Две миловидные девушки за стеклянной перегородкой, тщетно пытавшиеся разобраться с поступившими жалобами, встретили Фреда вздохами облегчения.

— Бронированное стекло, — гордо пояснил нам Фред и знаками попросил девушек впустить нас через стеклянную дверь с электронным замком.

За этой дверью все пространство было разумно разделено на секции, повторяющие соответствующие отделы посольства в миниатюре: архив, шифровальная комната, конференц-зал, отдельные кабинеты, большая комната для деловых секретарей, кухня и более просторный кабинет с лучшим видом из окон для руководителя.

Сотрудниками этого разумно спланированного офиса были: сам Фред, два секретаря-референта и два вице-консула, один из которых занимался торговлей, а другой ведал такими деликатными вопросами, как нелегальная торговля наркотиками.

Фред провел Викки и Грэга в конференц-зал, достаточно просторный, чтобы в нем поместился круглый обеденный стол, окруженный стульями, а затем кивнул мне, приглашая в свои личные апартаменты, и, когда мы вошли, закрыл дверь.

— Они сегодня не смогут уехать, — сказал он. «Они» означало Грэг и Викки. — С билетами нет проблем, но необходим ее паспорт, и нужно сходить в больницу. Кроме того, она говорит, что еще не успела упаковать вещи.

— Не забудь поменять замки в доме, — добавил я.

— Так ты останешься еще на денек, чтобы помочь им, правда?

Я открыл было рот, чтобы возразить, но, подумав, снова закрыл его. И тут взгляд Фреда потеплел, он радовался, что ему удалось убедить меня.

Мы с Фредом относились к одному рангу в системе британской дипломатии. И консула, и первого секретаря можно было бы приравнять к званию полковника, если сравнивать с армией.

Как и в армии, следующий шаг являлся бы повышением. Первых секретарей и консулов было много, а вот советники, генеральные консулы и министры находились уже почти у самой вершины пирамиды. По всему миру можно было насчитать по меньшей мере шестьсот консулов и едва ли не больше первых секретарей, однако всего лишь около полутораста послов.

Фред посмотрел из окна на открывавшийся вид — пальмы, синее море с солнечными бликами на поверхности воды, небоскребы в деловом центре Майами — и сказал, что никогда не чувствовал себя более счастливым человеком.

— Рад за тебя, Фред, — произнес я и был в ту минуту совершенно искренен.

Он обернулся, грустно улыбаясь: его тело было неуклюжим и приземистым, но ум — подвижным и гибким, как акробат.

— Мы оба знаем, — сказал он, — что в конце концов ты преуспеешь больше, чем я.

Я хотел было возразить, но Фред жестом остановил меня.

— Здесь, — продолжал он, — впервые за всю мою жизнь я почувствовал себя у штурвала. Это необыкновенное чувство. Захватывающее. Я просто хотел поделиться с тобой. Я не многим могу это сказать. Другие не поймут. Но ты-то понимаешь, правда?

Я медленно кивнул:

— Мне никогда по настоящему не приходилось руководить. Такое случалось лишь изредка, и то Первый секретарь, консул — чиновники 7-го ранга категории «А» министерства по делам Содружества и международных отношений Великобритании. Ненадолго. Всегда нужно было перед кем-то отчитываться.

— А это гораздо легче, — и Фред усмехнулся совсем по-ребячьи. — Вспоминай обо мне иногда, расхаживая по Уайтхоллу.

Я вспоминал о нем, сидя в авиалайнере, когда Викки и Грэг спали по ту сторону прохода. Пожалуй, за последние несколько дней я узнал его лучше, чем за все время в Токио, и, конечно, теперь я относился к нему по-другому. Он понял, что такое быть самому себе начальником, и это отточило его характер, помогло избавиться от взвинченности и манерности, и, может, однажды настанет день, когда его лоб останется сухим.

