Как бы малое пророчество сорвалось с его пера. Как ни вспомню небрегу, вчера – потому, руки не дошли, а сегодня – поэтому, а главное потому что дорога на Масличную гору считалась опасной, и случай был – пошли старики поклониться могилам праведников, а арабы закидали их камнями, и опасался я пойти туда. Собрался и написал ему: "Есть еще время".
Однажды проверил я свои записи и увидел – все вычеркнуты, кроме той, где написано: Имяреку сыну Имярека в городе N – прах Земли Израиля. Сказал я себе: пока не исполнил я этого обещания – не вправе я выпустить эту книжку из рук.
Пока я так размышлял, увидел – несут мертвого хоронить, и вышел проводить его четыре пяди[78] земли, как велит обычай. Пока я провожал, отстали другие провожане и разошлись, и никого не осталось с мертвым, кроме похоронщиков с носилами. Беден был и немногим знаком, и не нашлось ему провожай. Пристал я к похоронщикам, пока не занесли его на Масличную гору и не похоронили.
А когда похоронили, пошел я по склону горы и накопал там и набил карманы отборным прахом Страны Израиля. Пришел я в город, зашел в ткальню и выбрал там самого лучшего холста, чтоб выдержал маяту дорожную, и сшил из него мешочек, набил его прахом и написал на нем имя и прозвище этого бедолаги и название города и страны его и пошел в Почтовый Приказ.
А на почте было полно народу – и сынов Израиля, и сынов всех прочих народов, населяющих Иерусалим, и у каждого – посылка в руках.
А приказный почтовый сидит за окошком и делает себе что-то свое. Занял я очередь и стал ждать, пока обитатель почтовых палат надумает приблизить меня. А так как почтовые приказные умеренны в деяниях своих, дано мне было время передумать многие думы. Стоял я и думал: к чему эти хлопоты, мало ли сторожу могил земли в его собственном городе, что льстится еще и прахом земли Израиля. Явился мне жирнозем тамошних полей, а с ним – чудесный запах ржи и овса, и овощей и плодов, и прочих ростков почвы, а против его – эта пересохшая земля, спекшаяся, как выжженные солнцем кости непогребенных. Не то чтоб мнил я умалить славу Страны Израиля, праведники возжелали прах ея, но говорят: своей судьбы не беги, на чужую не зарься, кто провел дни свои в иной земле, останется в ней, а наши ноги запылились прахом Земли Израильской, мы придержимся ее праха.
Пока я так рассуждаю, пришли мытарства того человека и простерлись предо мной. Были у него поля – потравили, снял исполу – ополовинили, открыл лавку – опустошили ее воинства, пока не сделался, наконец, сторожем могил. Много земель было у него, но ничто не осталось в руках, и сейчас все упование того человека – малость праха земли Израиля, как же не послать ему. Наоборот, пусть сподобится горсти собственного праха. И сказал я себе тогда: нет выше моего дара. И с вящей приязнью глянул я на того приказного, ставшего сотоварищем в посланстве моем. Странно, что тот и не заметил этого. Через час с половиной да еще с лишком добрался я до приказного. Протянул ему посылку и положил пред ним серебро. Принял он посылку и вернул ее мне и сказал: не годится. Спросил я: что значит – не годится, изволите требовать ладного холста – вот ладный холст, чтоб ладно увязано – вот ладно увязано, чтоб буквы были ясными – вот ясные буквы. Встал приказный и благозвучно наставил меня в тайнах уложений о посылках, их изготовления и направления как в пределах страны, так и за ее пределы. Столько уложений о посылках прочел мне, что ни в одну посылку бы не улеглось, да все от огорчения сразу из головы выскочили. Взял я свой прах и вышел с омраченной душой.
Конец ознакомительного фрагмента. Полный текст доступен на www.litres.ru
