– Мы устали и отправляемся в свои покои, но дражайшие министры пусть продолжают пиршество, – наконец произнесла Мин Сянь. – Мы поднимаем эту чашу с вином за драгоценных подданных и народ Поднебесной, – она залпом выпила и поднялась, невольно цепляясь за подлокотник драконьего ложа. Чжоу Су тут же подскочил к ней, аккуратно беря под локоть. Министры поклонились. Шан Юй нахмурился еще сильнее – императрица была пьяна и явно с трудом стояла на ногах, рискуя потерять лицо, но ее черты оставались такими же непроницаемыми, будто каменная маска. Великий советник оглянулся на министров, но никто не обращал на императрицу никакого внимания, только министр Вэй скользнул равнодушным взглядом и вернулся к разговору с министром Лю.

Императрица, поддерживаемая Чжоу Су, скрылась в боковом проходе за ширмой. До чуткого слуха Шан Юя донеслись обрывки тихой беседы верховного цензора с каким-то чиновником.

– Императрица еще молода, конечно, она не может и не должна пить с нами на равных. Несколько чаш вина – и она уже сбежала обратно в свой Дворец душевной чистоты, – Чжао Тай насмешливо ухмыльнулся, пряча усмешку в рукаве и наклоняясь к чиновнику ближе. – Господин Тан, сегодня пьем, пока не упадем, иначе кто поддержит славную традицию в отсутствие императрицы? Помню, какие пиры закатывал покойный император… Быть может, следует наконец поднять вопрос о свадьбе императрицы…

Шан Юй сжал пальцы в кулак и неожиданно с громким стуком опустил его на стол. Придворные удивленно оглянулись на него. Чжао Тай прикрыл нижнюю часть лица широким рукавом, поглаживая седую бороду. Он уставился на великого советника без тени страха.

– Прошу господ простить меня, я тоже вас покину, – сквозь зубы выдавил Шан Юй, поднимаясь. Он резкими шагами прошел к выходу и оказался на холодной улице. Запахнувшись в накидку, поданную евнухом, он уставился на двор, освещенный фонарями. Темное небо казалось низким и зловещим. Желая остудить голову, он направился вдоль широких галерей дворца.

Гвардейцы, завидев его черную высокую фигуру в развевающейся накидке, тут же складывали перед собой руки в приветствии. Служанки и евнухи сначала шарахались от него, явно думая, что он нечистая сила, но затем узнавали и кланялись. Шан Юй знал, что внушает страх одним своим видом, и был совсем не против. Погруженный в мрачные мысли, он переступил через порог какого-то павильона и осознал, что шел, не разбирая дороги, и ноги привели его в самое знакомое место – Дворец душевной чистоты. Он замер у ворот, глядя, как по высоким ступеням поднимается тонкая фигура, поддерживаемая евнухом. За ними следовала свита из слуг, несущих фонари.

Он сделал шаг вперед, желая нагнать фигуру в светлых одеждах, в темноте ночи казавшихся траурными. Мин Сянь покачивалась на ветру, и даже с такого расстояния Шан Юй видел, как покраснело ее лицо. Добравшись до террасы, императрица неожиданно отмахнулась от руки Чжоу и сделала шаг вперед – к каменной ограде.

Шан Юй невольно вышел из тени ворот.

– Чжоу Су, смотри! – прозвенел звонкий голос императрицы. Сейчас она не казалась такой равнодушной и холодной, как когда разговаривала с придворными. – Снег! – Мин Сянь вытянула руку над пустотой, хватая что-то. Шан Юй поднял глаза и увидел, как с неба опускаются белые хлопья первого снега. – Снег, – хихикнула Мин Сянь, пьяно разглядывая свою пустую ладонь.

– продекламировала Мин Сянь, и внезапная грусть охватила ее душу. Она сжала пустую ладонь и прижала к груди, чувствуя острое одиночество. Она посмотрела вниз и вздрогнула – там, глядя вверх, в неярком свете ночи и фонарей стоял Шан Юй, не отрывающий от нее взгляда.

