Ода осетру

Лишь в Северных глубинах плывущий, громадный

Подобный морскому коню и размером почти как дельфин Диониса

Но вкусом мяса настолько приятный

Что если бы бог отведал его, забыл бы любимую Нису!

Когда поэт закончил свое киклическое произведение, ответом ему были бурные овации гостей, а Лаида уже нежно его целовала, а Таис преподнесла ему венок, как сказителю-победителю.

Вечер проходил великолепно, но Лисипп не удержался и выпросил у Таис папирус, и свинцовым карандашом сделал наброски для бюста Александра, а царевич попросил его сделать бюст и Таис, а та раскраснелась от удовольствия. Неарх уже не обращал внимания на окружающих, его всецело отвлекала Эоя, лишь видел, как радовала великана Гефестиона Нанно. Солнце уже стало заходить, стало гораздо прохладнее, и друзья решили, что лучше оставить Александра с Таис, и начали уходить с подругами, те укрылись плащами, прячась от вечерней прохлады.

Курет видел, как прелестницы увлекают своих обожателей по узким улочкам Афин под крыши своих домов, и его так же повела осмотреть красоты города подруга, данная ему волей судьбы, а вернее промыслом Таис и Александра.

Неарх проснулся в прекрасном садике небольшого дома, рядом с ним посапывала, подложив руку под голову Эоя, прекрасная в своей наготе, и пыталась во сне накрыться упавшим покрывалом, и тоже открыла глаза и тут же привлекла его к себе, так что временно прогулка домой отложилось, но вскоре Неарх засобирался, и поцеловав на прощанье девушку, оставил кошелек с дариками. Он вышел из дома, провожаемый новой знакомой, а у ворот грустил и мерз Терес, ждавший его полночи.

– Здравствуй, хозяин, – проборматал полусонный оруженосец.

– Не хозяин, а Неарх, сколько тебе говорить, – поправил его курет, -Пошли к Демаду.

К дому архонта потихоньку подтягивались этеры со слугами, и начинали собираться, пора было покидать гостеприимные Афины. К полудню свита собралась полностью, и верхом стали выдвигаться к городским воротам, провожаемые Демадом. У ворот тепло попрощались, и быстро поскакали в лагерь конной илы, что бы вместе возвратится домой. Тут пришла весть, что Филиппа Аргеада признали гегемоном Греции в Коринфе, все города Истма и Пелопонесса, кроме Спарты. Вспомнили, что династия Аргеадов происходит от царей Аргоса и Микен, а так же о старой ненависти Аргоса к Фивам со времен похода «Семерых против Фив»¹³.

И о том, то совместный союз эллинов собирается пойти войной на Персию, что бы освободить эллинов Малой Азии. Тем же путем, Александр со свитой двигались в Пеллу, и остались в столице, ждать Филиппа. Слава Александра, как будущего царя, была среди воинов непререкаема, и выходя и дома предков, царевич слышал благословения воинов и их жен, кого он излечил от ран. В один из дней, Александр выйдя из своих покоев, встретил свою мать.

– Доброе утро, сын. Хочу поговорить с тобой, – сказала она, – пойдем в твою комнату,

И они зашли в его покои, а Александр напрягся, предчувствуя опять тяжелый разговор.

– Послушай, – сидя напротив него сказала мать, – Тебе пора жениться, -смотрела она на него с улыбкой и любовью, как на маленького, – Что бы удержать власть, и македоняне увидели, что именно ты настоящий наследник царства, женишься на девушке из хорошей семьи, родите мне внука. А сам тогда воюй сколько тебе захочется, а то твой отец опять надумал жениться, на дочери Аттала, Клеопатре. И если у них родиться сын, ты будешь в опасности. Или ты сгораешь от любви к девушке из Афин? – криво усмехнулась она.

– А при чем тут она? – сразу стал защищаться юноша, – Чем она тебе помешала-и сразу подумал, что матери ее так просто не убить, – Она просто гетера.

– Хорошо, – сразу успокоилась мать, – но жениться надо, невесту – македонянку я тебе подберу, хочешь даже из Линкестидов.

Она смотрела и выжидала, а он знал, что сможет выйти из этого разговора, только показав, как ее любит, и вспомнил что надо делать.

