– Мне бы так хотелось настоящего торжества! – мечтательно воскликнула свекровь. Она явно была в ударе. – Но Андрей Семёнович не хочет, он скромный человек, и немного смущён, что ему придется переехать ко мне. Нам ведь обязательно нужно пожениться, чтобы уладить все формальности, он же гражданин другой страны! И мы обязательно отметим это событие, детали обговорим позже, с Витюшей, с Ларой. Но прежде Андрею Семёновичу надо развод оформить, как полагается, и все имущественные дела уладить. А где Виктор-то? Ты так ничего мне и не сказала!

– Витя в отъезде по работе, – быстро соврала Аля.

– В командировке что ли?

– Да, на подмосковных объектах, – Аля продолжала бодро лгать, хотя сама понятия не имела, где в данный момент находится её муж.

– Так чего же он не вернулся на выходные? – недоумевала Эмма Васильевна.

– А он только сегодня уехал. Сегодня, да. Чтобы завтра с утра приступить к делам. Ну, и избежать пробок, вы же понимаете. С утра, да в понедельник – одни пробки на дорогах! – вдохновенно сочиняла Альбина, оправдывая загулявшего супруга перед его матерью.

– Ну, да-да. Правильно, конечно, предусмотрительно, – согласилась свекровь. – Ладно, успеется, узнает ещё! Даже и хорошо, что его нет дома! Мы с тобой одни поболтаем, посплетничаем по-женски! Представляешь, мне ведь на днях звонила его жена!

– Чья? – не поняла Аля.

– Да Андрея Семёновича! – слегка раздраженно выпалила Эмма Васильевна. – Неужели не понятно?!

– Зачем?

– Хотела пристыдить. Мол, разрушаю многолетний брак и всё такое. А чего там разрушать – у них всё давно шаталось! Она что, слепая, что ли была все эти годы? Раньше надо было хлопотать, теперь чего уж! И ещё она допытывалась, сколько мне лет. А какая разница – сколько! Женщина всегда женщина! – заявила свекровь. – Ну, я ей выдала! Пусть обдумает на досуге мои слова.

Альбина не сомневалась в способностях свекрови, та умела лидировать во всём, и понимала, что стыдить Эмму Васильевну бесполезно. Так же тщетно было напоминать ей о возрасте – Эммочка не считала, что бабий век короток, по крайней мере, её собственный. Если она вполне способна отбивать чужих мужей, какие ещё нужны доказательства? И цвет лица у неё прекрасный, и фигура статная, и голова соображает, и за словом в карман эта женщина не полезет. Не на ту напали.

Эмма Васильевна родилась в сентябре 1945, в год Победы, когда люди были полны энтузиазма и неуёмной жажды жизни. Мать её, бабушка Виктора, была безмерно счастлива тем, что муж вернулся с фронта живым. Василий Иванович слегка хромал после ранения ноги, но все конечности были целыми, не ампутированными. Случилось это за год до окончания войны, когда другим женщинам ещё предстояло ждать и ждать своих мужчин и проводить в тревоге дни и ночи. А она, счастливица, спала в обнимку с мужем и самозабвенно забеременела, не задумываясь, смогут ли они поднять ребёнка в такие трудные дни, хватит ли у них средств и здоровья. Тогда об этом не рассуждали – не то, что сейчас. Тогда женщины просто рожали, если было от кого. Послеродовые депрессии придумали гораздо позже.

Об отце Эммы Васильевны отдельный рассказ. Этот красивый, умнейший и способный человек уже в молодые годы считался специалистом по организации пищевых производств. Он входил в число ценных номенклатурных работников, которых могли командировать куда угодно. В конце 30-ых годов его направили в Пермь. Номенклатура всегда была на виду, и на руководителей часто писали доносы – такое время было. Так случилось и с Василием Ивановичем. Арестовали его в 1940-м году, а в 1941-м отправили на фронт в штрафной батальон.

