— Оно пока опасно, не только для противника, но и для нас, однако враг не пройдет.

— Вы все слышали мои дорогие слушатели. Враг не пройдет! Победа будет за нами!

После этих слов ведущий сделал отмашку и оркестр который был в комнате вещания заиграл военный марш.

Пятый легион жаворонков перья!

Северная Африка — Римская Имперья!

От песка и злости сжатые скрипят — зубы!

Стоптаны и смяты ровные фаланги!

Цвет пехоты Цезаря выдавлен во фланги!

Яростью слонами, жадного царя Юбы!

(ссылка на песню https://www.youtube.com/watch?v=50TdvybnL2M)

— Как мы все понимаем, данный гимн был посвящен Первой Конной Армии и здесь язык образов. Далее в программе…

Село Голодное — крестьянин Клим

Клим не понимал, что происходит. Точнее он уже понимал своим сметливым крестьянским умом, но сердцем и душой не мог принять происходящего. Еще зимой он и его семья умирали от голода. Возможно, кто-то из них бы выжил, им скорее всего пришлось бы подъедать своих собственных детей. Разумеется, никто бы их не убивал, чай не тати какие. Но голод и болезни первыми забирает детишек, а подъесть трупы, когда нет иного выхода, спасает семью.

Сначала пришли непонятные немцы и в доме стало светло, тепло и сытно. Он помнит их первое появление в селе. Когда они сказали, что все будет хорошо и они кавалерия из Беловодья. Поверил ли им битый жизнью мужик Клим? Тогда он смог поверить душой и сердцем. Умом еще не понимал, как такое вообще может быть? Когда никто не умирает от голода и болезни зимой. Как могут дети не кричать от боли после пищи, когда там много соломы.

Затем произошло чудо! Дни шли за днями, недели за неделями, никто не голодал и все были в тепле! Случилось невиданное в его жизни. Он впервые видел зимой детей, которым не были связаны руки*, те гуляли и играли на улице!

Связанные руки* — исторический факт. Оккупанты из Гольштейнов (скрывались под кличкой Романовы) довели русский народ до такого состояния голода, что дети часто съедали свои пальцы. Зимой абсолютно все дети были со связанными руками. Сначала они обгрызали заусенцы, затем появлялась кровь. Голод был таким сильным, что боль почти не ощущалась. В итоге т. к. слабые фаланги откусывали и съедали пальцы. Если родители не уследили… Повторяю это исторический факт о геноциде, что производили над нашим народом. Для тех, кто грустит о хрусте французских булок, вдруг ты не на балу будешь, а крестьянский ребенок, что от голода свои пальцы на руках сожрет.

Понятно взрослые так не делали, кусать пальцы было просто очень больно. Потому могли, хоть какую-то работу выполнять по дому и хозяйству. А тут удивительно дети не съедают свои руки!!!

Да и немцы какие-то не правильные были. Они не кичились перед селянами, дескать они другой крови. Часто называли «русским братом» Клима. Это немцы-то? Да какие они после этого немцы? Не разу не ударили*, не нахамили, всегда были готовы помочь.

Не ударили* — полк «Бойцовые коты» те еще отморозки, по некоторым главам помним, им легко человека живьем сварить или посадить на кол. Вот только служили там в основном ирландцы и небольшое число русских. Те воспринимали русских, как равных. крестьянин Клим не подходил, как наглый покупатель в магазине и права не качал. Снимет шапку, поклониться, спросит может он обратиться? Т. е. они изначально к русским крестьянам пропагандой настроены позитивно. Крестьяне со всем уважением. С чего им вдруг бить Клима?

Он сначала с опаской, а потом стал с тем барином, что к нему заехал в первый день разговаривать. Тот оказался совсем не барин, а сержант с Беловодья, кличка токма немецкая, дурная Шон. Поди так собак зовут, но свои мысли Клим не сказал в слух, нежели он дурак, такое-то буробить…

Так тот Шон совсем свой мужик оказался. Раз даже пригласил его Клима пива с ним попить. Да и пиво было, да водочка была, да хоть упейся в усмерь, а закуски… Ужасть скока много, было той жратвы. Потом Клим к нему на утро значится подходит, говорит похмелиться, а Шон-то тот и послал. Говорит нельзя перед нарядом пить. О как! А как не служба, говорит брат ты мне приходи выпьем. Понял Клим и погуторить значится можно. Да сели за разговор.

