Командир корабля доверял своим офицерам и приказал: «Раздвижной упор». Кто служил в плавсоставе знает – нет ничего проще для открытия двери, за исключением, может быть, ключа от замка этой двери.

Открыли, посмотрели и начали ржать здоровым морским хохотом. На столе в журнале протоколов спал младший «румын», на нижней койке в разные стороны спали: командир боевой части три и флагманский «румын». Вокруг журнала протоколов стояли три стакана, немного недопитая трехлитровая банка спирта и банка немного расковырянной севрюги в томатном соусе.

А вы говорите – демократия нынче. Зато в наши годы – принцип демократического централизма.

КАК ДЕЛА?

Этот вопрос я задал Сереге, моему бывшему сослуживцу, приехавшему в отпуск в Севастополь с Тихоокеанского флота.

– На нашем корабле второй год командую ракетно-артиллерийской боевой частью, – был ответ. – Правда, три месяца в заводе простояли.

– По плану или случилось что?

И Серега, щурясь на яркое солнце крымской «сковородки», буднично, монотонно и как-то отработанно начал свой рассказ.

Корабельная поисково-ударная группа в составе трех больших противолодочных кораблей и одного эсминца в течение пяти суток отработала все плановые мероприятия с зачетными стрельбами. Последние сутки занималась отработкой задач поиска и слежения за подводной лодкой «противника». Маневрирование кораблей и многочисленные перестроения из одного строя в другой, грамотное использование технических средств кораблей. В общем, за сутки мало кому удалось поспать.

С окончанием учения около часу ночи на кораблях была установлена БГ № 2. Корабли начали втягиваться в пролив Лаперуза строем кильватера, чтобы выйти в Тихий океан, естественно с японским миноносцем по правому борту. Ты же знаешь, мы и без супостата – это непорядок.

На вахту заступили те, кого из-за недостаточной подготовленности на учениях почти не ставили. Комбрига на флагманском корабле сменил начальник штаба бригады, на командирскую вахту на кораблях заступили даже не старпомы. Остальные повалились в койки.

На этом месте будничность и монотонность рассказа исчезли, и Серега продолжил его нервно и расстроенно.

Представь себе ситуацию: полная ночная видимость, слева Сахалин, справа Япония и ее миноносец, за нами в кильватер наши корабли, почти штиль. Идиллия. Наслаждайся тишиной, луной и ненапряженкой. Но начштаба не навоевался и дает сигнал повернуть всем вдруг на обратный курс.

Один из кораблей путает этот сигнал с сигналом повернуть на обратный курс последовательно. И старательно начинает его исполнять. Эдакий «Умелый». Японский миноносец в панике, но увернулся, наши – кто застопорил ход, кто задним ходом, но как-то выкрутились от столкновения, а вот нам, как я потом по схеме маневрирования понял, деться было уже некуда.

Просыпаюсь от поразительно знакомого звука – такой же, как при стрельбе из АК-630. На часах почти два. Мысль до пота: «днем проверяли цепи стрельбы артустановок, что-то забыли и установки отстрелялись – хоть бы не по японцу».

Как был в трусах, из каюты по трапу наверх в офицерский коридор и с разбегу упираюсь в переборку. Ее не должно здесь быть!

Где-то слышал, чтоб проснуться, надо себя ущипнуть. Щипаю. Без толку. Ярко освещенный коридор, салатного цвета переборка. И наконец-то аварийная тревога. Веришь, первый раз в жизни успокоился из-за колоколов громкого боя. Значит, не сплю. По кораблю уже топот ног.

Я по левому офицерскому коридору на верхнюю палубу, оттуда отдраил дверь и в правый коридор. Картина: освещенный коридор, блестит линолеум, каютные двери все закрыты, а в середине коридора на одной ноге стоит вахтенный секретной части. Глаза-блюдца, руки вытянуты вперед. Узнал меня: «Тащ тан». Это вместо «Товарищ капитан 3 ранга». Но не орет, значит, не больно, значит, ничего не сломано. Подбегаю, наклоняюсь – правая нога зажата переборкой. Да как она здесь оказалась! Расшнуровываю ботинок, и матрос становится на обе ноги. Что интересно, у матроса сразу вопрос: «Что делать?» Наши-то тихоокеанские матросы почти все сибиряки, неизбалованные.