Мин Сянь задрожала всем телом, сжимая тонкие пальцы в кулаки и пряча их в рукавах. Затем она развернулась и быстро направилась внутрь дворца, чуть не упав по пути, когда запуталась в собственных ногах, но Чжоу Су успел ее подхватить. Шан Юй видел, как императрица скрылась во Дворце душевной чистоты, после чего, чувствуя щемящую тоску в груди, отвернулся и пошел прочь, чтобы вернуться в свое холодное поместье. Снег усилился, накрывая его плечи и голову, превращая в подобие сугроба – такого же ледяного, как и чувства в его душе.

Снег продолжал идти всю неделю, укрывая землю и дома белоснежной пеленой. Мин Сянь с легкой улыбкой наблюдала из окна, как резвятся служанки, играя в снежки. Перед утренними собраниями она глядела, как снеговики превращаются в министров, отряхивая снег на террасе перед залом утренних собраний. Вечерами она писала снежные картины. Казалось, что с приходом зимы императрица погрузилась в меланхолию – она, как и раньше, смотрела на склоки при дворе с равнодушием Будды, но если до этого она задавала вопросы, то сейчас, казалось, полностью отстранилась от происходящего, передав все полномочия великому советнику и министру Вэю. Однако многие чиновники заметили, что императрица словно отдалилась не только от двора, но и от Шан Юя, который обыкновенно имел свободный вход во дворец. Теперь без срочной необходимости ему был запрещен вход во Дворец душевной чистоты, а также отзывалось его исключительное право носить меч во дворце.

Чиновники потирали руки, предвкушая падение ненавистного великого советника, но тот принял удар с абсолютно равнодушным выражением лица, словно это касалось кого-то другого. Зато министр Вэй, чей день рождения пришелся как раз на этот период, получил от императрицы щедрые подарки. Чувствуя, что баланс сил при дворе пошатнулся, многие придворные, еще неделю назад опасавшиеся падения правого министра, с радостью отправились на банкет к министру Вэю, но самой императрицы, сославшейся на слабость, там не было. Вдовствующая императрица позже во дворце похвалила Мин Сянь за доброту к императорскому дядюшке и открытую поддержку.

– Мой брат очень переживал, что слухи, гуляющие по Линьаню, встревожат императрицу, – сказала она, перебирая пальцами сандаловые четки – недавний подарок Мин Сянь. – Однако ты прекрасно разобралась с этой ситуацией. К тому же великий советник хоть и доказал свою непоколебимую верность трону, однако… такая власть в его молодом возрасте… Еще и это разрешение покойного императора разгуливать по дворцу с оружием – где это видано? Ты правильно сделала, что осадила его. – Мин Сянь уставилась на лицо матушки, которая смотрела не на нее, а на четки, словно говорила с ними. Снежная погода как нельзя кстати подходила ее холодной красоте – она была одета в теплый светло-голубой ханьфу, отороченный белым песцовым мехом по вороту, который подчеркивал бледность ее кожи. – Только вот… министр Цао… все еще беспокоит меня. – Наконец она подняла глаза на императрицу, сидящую рядом.

– А что с ним, матушка? – безмятежно спросила Мин Сянь.

– То недавнее покушение на тебя, теперь эти слухи. Не кажется ли тебе, что все это связано? – пытливо спросила вдовствующая императрица.

– Цензорат и Министерство наказаний провели совместное расследование, вы наверняка читали отчет. – Она пронзительно посмотрела на мать. Конечно, та не имела права читать доклады императрице, но она не сомневалась, что все послания трону сначала проходят через руки матушки и министра Вэя.

– Как же я могла их читать? – не поддалась на провокацию та, вглядываясь в лицо дочери. – Я знаю лишь то, что рассказала мне ты, А-Цюй. По твоим словам, истинного преступника так и не нашли.

– Верно, матушка. – Мин Сянь тут же опустила глаза, вновь становясь покорной и послушной дочерью. – Вам кажется, что это связано с министром Цао? Однако зачем ему это?