— Вот скажи мне Шон, ты меня уважаешь? — спросил Клим посля нескольких рюмок.

— Кто ж из ирландцев русских не уважает? Вы нас приняли, одели, обули, обогрели… Ответил Шон.

— О как! чейт я не припомню такого от себя, ты меня, да мою семью кормил. Возразил Клим.

— Так то не тут, то в Беловодье было. Когда ирландцы голодали, русские их и приняли. Пояснил сержант.

— Значит ты за русский народ получается?

— Получается так.

— Ежели барья приедут? Они знаешь какие лютые, сильничат девок станут, нас грабить, тады ты чего-ж не за немчеру проклятущую будешь? Селян простых защищать станешь? Клим подумал, что этим вопросом вогнал в тупик Шона.

— Конечно! За вас буду! Кто русского или ирландца на землях Фишера обидит тому — смерть!

Так они и просидели всю ночь. Песни хорошие пели, водку пили, да хороший мужик Шон оказывается, почти, как русский.

Но вот ведь незадача какая. Приехала немчура проклятая. Да охрана значится их из карателей, давай девок лапать, крестьян грабить, да забижать. Ну все подумал Клим, вот и кончилась дружба-то… Это на словах все герои, а на деле-то… Оказалось он ошибался, перестреляли тех татей лютых. Да повезло тем, кого постреляли. Остальных стали судить, да и суд лютый оказался. Затем вновь выпивал с Шоном крестьянин Клим.

— Вот и чаго вы сотворили? Спросил Клим.

— Как чего? Вас защитили воров наказали. Ответил сержант.

— Теперяча придут, знаешь сколько у царя нашего солдат, да карателей?

— Да не ваш он царь, сколько раз тебе говорить Клим? Ваш царь Джимми Фишер!

— Вот и имя у него басурманское!

— А у «вашего» царя, оно не басурманское? Специально Шон выделил голосом, что царь не русский, а немец.

— Так ясно дело православное, но тот басурманин.

— У нас наоборот все, имя, как ты говоришь басурманское, но все русские говорят природный русский царь.

— О как! Удивился Клим.

— А ты думал, давай наливай.

— Так чего будет-то у него солдат не у нашего царя много…

— Как чего? Пойдем и убьем всех. ответил ирландец.

— А ежели они вас?

— Так я солдат, меня природный русский царь послал моих братьев защищать.

— Чейт я не понял? Уточнил Клим.

— Нет большей чести, чем умереть за братьев своих!

— Так вы за нас воевать будете?

— Будем!

— Защищать?

— Костьми ляжем, а врага не пустим…

— Так ты мне получается брат Шон, хоть и немец!

— Да не немец я тебе мой русский брат, мы сами немцев ненавидим.

— Так что русский выходит?

— Ну называй русским, тебе можно…

Потом было странное. Были столбы и на них колючая проволока, как называли солдаты, а там сидели немцы. Те как скот построили себе дома из снега и там жили. Собаки, что пришли с конницей Беловодья жрали трупы этих оккупантов. Тех вытаскивали, когда подохнут крюками из-за забора. Потом рубили на куски и скармливали псам.

Немцы выли от ужаса, когда впервые такое увидели и клянчили хлеб у крестьян. Да когда такое было? Даже у Клима выпрашивали. Он тогда решил поглумится.

— Ты дворянин?

— Дворянин добрый Господин. (охрана вбила плетками и дубинками, как обращаться к русским)

— Покажи жопу дворянин. Приказал Клим, а сам подумал сейчас его обругают.

Да только тощий, как скелет дворянин послушно спустил штаны и показал, потом очень жалобно добавил.

— Кусочек хлеба, мой русский Господин.

Клим очень удивился, но хлеб принес… Потом крестьяне часть ходили к тому забору, где бывшие господа, делали разные унизительные трюки, ибо уже обезумили от холода и голода. Как когда-то впадали в безумие сами эти крестьяне, что подкармливали безумных дикарей.

Клим не мог знать, что так из них выбивалось рабство и наоборот прогружали мышление Господ, перед которыми стоят на коленях даже дворяне. Жестоко? Да безусловно! Но Сережа Озерцов мстил за брата Вовку, за родителей…