Пока вы, сплетя руки, с механической точностью перемещались по залу, я подумал, что вы подходите друг другу. К тому же выводу я пришел, увидев в газете фото с вашей помолвки: пара красивых, но пустых экземпляров. Одинаково богатые и одинаково скучные. Однако сейчас, когда я слежу с другого конца комнаты, как ты отходишь в сторону от партнера, ты совсем не похожа на женщину в газете, и на мгновение, провожая тебя взглядом, я полностью теряю ход своих мыслей.

Ты необыкновенно красива. Шелк бирюзового цвета облегает твое тело, точно вторая кожа, и, кажется, меняет цвет при движении. Синий, зеленый, затем слегка серебристый, словно чешуя какой-то огромной рыбы. Или русалка из сказки.

На тебе длинные бирюзовые перчатки в тон платью и простая нить серебристо-серого жемчуга у горла. Блестящие темные волосы зачесаны назад и собраны в замысловатый узел, полностью открыв взору идеальный овал твоего лица, маленький рот с пухлыми губками, изящный подбородок с едва заметной ямочкой. Завораживающее лицо. Твой облик отпечатывается в моей душе, как фотографический негатив. Или как синяк от удара.

Ты рассеянно отпиваешь из бокала шампанское, и твой взгляд, блуждая по залу, встречается с моим. Странное мгновение – между нами будто пробежал какой-то невидимый разряд, я ощутил его как притяжение магнита. Как природную силу.

Слегка склоняю голову, приветствуя тебя коротким, невозмутимым кивком, и, признаюсь честно, в этот момент считаю себя весьма обаятельным. Ты отворачиваешься, будто меня не заметила, и начинаешь говорить с женщиной, на голове у которой неудачный накладной шиньон. Жемчужное ожерелье, свисая вдоль твоей обнаженной спины, чуть ниже лопаток, раскачивается, как маятник. Эффект завораживает.

Все еще смотрю в твою сторону, когда ты отпускаешь свою спутницу и поворачиваешься ко мне, как будто все время чувствовала на себе мой взгляд. Что в твоих глазах? Упрек за нескромность? Приглашение к разговору? Не знаю. Твое лицо ничего не выражает, ничем не выдает твоих мыслей. Сразу же, в тот момент ледяного накала, мне следовало понять, что ты всегда будешь скрывать от меня какую-то часть своей души. Но я этого не вижу. Потому что не хочу видеть.

Подумал было, что ты отойдешь при моем приближении, исчезнешь в толпе, однако ты стоишь на месте, продолжая разглядывать меня поверх края своего бокала. Ты внезапно выглядишь очень юной и уязвимой, чего я до сих пор не замечал, и мне приходится напомнить себе, что ты совсем недавно отпраздновала свой двадцать первый день рождения.

– Осторожнее, – говорю я с улыбкой, подходя к тебе. – Шампанское может ударить в голову. Особенно если вы к нему не привыкли.

Ты насмешливо прищуриваешься.

– Я выгляжу так, будто пью шампанское впервые?

Мой взгляд скользит по тебе, задерживается на горле, тонких косточках твоих ключиц. Твоя грудь поднимается и опускается от дыхания немного быстрее, чем мгновение назад.

– Нет, – говорю я наконец. – Теперь я присмотрелся к вам повнимательнее.

Протягиваю руку и называю свое имя. В ответ ты называешь свое, как будто кто-то в этом зале мог его не знать.

Мой взгляд ненадолго задерживается на бриллианте грушевидной формы, сверкающем на твоем безымянном пальце. На вид не меньше трех каратов, хотя я плохо разбираюсь в подобных вещах.

– С наилучшими пожеланиями по поводу вашей помолвки.

– Спасибо, – говоришь ты, отводя взгляд. – С вашей стороны было очень любезно прийти.

Твой голос, поразительно глубокий для такого юного существа, слегка сбивает с толку, но в то же время меня забавляет твой элегантный ответ. Ты, конечно, понятия не имеешь, кто я такой. Если бы знала, вряд ли была бы такой вежливой.

Ты снова оглядываешь меня с головы до ног, замечаешь мои пустые руки.

