В течение следующего дня, 11 декабря, осколки Великой армии двигались к Ковно. Главная квартира вышла из Евье в 7 часов утра, когда арьергард Нея уже подходил к этому местечку. Ней сообщил в Главный штаб, что не может более оказывать сопротивления многочисленной кавалерии, которая уже перед ним, и выдерживать огонь 15 орудий на санях, которые с этой кавалерией следуют.
Вследствие этого остаткам французской армии пришлось ускорить движение и сделать большой переход, достигнув к вечеру Румжишек[109] (Roumchiki), в то время как Ней остановился возле Жижмор[110] (Jijsmoroui; Chichmori). Однако сам Мюрат продолжил путь и в полночь 11-го прибыл в Ковно[111].
Здесь ночью, пометив письма Ковно 11 декабря, он составил отчет для Наполеона и подготовил ряд приказов, из которых нам удалось обнаружить четыре, адресованные Бертье и сохранившиеся в архиве Исторической службы Министерства обороны Франции. В отчете для императора Мюрат писал: «Беспорядок достиг высшей степени [à son comble]. У герцога Эльхингенского от II, III, IX корпусов, дивизии Вреде, Легиона Вислы, генерала Луазона [34-й пехотной дивизии. – В. З.] осталось примерно 1500 человек, ни одного кавалериста, и он сильно тесним многочисленной кавалерией и артиллерией, и это [давление] все более нарастает и заставляет покидать все наши позиции и оставлять каждый день много людей. Кроме того, если враг решится сделать сильное нападение, он добьется того, что уничтожит все, что еще осталось от осколков армии». «Императорская гвардия, – продолжал Мюрат далее, – имеет не более 1500 человек пехоты, 600 кавалерии и не имеет вовсе артиллерии. Часть казны разграблена, и я сомневаюсь, что мы сможем привезти безопасно остатки ее в Данциг. У нас осталась артиллерия генерала Луазона [артиллерия 34-й пехотной дивизии. – В. З.] и та, что размещена в самом Ковно. Но сохраним ли мы [эту артиллерию] с теми силами, которые имеем? У нас более не осталось повозок. Все потеряно. Холод продолжает держаться жестоким. Солдат, который остается под знаменем, не имеет сил нести службу с оружием в руках. Это истинное бедствие, которое обрушилось на ваших храбрецов». Далее король Неаполя доложил, что в целях сохранения генералов, офицеров и орлов решил скорейшим образом отправить их в Кёнигсберг и далее в пункты на Висле. Мюрат также сообщил о приказах, отправленных Шварценбергу и Рейнье для прикрытия ими Великого герцогства Варшавского, а Макдональду – о движении на Тильзит. После того как все оставшееся от армии будет подтянуто к Ковно, его, по словам Мюрата, перебросят ближе к Кёнигсбергу Король Неаполитанский закончил письмо словами, что не существует человеческих сил, чтобы остановить происходящий беспорядок[112].
Четыре приказа, отданные Мюратом, предназначались для Бертье (как можно предполагать, начальник Главного штаба получил их утром 12 декабря). В первом из них Мюрат предлагал сообщить герцогу Тарентскому что остатки армии будут двигаться на Инстербург[113] и Тильзит. Следовало также повторить распоряжения, отправленные ранее из Вильно для Макдональда, Шварценберга и Рейнье о движении их корпусов (X корпуса – на Тильзит, а Шварценберга и Рейнье – на Белосток с целью прикрытия Великого герцогства Варшавского). Нужно было также предупредить военного губернатора Варшавы о необходимости отправить рапорты в Кёнигсберг, куда предполагала направиться Главная квартира[114].
Второе письмо касалось различных депо Великой армии, чьи действия следовало соотнести с новой оперативной линией, которую должна была взять отступавшая армия[115].
