После очередной драки Ваню пригласили к директору. Он долго молчал, смотрел на спокойно сидящего перед ним ученика. Мальчика можно было принять за уверенного в своих силах мужчину. Он не суетился, руки спокойно лежали на столе, лицо расслаблено. «Трудный случай», – приблизительно так можно описать мысли взрослого.

– Иван, я пригласил Вас, чтобы разобраться. В последнее время много жалоб на вашу троицу. Мне говорят, что вы начинаете драки по любому поводу. Пожалуйста, объясните мне Вашу позицию.

Царевич поднял взгляд холодных синих глаз и коротко бросил:

– Это оскорбительно.

На лице директора отразились сложные чувства: недоумение, страх потерять работу, непонимание, обреченность.

– Не могли бы Вы пояснить?

– Мне представляется оскорбительным, когда меня называют маменьким сынком, сладким мальчиком незнакомые со мной люди.

Директора обдало холодом: на него ледяными глазами смотрел будущий повелитель. Школьный пиджак сидел как придворный мундир. С кем он беседовал

– Ваше Высочество, позвольте…

– Иван. Мы договорились.

– Да, Иван, позвольте объяснить, – взрослый удивлялся, как повернулась беседа, – в школе не место для драк и грубой силы при выяснении отношений. Вы вынуждаете меня обратиться к Вашей матери.

– Это ваше право. Но, уверяю Вас, лучше от этого не станет, – ребенок твердо смотрел на взрослого. – Думаю, полезнее оставить все как есть. Забияки скоро успокоятся, и жизнь войдет в нормальную колею.

«Это какой-то бред! Меня учит двенадцатилетний молокосос», – думал директор.

– Иван, я прошу Вас и Ваших друзей все же принять мои слова к сведению и держаться в рамках приличий, – еще немного, и директор скрестил бы пальцы на обеих руках, чтобы разговор остался без последствий.

– Я обещаю. И, господин директор, не опасайтесь, все останется между нами, – едва заметно усмехнувшись, по-мужски заявил Иван.

Как и обещал царевич, драки в один день прекратились. За Иваном закрепилась слава главного школьного забияки, что только усилило его авторитет в глазах одноклассников.

Однажды в воскресный день молчун попросил Симеона:

– Папа, мне нужно поговорить с тобой, как мужчина с мужчиной.

Отец удивился и пригласил сына в кабинет. Содержание беседы осталось тайной, но со следующего утра в школу и из школы Иван ездил с братьями Морозовыми.

К четырнадцати годам царевича переключился на автомобили. Он перезнакомился с шоферами и техниками в гараже отца. Вскоре молчаливый юноша мог с закрытыми глазами разобрать и собрать любой двигатель, о чем довели до сведения родителя.

Когда младшему сыну исполнилось шестнадцать, пришло время выбирать дальнейший путь.

– Иван, пора определяться. Мне бы хотелось, чтобы в нашей семьей был настоящий военный. Юнкерское училище, как? – предложил Симеон.

Сын ответил:

– Папа, я соглашусь с любым Вашим решением. Но мне бы хотелось заниматься другим.

– Чем?

Беседа не застала Ивана врасплох:

– Отец, я бы предпочел заниматься конструированием автомобилей.

Симеон выдержал паузу.

– Иван, у всех мужчин царского рода свои обязанности. Дмитрий как наследник престола вскоре будет мне помогать в управлении государством. Василий как средний сын будет распоряжаться финансами. Ты много лет поддерживал маму и представлял семью в прессе. Благодарю, что освободил нас от обременительных обязанностей. Теперь пора послужить отечеству. Хочу в будущем поручить тебе армию.

Иван подавил желание возразить. Долг превыше всего. Симеон с удовлетворением отметил сдержанность сына.

– Иван, я решил направить тебя в Военную Академию. Там и продолжишь учиться. Как умный человек ты наверняка понимал, что «Военное управление» и «Оборонное производство» никак не вписываются в программу школы?

– Да, папа.

– Иван, свои технические навыки совершенствуй в свободное время. Да, и еще. В следующем году женятся старшие братья. Надеюсь, новость останется между нами?

– Да, папа, – повторил сын.

– Ты женишься в двадцать один, когда достигнешь полного совершеннолетия.

– Да, Ваше Величество.

