Теперь заметьте, что Эсхил (525–456), Софокл (496–406) и Еврипид (480–406) почти ровесники, особенно Софокл и Еврипид. И оцените на фоне этих цифр идиотизм фразы: «Позже Эсхил ввел второго, а Софокл третьего актера–декламатора». Точнее: театр, оказывается, начинается вовсе не с вешалки, как это объявил Станиславский, а – с железки у подъезда, об которую соскребают грязь с сапог. И я это не ради юмора, а чтобы показать, насколько историкам «греческого театра» абсолютно почти нечего о нем сказать. И это уже немаловажный факт.

Или вот такая зарисовка: «По жребию определялся порядок показа пяти комедий в течение первого дня праздника , и трех тетралогий в течение трех последующих дней. Каждая из которых состояла из трех трагедий и одной сатировской драмы. <…> После окончания соревнования судьи называли лучшие постановки…»

Итак, четыре дня работы театра в праздник перед вами. Первый день – 5 комедий, в три оставшихся дня – по тетралогии, но каждая из них состоит из трех вполне самостоятельных трагедий, плюс сатировская» драма. Остальные 362 дня в году театр отдыхал. Это примерно так же бы выглядело как крупнейший аэропорт мира во Франкфурте, над котором в любую секунду суток одновременно вьется штук тридцать самолетов, прося посадки, принимал бы только четыре самолета в год. Ну, может быть, не четыре, а по общему количеству только что упомянутых комедий и трагедий, включая «сатировскую» драму. Ведь энциклопедии прямо говорят, что все это приурочивалось к празднику, например, Диониса. А потом вынужденно и сквозь зубы добавляет примерно так: «а также, позднее, и в другие праздники». Однако, праздников в году, в дни которых не работают, никогда не превышало полутора сотен, включая просто выходные дни, то есть в любом случае театр должен был «отдыхать» не менее 200 дней в году. Дорогое по капитальным затратам удовольствие по тем временам.

На фоне этой галиматьи представьте себе суд вместо театра, каковой без передышки «пашет» 300 дней в году, чуть меньше аэропорта. И еще не успевает рассмотреть все дела. Притом это происходит во всех уголках мира. Не кажется ли вам, что суды–театры следует в таком случае строить? И никакой храм Афродиты их не заменит, церковь ведь отделена от судопроизводства Моисеем.

Теперь я хочу подтвердить одну необходимую мне вещь, что «начиная с Софокла (героя права, если забыли) сюжетное единство тетралогии перестает являться необходимым условием». Другими словами, если без фиоритур, все комедии, трагедии и даже «сатировская» драма совершенно не связаны между собой, как, впрочем, и «дела» в нынешних судах. Поэтому невольно приходит в голову мысль, что дела об убийствах – это трагедии, о воровстве, наследствах – комедии, так как изощренность всегда вызывает смех, а дела об изменах безусловно – сатировская драма. (О сатирах у меня есть специальная статья. Грубо говоря, сатиры, это очень невоздержанные в половом отношении и очень отсталые в умственном смысле аборигены, средь которых приспособилось жить торговое племя, они же – греки).

Собственно, может быть, я зря трачу столько много слов? Ведь сама Энциклопедия признает сквозь зубы, что именно судьи «называли лучшие постановки». Выходит, что и у нас в театрах должен быть постоянный набор судей. А то как–то даже неудобно: при их–то низкой производительности труда находились деньги на театральных судей, а в наши времена – как бы жалко. Вообще–то после этих слов мне бы пожалеть историков. Они из кожи лезут, чтобы замазать грязью картину, чтобы было, как я писал выше: война в Крыму, все – в дыму, ничего не разберешь. А я неустанно вожу по ней мокрой тряпкой. Сизифов труд, скажу я вам.

Но и вы должны понять меня. Я ведь «потрясаю основы», и у меня нет в кармане «кумранских папирусов». А «Британика» между тем так и написала, что пока ей не представят каменной скрижали или глиняной таблички, где бы на чистейшем английском было бы написано, что йеменское торговое племя – это евреи, она будет считать этот факт «недоказанным».

Кстати, жизненный анекдот о папирусах. Существует непреложный факт с, по–моему, английским самым главным спецом археологической старины, выше которого никого нет в целом мире. Принес этому академику один довольно известный подельщик любых крупных купюр папирусную подделку, для смеха, разумеется. В шутку, так сказать. И сам был не рад. Академик быстренько собрал всю английскую академию, а она не чета нашей русской, и одним махом утвердил все это на самом высоком уровне, чуть ли не у королевы. Нашел и фараона, написавшего «папирус», и его династию со многими латинскими цифрами длиной в полстраницы и лет эдак тысяч за пять до нашей эры. В общем, приказал этой подделке жить вечно в наших книжках и умах. Наподобие Ленина. Испуганный не на шутку шалопай вынужден был о своей проделке написать в газетах, ведь подделка «бесценных» папирусов это вам не бумажку в 100 фунтов нарисовать. Академик тут же написал в тех же газетах, что подельщик врет, ему было жалко расставаться с сенсацией, «обессмертившей» его имя. Но подельщик недаром был жуликом мирового класса. И он на следующий же день через те же самые газеты попросил свидетелей присмотреться к его «папирусу», желательно через лупу, в правый верхний угол, где искусно спрятанное среди «демотических египетских» то ли букв, то ли иероглифов красуется его полное английское имя и год рождения. Присмотрелись, и действительно, год был примерно 1920, а английскую фамилию я уже забыл, звать же – Джон, Иван по–нашему.

Отвлекся, простите. «Внешнее построение трагедии (замечу, как в суде) подчинено строгой схеме. После исполнения актером пролога (примерно «Встать, суд идет!») идет вступительная песнь хора – парод (parodos)». Это, по–моему, скороговорка–считалка, которую судья произносит примерно так, без пауз и глотая по полслова: «слушделономер…ш–ш–ш, отвзаявлодатств… есть?нету», ну, и так далее. «Затем отдельные сцены – эписодии (epeisodia), отделяемые друг от друга стасимами (stasimon)».

Я специально полез в другой словарь за эписодиями и стасимами. Эписодий – это «(греч.) появление или присоединение артиста к уже стоящему на сцене хору, впоследствии вообще любые диалоги». Не долго думая, я решил, что это вызывают по одному свидетелей, так как перед этим их всех разом выперли из зала. Стасим же – «(греч.) пение неподвижно стоящего хора, двигающегося к своему месту в орхестре. Заняв это место, хор исполняет стасим». Представьте, это очень напоминает действия прокурора и адвоката. Они по очереди двигаются к своему месту и, «заняв это место», исполняют каждый по «стасиму». Дескать, 20 лет каторги потому и потому, а другой: нет, хватит и «8 лет условно» потому и потому. Как бывшему нашему министру юстиции.