По кораблю уже из всех линий трансляции голос командира. Стало ясно – мы столкнулись. Причем форштевень «Умелого» вскрыл почти все каюты в правом офицерском коридоре, отскочил и ударил в барбеты артустановок. С матросом и другими прибежавшими открываем каюты.

Внешних переборок в каютах нет, почти в каждой каюте верхние койки закручены в восьмерки. Ни запаха дыма, ни пожаров, все живы и ни одной капли крови. До сих пор в двояком состоянии, с одной стороны, крайнее удивление, с другой – вечная благодарность тому, кто так распорядился там наверху.

В одной каюте жили два мичмана – один большого роста, другой маленького. Так вот, маленький после учений добрался до своей каюты и улегся на нижнюю койку калачиком, а большой остался в корме в чужой каюте. Кстати, маленького мы еле разбудили. В другой каюте прикомандированный штурман за несколько секунд до столкновения встал, чтобы сделать замечания расшумевшимся в коридоре матросам. Матросы убежали, а штурман, зайдя опять в каюту, долго не мог понять, при чем здесь во всю переборку ночное море и звезды. Жильцы третьей каюты стояли в это время на вахте. Офицер из следующей каюты пошел проверять несение вахты подчиненными. И прочая, и прочая. А нас в завод.

А ты говоришь – как дела? Да, прекрасно дела! Ну, давай за прекрасные дела и безынициативных дураков.

НЕ ПРОСТАВИЛИСЬ

«Большой брат» как-то сказал «Маленькому брату» о необходимости передать ему часть северных территорий. И, что, дескать, даже «Большой друг» не поможет. Но «Маленький брат» только что выпер «дядюшку Сэма» с этих самых территорий, конечно, не без помощи «Большого друга». Поэтому был уверен в себе и в «Большом друге».

Понятное дело, «Большой друг» не отказал в очередной раз «Маленькому брату». Поэтому мы сказали женам, что не так уж плохо быть женой военного моряка – не пришлось ведь и пары недель подождать, как он опять свалил в море на несколько месяцев.

Три корабля попрощались в очередной раз с родными берегами и пошли оберегать «Маленького брата» от «Большого брата» в районе вблизи Парасельских островов.

Один из пунктов боевого распоряжения требовал: «любая воздушная цель неустановленной государственной принадлежности, подошедшая к ордеру кораблей на дальность тридцать километров, обязана быть обстреляна».

Для офицера плавсостава ВМФ перевести родную матчасть из мирного состояния в военное – пара пустяков. За сим и существуем.

В назначенном районе встали на якоря. Организация дежурства по всем видам обороны была безупречной. Война ведь. Ждем.

Прождали месяц, пошел второй. Погода жаркая и влажная. Из развлечений – острословие по принципу: не служил бы я на флоте, если б не было так весело. Но не скучно. Народ молодой, азартный, делу не столько Коммунистической партии Советского Союза, сколько своей Родины предан абсолютно. Хотя в то время мы не видели разницу в этих понятиях.

И наконец-то, ну вот дождались! Летят. И много! Боевая тревога! Внутри – накал. Мой ракетный комплекс работает без огрехов, как часики. К бою готов. Дальность до группы воздуш-

ных целей почти 300 км. Все нужные команды и доклады уже прозвучали. Остается только дождаться рубежа в 30 км.

Но цели на 150 километрах отворачивают на девяносто градусов, а один самолет все-таки идет на нас. То, что называется: «пеленг не меняется, дистанция сокращается». И на запрос не отвечает. Проверили «свой-чужой» с разных станций – чужой. Надо бить.

Ракеты наверху, режим боевой, до цели 40 км. И тут на центральном командном пункте что-то стало происходить. Мы задраены на своих постах, а там явная борьба за микрофон. То голос дежурного по ПВО, моего товарища Кольки: «Выполнять приказание!», то голос командира бригады: «Я те выполню!».