— Сильнейший Лао Гао! — переступил через порог владений секты Сливовый Цвет. Широкими, грузными шагами, оставляя следы мощными набойками походных сапог, глава сильнейшей секты «Земная твердь», направлялся к Шин-сяньшеню, чтобы поприветствовать его и наконец-то занять рядом с главой Чень Синем. Им, как почтеннейшим представителем светлого пути, прошедшим бок о бок ни одно сражение, есть о чем поговорить.

— Шин Лин, мое почтение, — в учтивом поклоне склонился перед хозяином Сливового павильона Лао-сяньшень, вызывая у главы Пурпурного учения благодарный за визит взгляд и мановение руки раскрытой ладонью, означающий приглашающей к столу жест, как раз рядом с главой Чень. И стоило бывалым воякам и собутыльникам оказаться в полуметре друг от друга, как отмелись в сторону все формальности и напускные учтивости. В ход пошли рукопожатия и объятия, а так же поминание былого и давно прожитого.

Почти все гости занимали подготовленные им места, вкушали и выпивали, делились последними событиями и слухами, блуждающими по землям четырех равнин, и казалось, собрание уже должно было начаться. Но пустовало еще одно место. Его должен был занимать один из шести старейшин Светлого Совета.

Молодой мастер, гений своего времени, получивший титул Поднебесный в 20 лет, а кресло старейшины в 25, заменил своего учителя на посту Великой Шестерки, став Старейшиной. Цзинь Сюань, был прозван «Небесным Копьем Ветра» за разящие врагов в мгновение ока выпады и непредсказуемые атаки, сносящие все на пути резкими порывами ветра.

— Старейшина… — но распорядитель не закончил фразу.

Имя последнего гостя Пурпурного павильона не было до конца произнесено, главе Шин Лину о визите Мастера не доложено, а гостям уже прибывшим, не озвучено, как в зал ворвался неудержимый вихрь, от которого чуть колышущиеся шторы, вдруг резко поднялись фиалковой волной, а пушистый, с высоким ворсом ковер, расписанный цветами, готов был сорваться с места и унестись в лазурные дали.

Главы и старшие ученики с наставниками, понимая, кто именно ворвался в поместье Сливы, тут же опустили чарки на деревянные столешницы, отложили на потом поднятые темы и забыли на время начатые разговоры. Одновременно, и млад и стар, склонялись в уважительном поклоне перед прибывшим Старейшиной, складывая ладони приветственным жестом, опуская вниз взгляд и снимая с губ улыбки, произносили имя последнего гостя, всеми ожидаемого:

— Старейшина Цзинь Сюань…

Юноша, с пронзающими, бездонными, как сама бездна глазами, с черными, как сама ночь волосами, завязанными в низкий хвост, касающийся кончиками поясницы, в белом, без вышивок и украшений одеянии, лишь с темно-бардовой окантовкой по швам, вороту и краю рукавов, да поясу, перетягивающему торс воина, и таких же белых сапогах, переступил порог зала. В руке, заведенной за спину, то самое Разящее копье, несущее погибель врагам.

От оружия и техник, которыми владеет Мастер Цзинь, не сбежать и не скрыться. А защиту, отразившую бы смертельный выпад, абы кому не поставить. Мало кто из ныне живущих сможет противостоять главе Разящего Копья. Таких среди гостей Пурпурного павильона нет. Даже объединив силы и атаковав единым умением молодого Старейшину, их ждет провал и последующая за этим смерть.

Возможно, нефритовый дракон Шень Лун, обладающий Штормовым стилем, и награжденный титулом Поднебесный, смог бы противостоять Цзинь Сюаню и поспорить за занимаемое им место Старейшины в Совете, не предай он светлый путь и не создай темную секту. Как и его друг-демон, достигший высшей ступени Ядовитого покрова. Но дракон и демон предатели, а Старейшина Цзинь — возможность этих отступников поймать и предать праведному суду.

