– Поросенка, богу душу мать, грибов, водки… и соку… И салатов там каких-нибудь, – он повращал рукой в воздухе.

Два дюжих бритоголовых молодца, составлявших его свиту, сели подле него, с тупым спокойствием уставившись на Лизу и Михаила. Последний, извинившись, резко поднялся и направился к бравой тройке. Подойдя к их столику, он занял четвертый стул. Лиза слышала только смутный гул голосов: «пещерная» акустика превращала слова в набор звуков, долетавших до нее подобно эху в горах. Вскоре раздался судорожный смех – это смеялся седовласый. Лиза не сомневалась в том, что видит перед собой Тяпу. Делая вид, что озабочена своей внешностью, она поднялась со стула и пошла к выходу.

– Лиза, – окликнул ее Михаил, – вы уже уходите?

Она обернулась. На нее смотрели четыре пары глаз, три из которых выражали одобрение, а одна – восхищение, смешанное с беспокойством.

– Я сейчас вернусь. – Лиза постаралась улыбнуться как можно более непринужденно.

Михаил кивнул.

Лиза быстренько прошла мимо охранника, который проводил ее похотливым взглядом, тщательно разглядывая соблазнительные выпуклости ее стройной фигуры. Выйдя из помещения, она завернула за угол и сняла трубку с висящего на стене таксофона. Походя она заметила, что рядом с белой «Шкодой» стоит, поблескивая синими боками, новенькая «БМВ», а чуть поодаль – серебристый «шестисотый» «Мерседес».

Снова оставшись в одиночестве после ухода Лизы, Китаец послонялся без дела по кабинету, покурил, глядя в окно, потом снял телефонную трубку и набрал номер Бухмана. Узнав его голос, секретарша Бухмана – Софья Петровна – без лишних вопросов пригласила шефа к телефону.

– Что-нибудь еще, мамуся? – поинтересовался тот.

– И да и нет, Игорь, – ответил Танин.

– Что-то ты темнишь, мамуся, – проницательно заметил Бухман. – Выкладывай, что там у тебя.

– Да я вот подумал: давненько мы с тобой не общались в неформальной обстановке.

– Хочешь пригласить меня в кабак? – без обиняков спросил Бухман.

– Почти угадал, Игорек. Только не в кабак, а ко мне домой, у меня там припасена бутылочка французского коньячка. Так что, как закончишь свои дела, подтягивайся.

– Ты уже дома? – уточнил осторожный Бухман.

– Буду через полчаса.

– Ладненько, мамуся, жди. Я только Ларе позвоню, чтобы не волновалась.

Час спустя Бухман с Китайцем сидели на кухне в квартире Танина. На столе стояли початая бутылка «Камю» с черной овальной этикеткой и золотыми буквами, пузатые прозрачные рюмки из тонкого стекла и закуски.

Бухман пил и ел обстоятельно. Он аккуратно намазывал хлеб тонким слоем масла, сверху покрывал его слоем икры и добавлял длинный кусок перца. То и дело поправляя очки в тонкой золотой оправе, он делал маленький глоток коньяка, какое-то время смаковал его во рту и только потом откусывал кусок бутерброда.

– Замечательно, мамуся! – восклицал он, закатывая глаза. – Все-таки молодцы эти лягушатники, что придумали такой божественный напиток. Нет, я не спорю, водка – это тоже неплохо, но коньяк… – он причмокивал пухлыми губами и блаженно улыбался.

– Просто глаз радуется смотреть, как ты ешь, – усмехнулся Китаец, в очередной раз наполняя рюмки.

– Я могу доставлять тебе эту радость хоть каждый день, – хитро улыбнулся раскрасневшийся Бухман.

– Боюсь, что каждый день у меня не получится. – Китаец вынул из лежавшей на столе пачки сигарету и закурил.

– Что, мамуся, может подорваться твое финансовое положение?

– Нет, – рассмеялся Танин, – просто иногда мне приходится работать.

– Знаю-знаю, – Бухман достал пачку «Парламента», – у тебя и сейчас, кажется, новое дело. Что-то связанное с похищением…

– Да, – кивнул Танин, – кто-то собирается шантажировать моего клиента.

– И что же они хотят? – Бухман с интересом смотрел на Китайца.

– Пока просто сказали, чтобы он не дергался. Дали поговорить с дочерью.

– Твой клиент готов платить?