– Мама, я тебе подарок привез, – сказал он уходя, и вспомнив о шелке, купленном в Афинах, залез в ларь, достал сверток, и показал его матери.

– Это тебе, – прошептал он протягивая подарок, и мама была очень рада, и тепло поцеловала сына, а сын сделав вид что сейчас очень занят, поспешно удалился.

В Македонии шла подготовка к масштабной войне, заготавливали оружие, особенно стрелы для критский стрелков, запасы мечей и копий для рядовых воинов, ковали латы, шили льнотораксы¹⁴, ковали шлемы. Необходимо было множество вещей, нужных для войны и дя них устраивали склады, и для продовольствия в Амфиполе, в том числе запасли зерна на три года.

И тут Филипп не обманул ожиданий Олимпиады- собрался заключить брачный союз с Клеопатрой, дочерью Аттала. Девушка была прекрасна, так что легко покорила сердце преданного любителя женской красы. Перед свадьбой Александр с друзьями старался не бывать во дворце, находя себе самые разные дела, лишь бы не выслушивать причитания горячо любимой матери. Скоро настал день свадьбы, и конечно, царевич должен был присутствовать на бракосочетании. Толкаться у храма он не хотел, поэтому он и его друзья, кого пригласили, ожидали в зале где готовили угощение, ложи были расставлены, потолок и стены украшали гирлянды цветов. Вот и пришли и молодожены, а за ними Аттал и его родня, а также все полководцы Филиппа. Александр с тоской вспоминал симпозий у Таис, где он чувствовал себя счастливым, а здесь его ждали только страдания, и он ожидал потом опустошающие причитания матери, которые он не мог смягчить.

– Видишь, – сказал Гефестион, – не все так плохо. Собрались приличные люди, подают прекрасную пищу, – и он положил царевичу мясо козленка, тушеного в молоке. Александр попробовал, и его настроение стало понемногу улучшаться. Потом они распробовали фаршированного зайца, ягнятину с специями, так что повар был просто великолепен, и сделал бы честь и коринфянам. Царевич уже смотрел на торжество другими глазами, и конечно понимал отца, но он и любил мать. Пили тонкие вина с Родоса и Крита. Потом слуги принесли персидские сладости, и юноши совсем повеселели, и перестали думать о плохом.

Рядом был его друг Гефестион, что немного облегчало его муки. Вот и продолжался пир, царевич слышал восклицания во здравие, сам произнес то-то, тут же забытое, и в забытьи потягивал вино из чаши, разговаривая с Гефестионом о Афинах. Вдруг, как во сне он услышал тост Аттала:

– Надеюсь, этот брак принесет Македонии истинного наследника, -проговорил Аттал своим нетвердым голосом,

– Замолчи, – его тут же прервал вскочивший с ложа Филипп.

Александр, услышав слова дяди невесты, буквально вбитые в его мозг.

– А я что, незаконный что – ли? с этими словами вскочил с места и метнул серебряную чашу в Аттала.

Филипп, бросившийся к сыну, то ли разнять ссоряшихся, то ли вывести сына из зала, споткнулся раненой ногой и упал, Александр кинулся вон из зала, а за ним бежал Гефестион.

– Гефестион, готовь коней и повозку для матери, а так же созови всех моих друзей с оруженосцами, – тут же попросил царевич друга, и тот ринулся немедленно исполнять требуемое.

Александр прибежал стремглав в покои матери, и увидел, что та, со своими служанками, уже собирает ценные вещи.

– Мама, мы уезжаем, – сказал он матери.

– Да, я все слышала сын, поедем в Эпир. (почему-то юноша был совсем не удивлен) Все наладится, я тоже тебя люблю, – сказала она с улыбкой, кутаясь в шаль, подаренную сыном.

Они спустились, и уже повозка была запряжена, и слуга сидел на козлах, и верхом вооруженный ждал Гефестион с оруженосцем, и скакали с разных частей города все друзья – Гарпал, Неарх, Эригий и Птолемей со своими оруженосцами, всего образовался отряд в тридцать конных, и они спешно вели повозку Олимпиады к воротам, а там стража, увидев Алексадра, с легкостью выпустила беглецов, и они двинулись на запад, через перевалы в Эпир. Уже вечерело, они двигались всю ночь, опасаясь погони. Через месяц они прибыли в Эпир, на родину Олимпиады.