Красивое? Ха! Интересно, если я сейчас его придушу, покажется ли это ему красивым?

– Я бы хотел тут побыть и полюбоваться, – сказал Винни, – но мне надо возвращаться в офис.

– Ага, а я могу пропустить стаканчик, – вставил Лунатик. – Нам надо закончить наше дельце, дружок.

Было уже почти четыре часа, когда мне удалось договориться, чтобы машину увезли. Спасти удалось лишь монтировку, вот и все. Я стояла на площадке и рылась в сумке в поисках сотового, когда подкатил «Линкольн».

– Не повезло с машиной, – посочувствовал Митчелл.

– Я уже начинаю привыкать. Со мной такое часто случается.

– Мы наблюдали издалека и решили, что тебя надо подвезти.

– Да нет, я позвонила приятелю, он подъедет и заберет меня.

– Чистое вранье, – заявил Митчелл. – Ты стоишь здесь уже час, и никому не звонила. Готов поспорить, твоей мамочке не понравится, узнай она, что ты врешь.

– Все лучше, чем садиться в вашу машину, – сказала я. – Тогда бы ее хватил инфаркт.

Митчелл кивнул:

– Может, ты и права. – Тонированное стекло поползло вверх, «Линкольн» выкатился с площадки. Я нашла телефон и позвонила в офис Луле.

– Вот это да! Если бы я получала пять центов за каждую изуродованную тобой машину, я бы могла спокойно уйти на пенсию, – заметила приехавшая за мной Лула.

– Я тут ни при чем.

– Черт, да ты вечно ни при чем. Видно, все дело в карме. Тебя вообще лучше к машинам не подпускать.

– Полагаю, у тебя нет никаких новостей о Рейнджере?

– Только то, что Винни передал досье Джойс.

– Она была счастлива?

– Схлопотала оргазм прямо в офисе. Нам с Конни пришлось извиниться и пойти поблевать.

Джойс Барнхардт та еще поганка. Когда мы обе ходили в детский сад, она плевала в мое молоко. В школе она была первая сплетница и тайком сфотографировала девочек в раздевалке. И не успели еще высохнуть чернила на моем брачном свидетельстве, как я застала ее с голой задницей вместе с моим мужем (теперь бывшим) на моем совершенно новом обеденном столе.

– Чтоб ей пусто было!

– Еще с машиной Джойс произошла забавная история, – продолжила Лула. – Пока она в офисе толковала с Винни, кто-то проткнул шину отверткой.

Я подняла брови.

– Не иначе как дело рук господа, – сказала Лула, заводя свою красную торпеду и включая музыку на такую громкость, что пломбы из зубов могли посыпаться.

Она проехала по Норт-Клинтон до Линкольна, потом свернула на Чэмберс. Когда она высадила меня около дома, Митчелла и Хабиба нигде не наблюдалось.

– Ты кого-то ищешь? – поинтересовалась она.

– Двух парней в черном «Линкольне», они весь день за мной таскались в надежде, что я приведу их к Рейнджеру. Сейчас их не видно.

– Кто только не ищет Рейнджера!

– Ты думаешь, это он убил Гомера Рамоса?

– Я могу представить себе, как он убивает Рамоса, но чтобы поджечь дом... Дураком мне его трудно представить.

– Чтобы, к примеру, попасть под скрытую видеокамеру.

– Рейнджер должен был знать, что там установлены скрытые камеры. Здание принадлежит Александру Рамосу, а Рамос никого не оставляет без присмотра. У него в этом здании офисы. Я знаю, потому что заходила туда разок, когда работала еще по своей бывшей специальности. – Бывшая специальность Лулы – девушка по вызову, так что я не стала интересоваться деталями визита.

Распрощавшись с Лулой, я прошла через двойные стеклянные двери в вестибюль моего дома. Я живу на втором этаже, так что могу выбирать между лифтом и лестницей. Сегодня я предпочла лифт, потому что сильно притомилась, наблюдая, как горит моя машина.

Я вошла в квартиру, повесила сумку и куртку и заглянула к Рексу, моему хомячку. Он бегал по своему колесу в аквариуме, розовые лапки так и мелькали на фоне красного пластика.

– Привет, Рекс, – сказала я. – Как дела?