Не знаю, как ему это удалось, он уговорил меня не только лететь в Англию вместе с его попавшими в беду друзьями, но и благополучно доставить их к дочери в Глостершир. Я сознавал, что если бы они направлялись куда-нибудь в Нортумберленд, я бы иначе отреагировал. Но было так любопытно снова попасть в провинцию, где прошло мое детство. Оставалось еще две недели отпуска, а никаких определенных планов относительно того, как их провести, у меня не было, разве что нужно было подыскать жилье в Лондоне. Итак, в Глостершир — почему бы нет?

По прибытии в Хитроу я взял напрокат машину и повез бесконечно благодарных Уэйфилдов на запад в сторону Челтенхема, туда, где проходили скачки. Викки сказала, что ее дочь жила едва ли не у самой беговой дорожки.

Так как Викки раньше здесь не бывала, а я весьма смутно помнил эти места, пришлось пару раз остановиться, чтобы свериться с картой. Мы не заблудились и добрались в Челтенхем к полудню.

Заехав на станцию техобслуживания, разузнали, как ехать дальше.

— Ветлечебница? Повернете направо, проедете пожарную станцию…

Строения, возвышавшиеся по обе стороны шоссе, представляли собой удивительную смесь веков: старые и ветхие дома затеняли агрессивные фасады магазинов и пабы, выстроенные в современном стиле. Это больше напоминало не поселок, а пригород: сказывалось отсутствие единого стиля.

Ветлечебница представляла собой основательное кирпичное здание, выстроенное вдали от дороги. Рядом было достаточно места для парковки не только нескольких автомобилей, но и целого фургона для перевозки лошадей. Кстати, подобный большой фургон как раз и стоял около дома. Неужели ветеринары больше не принимают вызовов на дом?

Я остановил взятую напрокат машину в свободном углу асфальтированной площадки и помог Викки выйти из автомобиля. Она отсидела ногу, а темные круги вокруг глаз, мешки под глазами и усталый, измученный вид свидетельствовали о том, что ее разбудили в два часа ночи, пусть даже часы показывали семь утра по местному времени.

Ее зашитое ухо было аккуратно заклеено пластырем, а большую бесформенную повязку уже сняли. Тем не менее Викки выглядела усталой пожилой женщиной. И даже ее попытка слегка преобразиться с помощью губной помады не возымела никакого результата.

Да и погода была не на нашей стороне. Из субтропиков Флориды — в серый холодный февральский день Англии — такая смена климата кого угодно выбила бы из колеи, а для наших героев с их травмами была просто губительна.

На Викки был темно-зеленый брючный костюм и белая рубашка — наряд, не соответствующий представлению англичан о выходной одежде. Она даже не удосужилась оживить этот ансамбль бижутерией или золотой цепочкой. Ей казалось достаточным просто сесть в самолет.

Грэг изо всех сил старался быть для Викки опорой, но, несмотря на все его возражения, было ясно — недавние события и потеря сознания здорово подорвали его силы. Так что многочисленные сумки и чемоданы мне пришлось перетаскивать самому, хоть Грэг и успел раз шесть извиниться, жалуясь на слабость.

Я никоим образом не рассчитывал, что они оба, словно резиновые, сразу же вернутся в прежнее состояние. Бандиты оказались сильными и жестокими. Мне достался всего один удар, и то было впечатление, будто заехали огромной дубиной. К тому же в полиции нас здорово огорчили, высказав предположение, что грабителей вряд ли поймают. В животной злобности и жестокости, исходивших от них, по-видимому, не было ничего необычного. Викки, во всяком случае, посоветовали больше не носить серег с резьбой вместо обычного замочка.

— Чтобы им было легче меня ограбить? — спросила она с горьким сарказмом.

— Лучше носите подделку вместо настоящих камней.

Она покачала головой:

— Не так-то просто иметь настоящую вещь. Грэг вышел из машины последним. Втроем мы направились к кирпичному зданию, вошли внутрь через стеклянную дверь и оказались в просторном вестибюле. На полу — коричневое ковровое покрытие, из мебели — два стула и деревянная стойка, на которую можно облокотиться, пока разговариваешь с девушкой, сидящей по ту сторону в глубине зала.

Девушка сидела за столом и разговаривала по телефону.

Мы подождали.

Тем временем она сделала какие-то заметки, положила трубку, обратила в нашу сторону вопросительный взгляд и произнесла: