Вздохнула Яга.

– Знаешь же условие, Васена, с которым околдованный Лесной Хозяин одаривает. Каждый год на зимнее солнцестояние он пытался убить мальчика. И так семь раз. Я защищала ребенка, как могла, потому что тебе без него не выжить. Если не женится он на тебе до двадцати двух лет, превратится в медведя, а ты в жабу. И быть вам тварями лесными тридцать лет и три года. Если доживете, сможете в людей обратиться. Зная характер моей матери, не думаю, что так случится. И мы с Кощеем от тоски погибнем, потому как тебя не станет.

– Мама, не верю. Да с какой радости замуж за незнакомого парня идти. Мне и так хорошо, без этих мужиков, семей, детей. Я сама себе хозяйка. Хочу, ем пряник, хочу – семечки.

– Дочь, умоляю, не сопротивляйся. Вот, смотри, – и Яга показывала на отражение в зеркале. – Вот еще, – и положила перед Василисой стопку глянцевых журналов, заполненных фотографиями Младшего.

– Час от часу не легче. Ага, красавчик-царевич. Нет, мама, мне это сокровище высокородное не сдалось! Не пойду!

Поникли плечи Яги, вокруг глаз углубились морщины. Как упрямой девице сказать, что только их с Иваном общий ребенок избавит мир от опасности. Выйдет дочь замуж, никуда не денется. Парень симпатичный, воспитанный, умный. А там стерпится – слюбится, как испокон веку было.

Лукавила мать:

– Не хочешь жить с ним, так и не надо. Нет в заклятии того, чтобы ты без любви рядом с чужим мужчиной до смерти была. Выйдешь замуж и свободна. В птицу обратишься, лети на все четыре стороны. Только не отвергай его сейчас. В этом году бабка твоя Мара опять в силу входит и будет покушаться на жизнь Ивана. А без него мы все погибнем. Девочка, помоги!

Плакала мать, рыдала дочь. Домовой за печкой завел тоскливую песню: «Как за синими горами, За долами и лесами…»

– Что же ты, Кузьма Егорович, похоронную песню раньше срока завел? Али чуешь что? Рано нас хоронить. Если предназначены друг другу Василиса и Иван, непременно встретятся и полюбят друг друга. Нам только ждать и надеяться остается, – грустила Яга.

Домовой пел, и слышала его одна хозяйка.

***

Зима в тот год стояла лютая. В холодные дни воробьи замерзали на лету. В ночь солнцестояния началась пурга. Говорят, человек тридцать замерзли в столичных сугробах

Вечером с верными друзьями Иван отправился проведать мотоциклы. Хоть и меняли приятели любимых железных коней на вездеходы и снегоходы по такой погоде, но присмотра и ласки они требовали.

В гараже было тепло и уютно, навязчивые «зайки» не мешали работе. Бугрились бицепсы, мощные мышцы ходили на спинах и груди, кое-где в прорехах новомодных рваных рубах проглядывали кубики пресса. Казалось, дыры на футболках приходились точно на те места, где выгоднее смотрелся рельеф молодых тел.

– Ого! – прокомментировал удар ледяного тарана в каменную стену Алешка.

– Не хило ударило, – вторил Сережка.

Иван молчал. Очередная деталь встала на место. Вдалеке кто-то печально напевал «Как за синими горами, За долами и лесами…».

– Алешка, слышишь?

– Да, прям буран сегодня. Ветер стены качает, – не поворачиваясь, ответил один из близнецов.

– Песню слышишь?

– Какую?

– Ну эту, народную. «Как за синими горами».

– Ты чего, Твое Высочество, какие еще горы?! Ветер воет, а тебе дурь всякая мерещится. Помощь нужна? Чего там у тебя? – Сережка вытер руки ветошью, привстал и повернулся к Ивану.

Очередной порыв ветра ударил в стену. Зашатались стеллажи. И началось. Алешка клялся, мотоцикл на Младшего заваливался неправдоподобно медленно, рассыпаясь в воздухе на детали. Сережка вторил брату: невидимый враг оторвал двигатель и, покрутив им в воздухе, опустил на ногу, крепко прижав Ваню к полу. Оба брата в один голос утверждали, что безмозглый металл так не летает.

Иван молча лежал под грудой обломков. Чего кричать, если он особо не пострадал. Младший наблюдал, как детали целенаправленно летели, прямо в голову, но отскакивали от невидимой преграды.