— Значит, Шень Лун и Тен Гун? — с интересом произнес имена отступников, опустошая чарку с вином, смотря на главу Шин Лина, замершего с широкой, никому незаметной улыбкой на истерзанных шрамами губах.

— Да, Старейшина, они…

13 глава «Судьбоносная встреча»

Шень Лун

Ведомые силой Ду-сяоцзе, мы с Генералом Хуа и А-Яо оказались у ворот ближайшего от храма города. Непримечательного, живущего простой жизнью. Ни у кого в подчинении жители не ходят. Никакой клан или секта над ними не стоит, свои права на земли никто из Глав Школ или Учений не предъявляет. А живет город в основном мастерством похоронного и поминального дела.

Одеяния по статусу покойного, украшения в дом, убранство усыпальниц, если человек или семья не сжигает близких. Урны для праха на любой вкус, формы и материала. Таблички с именами, на деревянной основе, мраморной. Росписи и надписи имен погибших каллиграфическим почерком. То есть все то, что поможет близким, потерявшим родных, устроить проводы так, как полагается.

— Интересный город, — задумался Яо, осматриваясь по сторонам. Никакой суеты, шума, зазывающих речей, привычной для городов средней руки яркости и буйства красок, вывесок. Каждый местный знает, к кому обратится в случае чего, а приезжим укажут путь в нужном направлении, подскажут и помогут.

— Тишь да благодать, — даже на миг прикрыл глаза, чтобы прислушаться и убедиться, что так и есть. И на самом деле. Ничего не давит, не уводит и не напрягает. Нет никаких ощущений слежки и пристального взгляда. Нет даже навязчивых идей, улавливаемых желаниями посторонних. Ничего.

— Шень-сяньшень, — аккуратно коснулась моего плеча рука Махаона, выводящего меня из потока спокойствия, — вы с нами? — улыбается Генерал, приглашая следовать дальше. Я улыбнулся в ответ, сказав, что давно мне не было так приятно находиться в городских стенах. Что мне нет нужды оглядываться, быть постоянно в напряжении.

— Но, у нас дела, — соглашаюсь я с Сяо Хуа, идя за ним следом.

Опираясь о плечо Яо, ступая по вымощенной булыжниками дороге, мы шли по главной улице, ведущей в центр города. А уже оттуда, следуя указателям, показывающим дорогу к противоположным воротам, на выход из города, не спеша, следовали вперед. Проходя мимо лавок и магазинов, жилых домов, трактиров, не только встречающих едой, но и сдающих комнаты на постой, подошли к воротам. Пройдя пост, переступив ворота города, оказываясь на дороге, уходящей витиеватой дорожкой, оказались весьма в затруднительном, а для Махаона неприятном положении. А все потому, что:

— Хуа-шисюн, вот мы и встретились вновь! — выбило почву из-под ног Махаона, погружая его в ледяную пучину Северного Моря, наполнив всего без остатка болью, солью, напоминая о потере.

Он тут же взял все поднявшиеся из глубин души чувства под контроль, снова становясь спокойным и сдержанным. Но буря, это цунами, несущееся неудержимым порывом с моря на берег, нахлынуло из-за возникшей девушки. Она явно Генералу Хуа кого-то напоминает, руша выставленные блоки и погружая его душу и сердце в солью наполненную пучину. Все так, как и говорилось в строках пророчества.

— Здравствуй, Бай Лаоху, — ответил генерал Хуа учтиво на традиционное приветствие девушки, склонившей перед ним голову в низком поклоне, так как он старший по учению.

Дева Бай Лаоху, как и Ду-сяоцзе, божественно прекрасна. Одеяния ее — шелк, струящийся к земле, развевающийся от мимолетного колыхания ветра. Облик — грация в каждом движении. Взгляд — непостижимая, непреодолимая сила. Но если Ду-сяоцзе — это Небесного города цветок, с бархатными лепестками, благоухающий нежным, сладким ароматом, украшение самого изысканного сада во всей Поднебесной, то дева Бай Лаоху — это грациозный и изящный воин, разящий врага без промаха. Хищник во плоти. Не зря она носит имя Белого Тигра.