Два следующих небольших приказа относились к организации оставшейся кавалерии: они предписывали объединить маршевые кавалерийские части с гвардейской кавалерией под командованием герцога Истрийского, маршала Ж. Б. Бессьера, а остатки армейской кавалерии отправить на Кёнигсберг и соединить их под началом генералов В. Н. Латур-Мобура и О. Ф. Б. Себастьяни[116].
11 декабря Наполеон находился в Кутно, откуда отправил ряд распоряжений, которые касались необходимости успокоить европейские столицы, прежде всего Вену и Берлин, насчет сохранения Наполеоном в своих руках полного контроля над ситуацией и обеспечения со стороны австрийцев и поляков дополнительных военных усилий. Ночью император должен был прибыть в Позен[117].
Несмотря на то что события 12 декабря, казалось бы, можно реконструировать в деталях благодаря, во-первых, докладу Бертье императору, помеченному Ковно 12 декабря, во-вторых, еще одному докладу начальника Главного штаба, также составленному для Наполеона и помеченному Вирбалленом[118], 5 часами утра 16 декабря, в-третьих, целому ряду приказов, подготовленных Бертье для генерала Эбле, маршала Нея (два приказа, помеченных полднем и 9 часами вечера 12 декабря), в-четвертых, сохранившемуся фрагменту послания Нея к Бертье (все эти бумаги проработаны еще Ф. Ребулем), вопросы остаются. Главный из них связан с разночтениями между докладом Мюрата Наполеону, помеченным местечком Скрауце[119] (Skrauce) 13 декабря, и бумагами Бертье. Если Мюрат утверждал, что совещание, которое он провел с высшим генералитетом по ключевому вопросу о сдаче Ковно и дальнейшем отступлении, а также о путях этого отступления, имело место 13 декабря, то из приказов, отданных Бертье, следует, что это совещание уже завершилось к 9 часам вечера 12-го[120]. В связи с этим можем предположить, что король Неаполя сознательно «перенес» время совещания в письме к императору, дабы создать впечатление, будто решение об оставлении Ковно (вслед за Вильно) не было спланировано заранее, но принято под давлением текущих обстоятельств и при одобрении со стороны высшего генералитета армии. Очевидно, что Мюрат хорошо осознавал невозможность выполнения тех задач, которые поставил перед новым командованием отступавшей и быстро таявшей армии отъезжавший в Париж и питавшийся иллюзиями император. Король Неаполя предпочел постепенно готовить Наполеона к восприятию реального положения дел, отводя от себя и ослабляя тот взрыв негодования, который неминуемо грозил обрушиться на Мюрата после осознания императором масштабов произошедшей катастрофы.
В отчете Бертье, написанном для Наполеона и помеченном Ковно 12 декабря, об этом совещании не упоминалось. Совещание, как полагаем, состоялось после того, как отчет уже был составлен и пакет с ним даже запечатан. Судя по постскриптуму, после совещания начальник Главного штаба вскрыл пакет и приписал: «Я вновь вскрываю письмо; кажется, что Король намерен перебросить армию, то есть ту массу людей, которые ее составляют, на Вислу, в Торн[121], Мариенбург[122] и Данциг, а герцога Тарентского в Эльбинг»[123]. Обращает на себя внимание, что герцог Невшательский, который, без сомнения, принял участие в совещании и не мог не высказать своего мнения, в письме к императору попытался представить все так, будто решение принимал один Мюрат.
Итак, утром 12 декабря от Нея (авангард под его командованием к ночи на 12 декабря находился у Жижмор) в Главную квартиру пришло известие, что у него осталось не более 1500 человек и что он едва ли доберется до Румжишек (Roumchki), так как его решительно теснит кавалерия. Однако Мюрат велел сообщить Нею, что тому абсолютно необходимо удержать в течение завтрашнего дня дефиле перед Ковно, ибо тет-де-пон теперь не имеет никакого значения, «поскольку Неман исчез», так как река замерзла, покрыта снегом, экипажи проходят по ней как по равнине и лед может выдержать даже большие орудия[124].