***

– Молодец, девочка, правильно. Держи его! – Яга за спиной дочери наблюдала, как щит отклоняет обломки от Младшего.

– Вот здесь подправь, – она ткнула пальцем в изображение. – Усилить надо немного, а с этой стороны ослабить. Так, отлично получилось.

– Мама, это обязательно в венце делать?

– Пока не освоишься, обязательно. Не отвлекайся, держи щит.

– У нас проще.

– Так это не твой пункт контроля. У меня все по-старинному. Не бойся, аппаратура надежная, веками проверенная, – Яга ласково погладила раму зеркала.

– Мам, а зачем венец этот тяжеленный?

– Настройка для стекла. Воздействия точнее и мощнее будут. Шлемов ваших и VR-очков у меня нет. Пользуйся тем, что есть. Да, и еще. Это семейный венец, бабкой твоей сотворенный.

– Это Марой, что ли? – Василиса ощупывала многочисленные жемчужные подвески.

– Ага. Мамы моей, твоей бабули. Ей без надобности, а я припрятала. Иногда пользуюсь. Вот сегодня пригодилось.

***

Все закончилось так же неожиданно, как началось. Выл и бился в стены ураган, и в Ивана летел металл. И внезапно наступила тишина.

Близнецы извлекли Младшего из-под странного купола из мотоциклетных частей. Алексей ощупал друга:

– Так, руки… целы, ноги… тоже целы. Ванька, идти можешь?

Тот кивнул.

– Хватит валяться. Вставай и пошли. Через два часа прием. Еще тебя в порядок привести. И самим одеться, – ворчал Алешка.

– Успеем, не гони, – вступился за друга Сережка, ставя на ноги Младшего.

Старые кожаные штаны имели жалкий вид: поцарапанные и порванные, они висели лохмотьями. Металл прошел вскользь и не причинил существенного вреда. Больше всего пострадал стеллаж с запчастями. Его разворотило, и содержимое ящиков и коробов ровным слоем рассыпалось по полу.

Иван, прихрамывая, направился к лестнице.

– Стой, малахольный, куда? – в один голос завопили Морозовы. Никакого почтения у близнецов, да откуда ему взяться, если всегда рядом с царевичем.

– На лестницу, а что?

– Иди к лифту, герой! – Алешка был неумолим.

Опираясь на плечи друзей, царевич похромал к подъемнику. В открытые двери одновременно троим не протиснуться, и братья пропустили Иванушку вперед. Младший сделал шаг и застыл.

Из зеркала на стене смотрела медвежья морда. Огромную харю с глазищами и зубастой пастью обрамляла слишком светлая шерсть, цветом напоминавшая волосы Иванушки. От неожиданности юноша злобно оскалился, и медведь в ответ раззявил пасть и беззвучно зарычал.

Потом поверхность помутнела, и появилась девушка. Чистая кожа цвета свежих сливок, огромные прозрачные зеленоватые глаза, толстая русая коса, пухлые губы. Наряд у девицы был старомодный: на голове венец с жемчугами, шитый золотом сарафан, тонкая белая рубашка. Незнакомка что-то настойчиво говорила, но зеркало звуки не пропускало. Застыл, пораженный в самое сердце, Младший.

«Вот с такой… на такой… О-о-о», – бессвязно думал парень, внутри бушевала горячая буря. Красавица отчаянно пыталась что-то донести до парня.

***

– Мама, он что, дурак? На что он там пялится? Себя увидел? – Василиса искренне возмущалась.

– Васена, это он тебя, видимо, узрел. Знаешь, не каждый день парню является такое чудо – вместо собственной физиономии красавица в венце и старинном сарафане.

– Нет, не может быть. Ой, я голос сорвала, пока щит держала, а этот… царевич лежал и отдыхал. Теперь ору «Медведь рядом, спасайся», а он на меня пялится. Мам, он недоумок?

Яга поняла: «Василиса Ивана в самое сердце поразила. Точно, суженый это. Ему бы быстрее к нам добраться, легче бы жить стало».

Дочери она ответила:

– Нет, он нормальный мальчик, просто не ожидал тебя встретить. Кого хочешь ошарашит. И не слышит он. Зеркало – не твой коммуникатор, звуков не передает.

***

Стеклянная поверхность помутнела, и прекрасное видение исчезло.

– Вы видели, какая красавица! – осипшим голосом спросил Иван близнецов.

– Какая еще красавица? Вань, тебя по голове ударило? Рамой или еще чем?