Остатки энтузиазма ушли вместе с клещами, которые Штиис с Гонгорой достали друг у друга из заляпанных грязью лбов. Гонгора, уже раньше сталкивавшийся с последствиями Тропы и видевший, что та делала с людьми, успел в мыслях десять раз возблагодарить тренированные мышцы Штииса. Здесь реальная, не нарисованная цивилизацией жизнь и реальные условия смывали с человека все наносное, внешнее, что тот всегда считал настоящим, выдавливая наверх все дерьмо, которое и составляло его и только его подлинное существо. Именно потому до конца не доходил еще никто. Они видели то, вид чего выдержать не могли. И это было даже не начало. В набитой огромными, пустыми, безвкусными мыслями голове что-то бухало и гудело, перед глазами все время бродил какой-то цветной тяжелый туман. «Скажи мне еще раз, зачем я пошел на эту работу», – не оборачиваясь, рассеянным голосом занятого делом спасателя, свисавшего вниз головой на высоте двадцатипятиэтажного дома, попросил Штиис. Гонгора сплюнул и поднял глаза на рюкзак, который уходил в рваный разлив черной воды. Рюкзак некогда был изумрудным по краям и лимонно-желтым сверху. Больше он таким не выглядел.

Штиис, обходя торчавший из воды полусгнивший куст, перехватил шест удобнее. «Ты уверен, что мы не ходим кругами?» Гонгора, сгибаясь пополам, восстанавливал дыхание. Он тоже подумал, что уже видел эти кусты раньше. «Улисс должен вывести». Сейчас хорошо думалось о сухом спальнике. О теплом, уютном и мягком, словно тапочки на верблюжьем меху после сеанса ледяного душа. Спальник и меховая куртка со штанами были упакованы в непромокаемый чехол.

Первым на относительно сухой твердый пятачок выбрался Лис, с трудом узнаваемый под слоем грязи. Он сразу энергично встряхнулся, далеко вокруг себя разбрасывая воду и тину, за ним выбрались Гонгора и мотавший, как лошадь, головой Штиис. Дальше начиналась сушь. Никогда бы не подумал, что в горах бывают болота, заявил он. Отдышавшись, он принялся со стонами разоблачаться.

Освободившись от того, что несли, разделись, выжали все, что выжималось, потом самым тщательным образом осмотрели, вывернули и вытряхнули ветровки. Облачились. Штиис, закрыв глаза, привалился спиной к стволу дерева. Гонгоре пришло в голову, что перед переходом нужно было нанести на щеки и лоб глиной параллельные полосы, и комары бы не липли. Общий вид был бы достойным обложки «Times». Приспособленный выживал. Многоопытный рейнджер в очередной заброске пренебрегал удобствами. Альфа проходил во влажных лесах враждебной планеты испытание на выживаемость. С собой, как обычно, было разрешено взять только старый неразлучный талисман, нож. Однако вечный кочевник намеревался здесь не только выжить. Прищурившись, Гонгора приглядывался к неподвижным теням. За нагромождениями сучьев, камней и поваленных деревьев, откуда шел шум ручья, словно кто-то стоял. Он с каким-то совсем новым, надменным чувством размышлял, как бы повели себя сейчас те же тени, окажись у него в руках длинный тугой лук и аккуратно оперенная гусиным пером метровая стрела с чуть приржавленным металлическим наконечником, остро и грубо заточенным на самодельном станке. Одежда омерзительно липла ко всему телу, но он старался не обращать внимания.

Знаешь, как это выглядит? – спросил Штиис, не открывая глаз. Отказывает зрение. Потом отказывают руки и ноги. Подкорковые ганглии с белым мозговым веществом начинают необратимо разрушаться, и ты становишься способным на непредсказуемые действия. Потом наступает летаргический сон…

Гонгора посмотрел на Улисса. Улисс, плохо различимый в сумраке, высунув язык, бегал по сторонам темными бессовестными глазками, восстанавливая дыхание и неопределенно улыбаясь. Все-таки его организм привык уставать.