– Вы ничего не пьете. – Вытягиваешь шею, ища взглядом официанта. – Разрешите мне взять для вас бокал шампанского.

– Нет, спасибо. Я предпочитаю джин-тоник.

– Так вы британец, – говоришь ты, словно только что догадалась, почему я выгляжу чужим в этом обществе.

– Да.

– Что ж, вы забрались далеко от дома. Могу я спросить, что привело вас на наши берега? Едва ли вы пересекли огромный синий океан только для того, чтобы присутствовать на праздновании моей помолвки.

– Приключения, – отвечаю я лаконично и уклончиво, потому что не могу признаться в том, что на самом деле привело меня сегодня вечером в «Сент-Реджис». Да и в Штаты вообще. – Я здесь ради приключений.

– Приключения бывают опасными.

– В этом их привлекательность.

Ты снова ведешь по мне взглядом своих широко расставленных янтарных глаз, долго и медленно, и мне интересно, что же ты видишь – и насколько глубоко.

– И какого рода приключения вы ищете? – спрашиваешь ты с таким скучающим видом, какой иногда принимают в качестве самозащиты. – Чем вы… занимаетесь?

– Я писатель. – Снова уклончивый ответ, но ближе к правде.

– В самом деле? А что вы пишете?

– Разные истории.

Сейчас становится теплее, еще ближе к истине, но не совсем. Вижу, что возбудил твой интерес. Слово «писатель» обыкновенно оказывает такое воздействие на людей.

– Как Хемингуэй?

– Возможно, когда-нибудь стану таким, как он, – отвечаю я, потому что это, по большей части, правда. Однажды, быть может, я смогу писать, как Хемингуэй. Или Фицджеральд. Или Вульф. По крайней мере, таков мой план.

Ты морщишь носик, но не комментируешь.

– Вы не поклонница мистера Хемингуэя?

– Не особенно. В нем слишком много от небритого мужлана.

Твои глаза блуждают по танцующим, и на мгновение мне кажется, что тебе наскучило со мной говорить.

– Мне больше нравятся сестры Бронте, – наконец слышу я твой голос на фоне мелодии «Никогда за миллион лет», которую играет оркестр.

Я неопределенно пожимаю плечами.

– Задумчивые герои и продуваемые ветрами болота. Весьма… атмосферно. Но перебор с готикой, как на мой вкус.

Ты поднимаешь свой бокал, осушаешь его, а затем искоса смотришь на меня.

– Я думала, англичане ужасные снобы в отношении книг. Ничего, кроме классики.

– Мы не все такие. Некоторые из нас вполне современны, хотя, признаю, я поклонник Диккенса. Он был не особенно романтичен, но рассказать историю точно умел.

Ты вскидываешь шелковистую темную бровь.

– Вы забываете о сомнительной мисс Хэвишем и ее ужасном торте. Разве это не готика?

– Хорошо, согласен. Время от времени он сбивался с пути и сочинял про обреченных молодых любовников и женщин-затворниц в истлевших свадебных платьях, но, как правило, он писал о социальных проблемах. Имущие и неимущие. Неравенство между классами.

С непроницаемым выражением лица жду и гадаю, клюнешь ли ты на наживку. Я пытаюсь тебя заманить, вывести на определенную тему. Потому что у меня уже сформировалось мнение о тебе, и внезапно, необъяснимо, мне очень сильно захотелось ошибиться.

– А вы кто? – задаешь ты вопрос, ловко переводя стрелку. – Имущий или неимущий?

– О, определенно последнее, хотя и стремлюсь к большему. Возможно, однажды…

Ты вскидываешь голову, слегка прищуриваешься, и я вижу, что у тебя уже готов новый вопрос. По собственному признанию – искатель приключений без денег и перспектив, и вот я тут, на вашей милой маленькой вечеринке. Пью шампанское твоего отца и имею дерзость с тобой заговорить. Ты хочешь знать, кто я такой и как человек вроде меня вошел в эту дверь. Но не успеваешь спросить, как полная женщина в черно-рыжей тафте хватает тебя за руку и расплывается в улыбке под меловыми слоями пудры.

Она окидывает меня взглядом и, решив, что я не стою ее внимания, целует тебя в щеку.