Увы! Через час на горизонте снова появились нелепые, громоздкие здания, и вскоре еще один город вырос перед его глазами. Приподнятое настроение тотчас сменилось у Джонстона его обычным унынием. И в неясной дымке он увидел - а может быть, то была лишь игра его воображения? - увидел вдали призрачные очертания третьего города. А за ним четвертого, пятого и так без конца. Подобно чудовищным фурункулам, прорывали они металлическую оболочку, окружавшую планету.

Он нажал кнопку на щитке - максимальная скорость!

Аэролет секунду помедлил, а потом унесся в небо.

С высоты пяти тысяч метров смотрел Джонстон на мир, распростерся внизу, и яростно проклинал маленькое ненасытное двуногое, которое сделало этот мир таким. Ибо сейчас он видел, что ему и в самом деле нет конца. Гигантские города шли непрерывной цепью, соединяясь между собой сонными предместьями, которые, словно крапчатые скатерти, расстилались между ними. И нигде ни одной бреши в этом ужасном каменном панцире. Ни озер, ни рек, ни деревьев, ни птиц. И ни одного облака на всем бесплодном небе.

Он пустил аэролет вниз по спирали, к верхушкам крыш, и вошел в атмосферу вечного умеренно жаркого лета, где каждая воздушная струя была вычислена и предсказана заранее. Когда блеск закатного, не затемненного ни одним облачком солнца сделался нестерпимым, окна автоматически закрылись светофильтрами.

И вдруг одно место вдали, на западе, показалось ему не таким, как все. Какой-то новый колорит резким пятном выступил на горизонте и пробудил что-то забытое в его памяти.

Аэролет продолжал снижаться, а Джонстон с изумлением смотрел на этот странный цвет. В нем было что-то необычное.

Что же?

Да ведь это был зеленый цвет. Но не тот зеленый цвет, к которому он уже привык. Не тот тусклый, неприятный оттенок, который уродовал города. Нет, этот был гораздо тоньше. Казалось, он состоял из множества разных, но однородных красок. Это был тот цвет, какой можно увидеть… О да! Это был цвет леса и сада, где каждое растение обладает собственным, индивидуальным оттенком общей окраски и где…

Он резко повернул аэролет и, увеличив скорость, понесся на запад. Промчался над неподвижным океаном стали. Постепенно, почти неприметно, пятно баснословной, сказочной зелени расцвело, выросло в поле его зрения, и вдруг его неверящие глаза увидели грандиозное зрелище…

Он увидел… внезапно он увидел Большой Парк. Сначала он даже отшатнулся перед натиском зелени, заполнявшей этот мир, потом нетерпеливо нажал кнопку спуска.

Миниатюрный аппарат спиралью пошел вниз и опустился на роскошный зеленый ковер посреди парка.

Джонстон неподвижно сидел в своем аэролете. То открывая, то закрывая глаза, он повторял себе, что это не сон, что, стало быть, такое место все-таки существует в этом мире.

Парк. Огромный парк. А он-то думал, что люди забыли…

Да разве мог человек забыть такую красоту?

Он неуклюже выбрался из аэролета и остановился, чувствуя легкое головокружение. Посмотрев на землю, он вдруг просиял: его ноги глубоко ушли в мягкую зеленую траву. И вокруг него стояла такая неправдоподобная, такая глубокая и прекрасная тишина, что он начал сомневаться в реальности всего происходящего.

Зеленые холмы маячили в отдалении. Деревья возвышались на горизонте. Этот широкий простор рождал ощущение вечности, забывалась самая мысль о городах.

В самом деле, здесь не было никаких городских примет. Парк находился в такой глубокой выемке, что даже самые высокие небоскребы не были видны отсюда. И, быть может, Джонстон был сейчас единственным и полновластным хозяином этого уединенного мирка.

Никогда не представлял он себе такого счастья.

Рай! А если и не рай, то нечто настолько близкое к нему, насколько возможно. Какой стороне человеческой натуры обязан этот оазис своей изоляцией от остального мира? Пожалуй, Джонстон немного поторопился, резко осудив своего собрата человека.

Но почему же Инспектор не сказал ему о существовании такого места?

Его недоумение быстро рассеялось, когда он вспомнил, как нетерпелив был он сам. Зайди он в двенадцатую комнату, куда его направляли, ему, конечно, сообщили бы о парке и он был бы избавлен от нескольких дней долгой и мучительной ходьбы. Впрочем, нельзя отрицать тот факт, что перенесенные лишения только увеличивают удовольствие. Он никогда не смог бы насладиться таким блаженным ощущением сбывшейся мечты, какое испытывал сейчас, если бы беспрепятственно прибыл в это идиллическое убежище прямо из города.

Он отошел от своего аэролета и медленно побрел по траве к мощеной тропинке, которая вилась меж деревьев. И шагал по тропинке до тех пор, пока его аппарат не скрылся за небольшой возвышенностью. Последний его контакт с урбанистическим миром исчез. Он был один в эдеме.

Время от времени он отклонялся от тропинки, чтобы получше рассмотреть разные породы деревьев и кустов, которые росли на строго определенном расстоянии друг от друга, причем на каждом была дощечка с названием - либо прикрепленная к стволу, либо вделанная в землю. Надписи были ему непонятны. Большинство этих названий давно исчезло из современного лексикона. Тем не менее он улыбался и кивал головой, будто понимал язык дощечек, и переходил к следующему дереву.

Тропинка меж деревьев словно уходила в бесконечность. Спустя некоторое время Джонстон устал и уселся на удивительную траву, которая казалась ему каким-то чудом. Косые лучи заходящего солнца отбрасывали длинные тени. Изумительные запахи исходили от земли. Его охватило внезапное желание лечь на эту траву, и он растянулся, прикрыв одной рукой глаза, чтобы защитить их от солнечного света.

Он бездумно плавал в волнах блаженства. Все его недовольство улетучилось, и он забыл мир, оставшийся позади. Он вдохнул полной грудью насыщенный ароматами воздух и с сожалением выдохнул его. Ничего похожего на спертый воздух города.

Повернувшись на бок, он стал смотреть в траву. Казалось, рассматривая серебристые былинки, он пытался проникнуть в какую-то непостижимую тайну.

И ведь в этой траве была жизнь. С восторгом он наблюдал за длинной колонной муравьев, пробиравшихся сквозь миниатюрные джунгли, поражаясь их терпению.