Если бы за спиной не было рюкзака, можно было бы еще повесить себе меж лопаток тяжелый нож, чтобы единым точным движением извлекать из потертых кожаных ножен и с широким замахом посылать в стволы деревьев. Нож был предметом вечной гордости. Старые умные руки делали его по собственным чертежам из особой стали, но во всех деталях повторяли элитный инструмент «NAVY Seals». На нем даже стояло маленькое скромное клеймо из рун «Хоббита». Он вздохнул. Вот так думаешь, что все предусмотрел. Потом оказываешься в болоте. От этих иносказаний никуда не деться. Он поднял глаза кверху. Позади, еще переживая приступ вялого недоумения и недовольства, медленно погружалось в свое вечное оцепенение потревоженное болото. Невдалеке гремела вода. Они осторожно двинулись на ее шум. Впереди сквозь деревья наблюдалась некоторая тенденция к подъему, и дальше должно быть суше. Достигнув нового ручья, надолго припали к воде, смыли с воспаленных лиц и рук грязь, сориентировались по компасу и через пару минут наткнулись на звериную тропку, еще заметную, но вроде бы давно заброшенную; здесь было сыро, как в погребе. Как в склепе, глубоком и плохо проветриваемом. Даже клещи куда-то исчезли. Беспросветные голые серые дебри стояли, притихнув. Случайный свет падал не сверху, а как бы пробивался оттуда, откуда они пришли. Словно его остатки они принесли с собой. Света было немного и был он ненадолго. Лис заметно нервничал. Стало еще сумрачнее.

8.1.1: Когда старое послеполуденное солнце означило глубокими тенями время больших сомнений и утомления, было выпито еще родниковой воды и оставлена за плечами не самая приятная часть звериной тропы; день целиком скрадывался снулыми неподвижными кронами. Он неуверенно и тускло бледнел в редких разрывах черных пятен листьев, опускал к траве мутные спицы лучей с вялыми золотыми пылинками и дружелюбно колол глаз. Сюда он не хотел.

8.1.2: Отступать больше было некуда. Снова подал голос бес противоречия: хмуро поглядывая куда-то под себя и вокруг себя, будто утерял что-то, он сказал: как я понимаю, дело спасения окружающей среды – единственное дело, где разумнее перегнуть палку, чем не догнуть. Он недоверчиво оборачивался, словно совсем недавно утерял где-то здесь свою тень и не мог найти. Первым из всех о лысом псе узнал Лис, весь твердокаменный от ледяной ненависти. Глаз его теперь не поспевал за носом, и когда все обернулись, то увидели трусившую неподалеку дворняжку. Она лениво позевывала и была невзрачной, бледной, с совсем лысым розовым черепом.

8.1.3: Как давно она так семенила им вслед, никто не знал; обнаружив на себе внимание, животное неохотно остановилось, потопталось, мелко перебирая худыми лапами, зевнуло еще раз и уселось было посреди тропы, но передумав, с легкостью снялось и двинулось в направления Лиса, уже натянутого, как струна. И когда столкновение казалось неизбежным, зверь неожиданно шагнул с тропы, сразу растаяв за стеной колючек и темного папоротника. Лис за ним не последовал, и это было против правил. Обычно он вначале выяснял отношения, а уже потом спрашивал разрешения.

8.1.4: Он медленно и широко размахивал пушистым хвостом, грозно урча, поравнялся с тем местом, где скрылся хозяин, постоял, не переставая взрыкивать, потом опустился на задние лапы и принялся опасливо принюхиваться, вытянув сосредоточенную морду у самой земли. Он будто ждал продолжения. Ну, что встали, сказал Гонгора без большого воодушевления. Он больше не сомневался, что они ошиблись озером. Когда ты ошибаешься дверью, ты просто извиняешься и открываешь другую. Что нужно делать в этом случае, он не знал. В вязком влажном сумраке тяжелый нож отсвечивал полированным холодно-голубым светом. Хотя отсвечивать тут вроде бы было нечему. Гонгора, стиснув в руке грубую текстолитовую рукоять, не спускал глаз с кустов позади Лиса. Потом поднял из лопухов трухлявый сук и коротким движением, как копье, забросил в заросли. Лис, как подброшенный, взвился, неожиданно легко изгибаясь всем послушным телом, с лязгом стискивая челюсти и стремясь хотя бы в последний момент успеть дотянуться, достать невидимого еще за спиной противника;