Он на секунду приостановился, поводя усами и поблескивая глазами в ожидании, что с неба свалится еда. Я дала ему изюминку из коробки в холодильнике и рассказала про машину. Он сунул изюмину за щеку и принялся снова бегать. Будь я на его месте, я немедленно съела бы изюмину и завалилась спать. Не понимаю я этой беготни удовольствия ради. Лично меня можно заставить побегать, только если пустить по моему следу серийного убийцу.

Проверила автоответчик. Одно послание. Без слов. Только дыхание слышно. Надеюсь, что это дышит Рейнджер. Прослушала еще раз. Нормальное дыхание. На извращенца не похоже. Не простудное дыхание. Может, телефонная помощь на дому?

Курицу мне должны были принести через пару часов, поэтому я прошла через холл и позвонила в дверь соседу.

– Что? – завопил мистер Волески, стараясь перекричать рев телевизора.

– Я хотела спросить, не могли бы вы одолжить мне ненадолго газету. У меня несчастье с машиной, вот мне и хотелось бы поискать объявления насчет подержанных машин.

– Опять?

– Но я не виновата.

Он протянул мне газету.

– На вашем месте я бы поинтересовался армейской распродажей. Вам бы больше танк подошел.

Я унесла газету в квартиру и прочитала объявления о продаже машин и юмористический раздел. Я как раз занималась своим гороскопом, когда зазвонил телефон.

– Бабушка у тебя? – спросила мама.

– Нет.

– Она тут повздорила с отцом и выскочила из комнаты. Не успела я оглянуться, а она уже ловила такси.

– Может быть, она решила навестить кого-нибудь из своих друзей?

– Я звонила Бетти Заджак и Эмме Гетц, но они ее не видели.

Тут позвонили в мою дверь, и я почувствовала, как остановилось сердце. Я выглянула в «глазок». Там стояла бабушка Мазур.

– Она здесь, – прошептала я матери.

– Слава богу, – отозвалась матушка.

– Нет, совсем не слава богу. Она с чемоданом!

– Может быть, ей надо отдохнуть от твоего отца.

– Она не будет жить здесь!

– Ну, разумеется, нет... Но, может быть, она может погостить день или два, пока все не уляжется.

– Нет! Нет, нет и нет!

Снова раздался звонок.

– Она звонит в дверь, – сказала я матери. – Что мне делать?

– Ради бога, впусти ее.

– Если я ее впущу, я обречена. Все равно, что впустить в дом вампира. То есть, если ты их разок пустишь, считай себя мертвой!

– Это же не вампир. Это твоя бабушка.

Бабушка начала стучать в дверь.

– Эй, ты дома? – прокричала она.

Я повесила трубку и открыла дверь.

– Сюрприз, – провозгласила бабушка. – Я пришла пожить с тобой, пока не найду себе квартиру.

– Но ведь ты живешь с мамой.

– Уже нет. Твой отец – лошадиная задница. – Она втащила чемодан и повесила пальто на крючок. – Я буду жить отдельно. Мне надоело смотреть телевизионные передачи, которые нравятся твоему отцу. Так что я остаюсь здесь, пока что-нибудь не найду. Я знаю, ты не станешь возражать, если я поживу у тебя немного.

– У меня всего одна спальня.

– Я могу спать на диване. Я без претензий насчет спанья. Могу спать, стоя в стенном шкафу, если надо.

– А как же мама? Ей будет одиноко. Она уже привыкла, что ты всегда рядом. – В переводе: А как насчет меня? Я не привыкла, чтобы кто-то был рядом.

– Это верно, я думаю, – согласилась бабушка. – Но она сама должна строить свою жизнь. Не могу же я постоянно оживлять ее дом. Это нелегко. Не пойми меня неправильно. Я люблю твою мать, но она может быть такой нюней. Мне же понадобится еще лет тридцать, чтобы сбавить темп.

Через тридцать лет бабуле будет за сто, а мне шестьдесят, если моя работа меня не угробит.

В дверь едва слышно постучали. Морелли пришел раньше времени. Я открыла дверь, и он уже наполовину пересек холл, прежде чем заметил бабушку.

– Бабушка Мазур? – удивился он.

– Ага, – ответила она. – Я теперь тут живу. Только что переехала.

Уголки губ Морелли слегка дрогнули.

– Похоже, это был сюрприз, – заметил он.

Я взяла из его рук ведерко с курицей.

– Бабушка повздорила с отцом.

– Это что, курица? – спросила бабушка. – Запах даже здесь чувствуется.