— Деталь незначительная, ее трудно заметить, — сказал самому себе, смотря на узор цветка, на его лозы и листья. Если не вглядываться, не обращать внимания и не знать, что искать, то не заметишь один кусочек мозаики из лиственной части орнамента, который отличается от других тоном зеленого цвета. — А вот и ты, осколок Лазурного Нефрита, — улыбнулся я, собираясь вернуться к учителю и рассказать о находке, как услышал голос богини:

— Яо-эр, постой! — как и требует этикет и воспитание семьи Шень, а так же заповеди секты Полумесяца, я сложил руки в приветственном поклоне, опустил голову и ждал, когда Ду-сяоцзе разрешит мне поднять на нее взгляд и озвучит причину, по которой задержала. Она подошла ближе, совсем близко, коснулась моих рук и произнесла: — поднимись, Яо-эр, и посмотри на узорную роспись еще раз, — показала она витраж с бутоном нежно-алого пиона, складывающего свои лепестки плотнее и ближе друг к другу. — Что ты видишь?

— Готовящийся ко сну цветок, — и потянул руку к одному из них, проводя по краю, будто бы касаясь, — еще немного и он погрузится в сон, но утром, с первыми лучами солнца бутон из нежно-алых лепестков вновь раскроется, приветствуя новый день, — говорил то, что видел, то, о чем знал.

Находясь подле учителя, как в секте, так и в клане, на той самой горе, мне не часто мне доводилось наблюдать за распускающимися и увядающими цветами. Редко, лишь тогда, когда тренировки проходили в полях, под лучами жаркого, полуденного солнца. Да в те моменты, когда я собирал лечебные травы для Учителя. Знания о красотах природы, о красках и оттенках цветов и растений, о их образе жизни и предпочтениях, я постигал через книги и научные записи предков Мастера. А практика — это сбор лекарственных трав, да гербарий для зимних заготовок.

— Так расскажи мне, воин Черной молнии, что же будет с моим цветком, отдай я вам то, зачем вы пришли? — в голосе и взгляде Ду-сяоцзе не было и намека на злость и гнев, она разговаривала со мной, как с учеником, которому дает урок.

— Потеряв деталь, даже такую незначительную, мозаика потеряет свой божественный облик, цветок больше не проснется от солнечных лучей, — богиня, сложив руки на груди, чуть поджав пухлые губы, посмотрела на витраж, соглашаясь со мной и сказанными мной словами. — Но если часть нефрита останется в вашем божественном витраже, не присоединиться к другим осколкам, Учитель не вернет былую силу, так и останется с треснутым ядром и с бушующими молниями кары в меридианах. А Генерал Сяо Хуа не вернется на небеса, так и будет бродить по миру смертных, до конца дней своих. — На этих словах губы богини разжались, а взгляд устремился к засыпающему цветку.

— Ты прав, Яо-эр. Брат Сяо, не собери вы осколки воедино, так и останется Падшим, — ее голос на этом слове дрогнул, взгляд потускнел, а улыбка пропала. Она не хотела Генералу участи вечного скитальца, проклятого и забытого, поэтому: — Я отдам вам осколок нефрита, — только было одно «но», — но тогда, когда узор распуститься, а цветок полностью раскроет свои лепестки.

— Этот ученик благодарен Трепетной за оказанную честь, — еще раз склонившись и попрощавшись, поблагодарив богиню, я покинул алтарный зал, возвращаясь к учителю. Он, как и раньше, пребывал в восстанавливающей медитации.

Иглы акупунктурной практики все еще были погружены в точки энергии, сгоняющих молнии в глубь тела и каналов. Учитель от объявшей тело боли снова прокусил губу, алая кровь капала на одеяние, оставаясь багровыми кляксами на светлой ткани. Коснувшись губ тряпицей, пропитанной заживляющим раствором, опустился на кровать Учителя, сев за его спиной.