С бесправными штрафниками не церемонились. Их бросали в самую бойню, как живой заслон, предоставляя одну возможность – кровью смыть вину перед государством, хоть доказана она, хоть нет. Дед Виктора многое пережил, но ему повезло больше остальных. В одном из боев он был контужен и ранен, остался беспомощным на поле битвы. Спасла его санитарная собака, овчарка. Умное животное вытащило полуживого бойца, и в память об этой псине Василий Иванович всегда держал овчарок в доме. А жена и не возражала, она не перечила мужу. Такие были времена: люди могли предать, а собака – спасти. Собаки не понимают двусмысленности и двойных стандартов. Они честны и верны до конца, даже перед угрозой смертельной опасности.

Впоследствии дед Виктора был назначен директором нового строящегося мясокомбината в ближнем Подмосковье, и в семье всегда неплохо питались благодаря его возможностям. Эмма Васильевна обожала вспоминать, какие у них устраивались застолья, как баловал их с сестрой отец. «Какой я только колбаски не едала!» – очень часто повторяла она. Или вот так: «Нет, таких колбас сейчас не делают! Вот раньше колбасы были! Всё натуральное, никаких добавок!» Её лучшие годы пришлись на ту пору, когда колбаса почиталась ценным продуктом, атрибутом престижной жизни, знаком благополучия и достатка в семье. Это сейчас колбасу не считают продуктом здорового питания, а в молодость Эммы Васильевны существовала одна диета – кушать сытнее и больше. Как-то Виктор шутливо сказал: «Ты, мам, у нас колбасная королева!» А она и не обиделась, ей даже понравилось. Чем не королева?

Колбасу Эмма Васильевна уважала. Любительскую, докторскую, отдельную, московскую варено-копченую, таллиннскую. Даже ливерную, но только настоящую. Ту, прежнюю, можно было поджарить, с луком или с яйцом, и употребить со свежим хлебцем! А можно было и так съесть – отрезать толстое колечко и на булочку! Однако теперь такую ливерную не найти, её не делают по старым рецептурам, многие и вкуса настоящей ливерной колбаски не знают, так что зря рассуждать! Да и хлеб нынче не тот, с нынешним старый добрый аппетитный бутерброд не соорудить.

Родную старшую сестру Эммы Васильевны звали просто и незатейливо – Зинаида. А её имя – Эмма – было явно заимствованным, трофейным, европейским, особенным. Она и сама всегда была особенная, незаурядная. До преклонных лет. А отец её, Василий Иванович, прожил долго и со вкусом. Уж очень жизнь любил. И на курорты обожал ездить. И знавал толк в добром вине, и в женщинах. Мужчина был хоть куда – неважно, что хромой. Этот недостаток даже добавлял ему мужского очарования.

Постепенно Альбина оттаяла и активно включилась в беседу. Она так осмелела, что поведала свекрови о происшествии в кафе «Венеция», заметив вскользь, что забежала туда выпить чашечку кофе и угодила на самодеятельный спектакль.

– А меня этот скандал не удивляет! – заявила свекровь. – Знаешь сколько у меня приятельниц, которые именно так и думают о своих мужьях, но только не всем об этом говорят? А на днях по телевизору в каком-то новостном обзоре показывали сюжет. Такое же застолье в Америке. Люди так же в ресторане отмечали юбилей семейной жизни. Супруги повздорили, и муж расстрелял гостей и жену во время ссоры! Убил насмерть несколько человек! Вот происшествие так происшествие! Накал страстей! А тут – пощечина! Это мелочи жизни! Настоящий мужчина должен с достоинством сносить пощечины от женщины!

Эммочке невозможно было возражать. В её полнокровной жизни случались и драматические сцены, и пощечины. Она пережила и ревность, и вдовство, и теперь испытывала новый всполох зрелой страсти. Собственная судьба казалась ей увлекательной историей – на зависть всем типичным обывателям, живущим несмело, а потому – скучно.

Альбина проводила Эмму Васильевну до станции метро.

– Славно мы с тобой скоротали вечерок! – благодушно сказала свекровь на прощание.

Обе женщины и в самом деле остались довольны – каждая на свой лад. Свекровь гордилась, что её личная жизнь бурлива, и она ещё способна производить фурор, а невестка радовалась, что сумела выкрутиться и скрыть вероломное исчезновение Виктора из семьи. Аля даже подзарядилась оптимизмом Эммы Васильевны, и обратный путь преодолевала прогулочным шагом, бесхитростно наслаждаясь хорошей погодой.