша из храма напел строки. «Мы призываем свыше поддержку и силу,//Чтобы идти по Пути истины, //Как шли Вы до нас», - занес руку с ритуальным кинжалом, вырезал символ культа Пяти. Кровь каплями собралась по краям раны, и Мэйнард положила окровавленную руку на рукоять.

— Второй пусть будет тот, кто был по мою сторону все годы. Сердце, переданное им задолго до этого дня. Клятва, переданная его устами. — Она осторожно надавила на плечо своего слуги, и кивнула, негромко спросив, едва он приклонил колено: — согласен ли ты стать Второй Кровью?

— Да, госпожа. — Раздался четкий ответ. Он опустил голову, чуть выдвинув вперед, и шептал слова Пути.

«Через Тьму проведу, прямо к Свету. Через муки пройду, стану пеплом»

За ними вторили и горожане, и гости города, и жрицы. В их голосах потонул свист клинка, и отсеченная голова, покатилась по площадке. Вестник поднял её, скрытую вуалью. Глаза его расширились от ужаса на миг, но ритуал требовал последовательности. В ушах звучали слова Оракула: «День, когда сердце мертвеца откроет путь богам. Ужасный день, и великий» — и он не мог с ней поспорить. Голова бывшего члена Совета, погибшего пять лет назад, сейчас словно теряла последние капли жизни, сброшенная в колодец.

— Боги, услышьте нас! – прогремел над площадью усиленный магией голос Мэйнард. Он требовал, а не молил, ибо тот, кто отдаёт самое дорогое, имеет на это право.