Вернуть каналам и меридианам прежнее состояние я не могу, но вот напитать те нити драконьей сущности, не сгоревшие в молниях, и дающие Учителю жить, я могу. Делиться энергией не такая уж и безболезненная процедура, как описывается в трактатах. Особенно, когда энергии разных источников. Больно обоим, но принимающему в меньшей степени.

— А-Яо, — только и успел сказать Учитель, когда мои руки, окутанные черным маревом с трещащими разрядами, опустились на его спину, отпуская поток энергии, наполняя жизненные нити силой. — Спасибо, — шепнул Мастер, снова погружаясь в восстановление. А после и вовсе в сон.

Когда полученные в пути повреждения были исцелены, а разошедшиеся по меридианам молнии кары загнаны в тело на самые глубины, я успокоился и отпустил поток своей энергии, убирая руки от спины Учителя. Переодев Мастера в чистую одежду, уложив его на кровать, укрыв одеялом, я покинул комнату, идя к себе. А там, как только скинул походную одежду, укрылся одеялом и коснулся головой подушки — провалился в сон.

***

Утро для Яо Луна, Шень Луна и Сяо Хуа наступило с первыми лучами солнца, как только небесное светило окрасило нежно-розовыми оттенками горизонт, разгоняя тьму ночи. Скромный завтрак, чистые одежды и небольшой провиант в дорогу, вот что преподнесла им богиня Ду Цзюань, а так же то, ради чего они проделали весь этот путь. Но получить заветный осколок оказалось не так просто. Ду-сяоцзе показала на витраж, на распускающийся в лучах солнца цветок, говоря:

— Я отдам вам часть нефритового артефакта, если вы пройдете три моих испытания, — уточняя, — по одному на каждого.

— Чего-то подобного и ожидал, — сказал нефритовый дракон, соглашаясь с условиями божественной Ду Цзюань. С предстоящими испытаниями был согласен и Яо Лун, ведь чтобы получить что-то, особенно из рук небесного жителя, нужно сделать что-то взамен. Сяо Хуа же не удивился предстоящему испытанию, ведь он такой же небожитель, пусть и падший, но все же чтящий традиции и правила. Без молитв — нет веры, вез веры — нет жизни.

— Надеюсь, — произнес Махаон, — Ду-эр не заставит нас петь и танцевать? — с легкой улыбкой спросил Генерал Хуа, смотря на деву Азалию, перебирающую между пальцев тонкую, почти неуловимую прядь шоколадных волос.

— Брат Хуа, мой храм не выдержит песни и танцев в вашем исполнении, — улыбнулась еще шире богиня, а после звонко, как трель струн рассмеялась. — Для вас есть другого рода испытания, не нарушающие гармонии моих владений. — Услышав эти слова, троица мастеров выдохнула и с предвкушением, что же им приготовила Ду-сяоцзе, ожидала ее веления. И она молвила: — заветы предков ваших, оставленные потомкам, слова истины, вот что вы произнесете перед распустившим свои лепестки пионом. Времени вам до пика светила, — сказала она, покидая троицу, оставляя их наедине с мыслями. Свое условие она выполнит, если свое выполнят они. Все просто, как небесами прописанный день.

— Ду-эр в своем репертуаре, — сказал Махаон, погружаясь в мысли, вспоминая, какие же истины и заветы, оставили ему предки.

— Ничего не поделаешь, — вторил ему Дракон, так же перебирая в памяти слова первых драконов, оставленных на страницах учений и исторических трактатов. И только Лун Яо, сирота без рода и племени, воспитывавшийся в секте Полумесяца, прибывал в смятении. Мысли его не находили внутреннего покоя, бушуя водами, окутывая с головой соленой волной.

11 глава «Испытания Трепетной Струны»

***

Троице путников предстояло испытание. Никто и не думал, что заполучить кусок артефакта будет легкою. Обменять осколок нефрита на заветы предков, оставленных первым потомкам — это еще не самое страшное, что могло случиться с путниками, вступившими на земли богини Ду-сяоцзе.