– А ты как бы поступил на его месте? Вспомни, как тебя самого прессовали.

– Что ты, мамуся, – Бухман глубоко затянулся, – я до сих пор вспоминаю об этом с содроганием. Если бы не ты…

– Ладно тебе, Игорь, – махнул рукой Китаец, – я же заговорил об этом не для того, чтобы в очередной раз выслушивать твои благодарности.

– А для чего? – Сквозь толстые стекла очков Бухман взглянул на Танина.

– Просто хотел кое в чем с тобой проконсультироваться как со специалистом. Так, для общего развития, – пожал плечами Китаец.

– Ну говори-говори, не тяни, – беззлобно произнес Бухман. – Я же понял, что мы пьем коньяк не просто так.

– Из тебя бы получился неплохой сыщик. – Танин сделал глоток коньяка и поставил рюмку на стол. – Объясни мне, кого ты называешь отмороженными? Я, в общем-то, примерно знаю, хотел только уточнить.

– Ну это же элементарно, мамуся, – Бухман сел на любимого конька. – Преступный мир живет по своим законам – понятиям, а отмороженные – это те, кто этим законам или не подчиняется, или просто таковых не знает. Для них не существует никаких авторитетов, будь то криминальный, милицейский или еще какой. Тех, кто сидел, в преступном мире называют «синими». Так вот, обычно среди отморозков нет синих. Вот если ты совершил какое-то преступление, попался и тебя посадили, тогда ты можешь по понятиям называться «синим».

– То есть, если я тебя правильно понял, – вставил внимательно слушавший Китаец, – отморозков не принимают в воровскую среду?

– Как правило, нет, – согласно кивнул Бухман, – только ведь сейчас все перемешалось, как в мутной воде. Если «синим» это выгодно, они могут сотрудничать с отморозками, но вообще-то преступный мир их не жалует.

– Ты говорил, что в последнее время замочили многих преступных авторитетов. Кто же этим может заниматься, если у авторитетов иммунитет?

– Да, мамуся, – Бухман бросил окурок и потянулся к рюмке, – что-то вроде иммунитета. Таких больших людей, как Борода, Петруха, Толмач, Косяк, которых замочили за последние два месяца, в криминальной среде убивать запрещено. В традиционном уголовном мире за такие дела исполнителей и заказчиков нещадно отстреливают.

– Значит, тот, кто убивает авторитетов, ходит по острию ножа?

– Точно, мамуся. Рано или поздно ему придет конец. – Игорь выпил, оторвал от кисти виноградину и отправил ее в рот. – Здесь я вижу два варианта, почему им до сих пор все сходит с рук. Либо у них крутая банда, сколоченная из таких же отморозков, как они сами, и к ним пока не могут подступиться, либо, что менее вероятно, криминальный мир просто не знает, что это за наглецы, или не имеет серьезных доказательств их беспредела. Просто так ведь даже отморозков не убивают.

– Так уж и не убивают? – усмехнулся Китаец. – А как же все эти разборки, раздел сфер влияния? Я знаю, что немало криминальных авторитетов лишились жизни.

– Конечно-конечно, – согласился Бухман, – только все равно их убийц потом находили где-нибудь в лесах или оврагах.

– Ну, а главари отморозков, например, Магарыч или Башкир, – продолжал расспрашивать Танин, – они могут со временем стать авторитетами? Ведь по сути они ничем не отличаются от тех же бандитов.

– Очень даже отличаются, мамуся. Магарыч вообще не сидел, а Башкир провел на зоне около двух лет за какое-то мелкое преступление, за которое в авторитеты не возводят. Правда, я слышал, что сейчас можно просто купить корону вора в законе тысяч за двести баксов. Все пошло наперекосяк.

– Ты что, тоскуешь по ушедшим временам, Игорь? – Китаец вопросительно посмотрел на товарища. – Не следует слишком уж романтизировать преступную среду. Жулик, он жулик и есть.

– Да я не о том грущу, Танин, – со вздохом произнес Бухман. – Настоящие-то жулики, которые воруют миллиардами, сидят в правительстве, и все им до лампочки. Вот где настоящие махинаторы. Крутят народные денежки, наши с тобой денежки, Володя, и жируют на бедствиях страны. Прессу опять стали зажимать. Да ты и сам знаешь, сам когда-то работал журналистом. А все почему? Потому что все молчат. Никому ничего не нужно.