Все дружно принялись за трапезу.

– Эх, под такой бы закусь! – вздохнул Серёга Жуков, запихивая в рот кусок говядины.

– В салоне четыре бочки стоят, – услужливо напомнил Ерёмкин, – можешь даже выкупаться.

– Но, но! – постучал по подлокотнику командир. – Садиться скоро.

– А как насчёт обратного пути? – не выдержал радист. – Чтобы дорога короче казалась.

– Видно будет, – неуверенно проговорил Кандыба.

– А тебе, Слава, нельзя, точки с тире путать будешь, – прошамкал механик, давясь говядиной.

– Да? – взвился тот. – А им можно? – ткнул вилкой в сторону пилотов.

– Нам-то как раз можно, – пояснил Жуков, – у нас вот он, автопилот, всегда трезвый.

Корецкий едва не подавился.

– Сажать самолёт тоже автопилот будет?

– Зачем же, сами посадим. За семь часов всё выветрится. Кстати, Женечка, не забудь по прилёту наполнить канистру. Головой отвечаешь.

– Вихри враждебные веют над нами! – воскликнул Ерёмкин. – Как чуть что – голову мою вспоминают. Всем нужна моя голова.

– Нам не голова твоя нужна, а полная канистра.

– Ну, хватит трепаться, – подал голос Кандыба, отряхивая крошки с колен. – Час лёту осталось. Все по местам!

Через час вышли на СП. Прошли над точкой, определяя посадочный курс. На ледовых аэродромах постоянного курса посадки не бывает, он меняется в зависимости от подвижки льдов. Но при хорошей погоде визуальная посадка трудностей не представляет.

Колёса мягко коснулись укатанного снега полосы. Самолёты на СП выходят встречать все без исключения, останавливаются все работы, бросаются все дела. Собаки с лаем выбегают первыми. Разгрузка проходит быстро, даже моторы не успевают остыть.

Пока шла разгрузка, Ерёмкин успел осмотреть и заправить самолёт и наполнить канистру спиртом из тут же открытой бочки. Обратно полярники отправляли груза мало, в основном почту. Груз вывозили только тогда, когда эвакуировали экспедицию из-за невозможности эксплуатации льдины, когда она от колоссальных напряжений начинала давать трещины или таяла, если её выносило в тёплые течения. Вот тогда самолёты уходили отсюда, едва отрываясь от полосы, по которой, порой, проходила уже не одна трещина. Всё, что не успевали вывезти, оставалось в качестве подарков белым медведям.

На этот раз была только почта.

– Что-то, ребята, посылок домой не посылаете, – балагурил Ерёмкин. – На дворе лето, бананы, наверное, уже созрели.

– Ещё рановато, – отвечали ему, – а вот арбузы бы можно, тут наш кок целую плантацию развёл. Да вот беда, медведи всё слопали.

– Вот же гады! – посочувствовал механик. – Мы им в следующий раз ульев с пчёлами привезём. Пчеловоды-то у вас есть?

Позубоскалив, таким образом, начали собираться в обратный путь.

– Когда снова к нам прилетите? – спросил начальник СП.

– Как пошлют, – ответил Кандыба. – Мы всегда готовы. Вон, – ткнул пальцем в небо, – светило-то не заходит, летай, да летай.

Кто бы мог подумать, что через восемь часов они снова прилетят сюда и без всяких санкций начальства.

Пустой самолёт легко оторвался от взлётной полосы. Где-то далеко на материке был уже поздний вечер, но здесь, в Арктике, солнце всё также освещало косыми лучами бескрайнюю ледяную пустыню. Оно не всходило и не заходило, оно просто каталось по небосводу, и было единственным ориентиром для навигационных расчётов. Что и сделал штурман, введя в астрономический компас координаты исходной точки. Обратный курс на базу известен, ничего сложного, на СП летали много раз и в гораздо худшую погоду.

Высоту набрали быстро. Пилотировал Серёга Жуков. Кандыба, прищурив глаза, в ленивой позе сидел в своём кресле, не вмешиваясь в управление. Легли на заданный курс.

– Как идём? – задал дежурную фразу командир. Она означала, что штурман должен сообщить путевую скорость.

– Как всегда, носом вперёд, – дежурно отозвался штурман, – ветер попутно-боковой, в правый борт. Угол сноса – минус восемь градусов. На базу придём минут на 15 раньше штилевого времени.

– Ну и славненько! – потёр ладони Кандыба. – Ерёмкин, прогрей лучше салон и готовь ужин. Или обед, чего там у нас по времени. Сервируй на откидных столиках, весь салон пустой, чего в кабине ютиться.