– Вот и молодец! Обсудим детали.

Мужчины поговорили, Иван удалился. Уже в дверях его догнали слова отца:

– Сынок, пригласи маму, пожалуйста.

– Да, папа.

Солнце било в дверной проем, и хрупкая фигура жены показалась Симеону нарисованной тушью. «Настенька совсем не изменилась. Сегодня она даже прическу сделала, как в молодости», – думал он. Дверь закрылась, можно говорить без церемоний.

– Солнышко мое, я соскучился. Мы с тобой вчера не разговаривали. Где была? Присядь рядом.

Жена присела на подлокотник кресла, обняла мужа, поцеловала в висок. «Было вороново крыло, теперь перец с солью», – щемящая нежность заполнила ее до краев.

– Сёмушка, вчера снимались с Ваней для «Царского Вестника». Конец учебного года, хорошее время для семейных портретов. Тебя беспокоить не стали. Кстати, а почему сегодня ты спал отдельно? Опять?

Приятно ощущать, что его красавица-жена ревнует по-прежнему.

– Ну что ты! Не хотел тебя будить: ты потом долго не засыпаешь. Лег в кабинете.

– Да? – с подозрением покосилась Анастасия.

– Симеон, отвечай честно, ты сегодня ложился? И в глаза мне смотри! – она развернулась и пристально изучала лицо мужа.

«Какие красные, уставшие глаза! Опять всю ночь бумаги ворошил. Пора Митеньке часть государственных забот на себя взять. Отец не из железа сделан. Да и лет ему много. Сейчас, наверное, неудачный момент. Но завтра обсудим с Сёмушкой и Митей. Должен же человек отдыхать при жизни, а не на погосте!» – она крепко обнимала мужа.

– Вчера с Матвеем Ивановичем беседовали о Ванечке, потом депеши поступили. Обсуждали долго. Затем… – говорил муж.

Анастасия не слушала. Прозвучало ключевое «Ванечка», и все мысли перешли на ее кровиночку.

– Младший будет учиться в Военной Академии, наденет мундир и реже будет сниматься. Настя, ты меня слышишь?

Она плыла в мечтах о золотых эполетах и аксельбантах, когда через морок пробился голос Симеона:

– Настя, ты меня слышишь? Настя!

– Да, я слушаю. В Военной Академии. Я поняла, – очнулась она.

– О съемках я что говорил?

– Что о съемках? А… Да, съемки, – неуверенно ответила Анастасия.

– Снимаешься одна или с внуками, как решишь. Ивана не трогай. И еще. Он женится вслед за братьями, когда исполнится двадцать один, – распорядился Симеон.

– Сёмушка, он совсем мальчик! Не рано ли…

– Настя, не перечь мне. Я так решил. Так должно быть.

Анастасия знала: в такие минуты Симеону лучше не возражать. Если решил, упрется и не свернет. Впереди несколько лет, столько воды утечет. Она закрыла глаза и расслабилась. Тепло и надежно в кольце мужниных рук.

Ночью Анастасия проснулась: последний кусочек головоломки встал на место. Вот она, цельная картина. «Как же я была слепа!» – размышляла женщина. «Симеон все просчитал. Как он мог ей не сказать! Полковник Личной Царской охраны в дядьках, заочная служба в Преображенском полку и воинские звания. Сыновья Морозова все время рядом: надежнее охраны не придумать, чем связанные дружбой названные братья. Воинские упражнения и непонятная учеба после школы. Каждое лето в военных лагерях. Что еще он от меня скрывает?». Да, Симеон все просчитал.

***

Все было так, как и пророчили древние: тысяча лет работы и сладкое пробуждение. Ощущение в груди оказалось ненавистью. Чувство было ледяным и темным, как космическая бездна. Кого и за что она так не любила, Мара-Морена не помнила. Ничего, время мести еще не пришло.

Мара наслаждалась новым возрождением. Она неспеша прогуливалась по ледяным уступам и любовалась новым замком на высоком утесе над замерзшей равниной. Блики от гладких стен придавали особое очарование темному камню голых скал. Холод приятно обволакивал новое стройное тело.

Мара-Морена подошла к волшебному зеркалу. Ледяная Смерть следила за Анастасией. До нее долетала приглушенная речь царицы, слов Симеона она не слышала. Мара внимательно изучала живую женщину.