– Будет сделано, – вскочил механик.

Скоро в кабину проникли аппетитные запахи разогреваемой тушёнки. Минут через десять Корецкий пригласил всех к столу.

– Повеселиться мы всегда готовы, – довольным голосом воскликнул штурман. – Угощай нас, светило полярной кулинарии.

Он привычно глянул на прибор курса – 190 градусов, точно на базу, снял наушники и вылез из кресла. За ним неуклюже, словно медведь из берлоги, полез из кабины Кандыба.

– А ты чего сидишь? – спросил Жукова.

– Должен же кто-то в кабине остаться.

– Оставь в кабину дверь открытой, чтобы приборы видеть и выходи, – разрешил командир.

– Да, да, – поддакнул Корецкий, – отсюда всё видно, только не забудь автопилот включить.

– Не подковыривай, не первый день замужем, – огрызнулся Серёга. – Полёт спокойный, курс точный.

– Да всё нормально будет, – заверил штурман, – первый раз что ли? Курс точный держим, поворотных точек нет. Бывало, по пять часов в кабину не заходили, а прилетали, куда надо. На материк же идём. Выйдем… куда-нибудь.

– Вот, вот, – хмыкнул Корецкий, – материков внизу много.

– Не умничай, – отрезал Белоглазов, – лучше за точками с тире следи. Выйдем, куда надо.

Расселись у сервированного стола. Ровно гудели моторы, в салон заглядывали скупые солнечные лучи, полёт был абсолютно спокоен. Но к пище не притрагивались.

– Ну что же, как говорится, закусим тем, что бог послал, – потянулся к тушёнке Кандыба.

– Не бог послал, а Ерёмкин, – поправил командира радист и плачущим голосом добавил: – Честно говоря, жрать-то не хочется. Туда летели – ели, обратно – опять есть заставляют. – Он поскрёб пятернёй загривок и повернулся к Ерёмкину. – Скажи, кочегар, ты канистру на СП заправил?

– Конечно, – удивлённо ответил тот. – Когда это забывали?

– Такого не припомню, – согласился Корецкий. – Но… где же она?

– Ах, вот от чего у дяди аппетита нет! – расплылся в улыбке механик. – Да здесь она, под чехлами лежит.

– Закрыл-то хорошо? – забеспокоился Жуков, – бывали случаи – открывалась.

– Проверить нужно, – заволновался вдруг и штурман.

Все выжидающе посмотрели на командира, который молча лениво жевал, не вступая в разговор.

– Тушёнка, надо вам сказать, старая попалась, – заныл и Ерёмкин, видя, что командир молчит, – не прожуёшь её до самой базы. Под такую на фронте завсегда по сто грамм давали.

И все опять посмотрели на командира. Неужели и сейчас намёк не понял, когда всё сказано открытым текстом?

– Войны давно нет, Ерёмкин, – поднял голову Кандыба. – Сам же говорил.

– А я вот и не был на ней, – с сожалением вздохнул Жуков.

– Ну, ты-то тут выпил спирта больше, чем весь наш полк, – парировал механик.

– Да ладно вам, дипломаты! – улыбнулся Кандыба.

– Но ты же сам, командир, сказал: закусим, чем бог послал. Закусим! – со значением поднял палец радист. – А бог послал не только тушёнку, но и… это самое…

– Ерёмкин, по 50 грамм всем для аппетита.

На столе мгновенно появились кружки. Механик приволок канистру и виртуозно разлил спирт.

– Развести или как? – суетливо осведомился он.

– Не надо продукт портить, от разведённого у меня изжога, – отмахнулся Корецкий. – За что пьём?

– За наш экипаж, – предложил Кандыба.

Все согласились и дружно проглотили огненную жидкость. Только Жуков задержался, глядя, как пьют другие, потом втянул голову в плечи, словно собирался прыгнуть в полярную полынью и, закатив глаза, быстро вылил в рот содержимое кружки.

– Ах! – выдохнул он. – Словно ежа проглотил. – Силён, чертяка!

Кандыба выпил свой спирт спокойно, словно воду.

– Вот это по командирски, – одобрил Корецкий. – Семёныч, не зря тебе героя дали.

На отсутствие аппетита уже никто не жаловался. От выпитого спирта и оттого, что летят домой, настроение стало приподнятым. Через шесть часов будут дома. Пока же самолёт висел над бескрайними арктическими просторами. Ровно и успокаивающе гудели моторы, полёт был спокоен, видимость – миллион на миллион. Правда, солнце скрылось в высотной дымке, но на это никто не обратил внимание. Перекусив, дружно закурили.