– Даже если констатация этого факта и не имеет прямого отношения к уголовному делу, она должна прозвучать в суде, когда станут судить убийцу и заказчика преступления. Она станет набатным колоколом для руководителей государства, которые не могут обеспечить элементарную безопасность тем, кто борется с коррупцией, бандитизмом и криминализацией общества. А если они не могут, то должны так и сказать обществу: мы не сумели, попробуйте обойтись собственными силами! И будьте уверены, народ решит эту проблему, как решали те же китайцы.

Ну что ж, протокол так протокол...

Климов позже показал эту запись Марине, та прочитала, пожала плечами и заметила:

– Эльдар в своем репертуаре. На словах. А на деле – пустое место. С кем еще успел поговорить, кроме этого болтуна?

Климов, уже считавший, что Морозов был одним из тех, кто охотно выворачивал наружу язвы общества, находя в этом некий даже и патологический интерес, и не больше, с удивлением узнал от коллег Морозова о том, что тот являлся в принципе настоящим бойцом. Оказывается, он работал в Мурманске, когда там разворачивалось следствие по делу о гибели АПЛ «Курск», в дни «оранжевой революции» больше недели провел на майдане Незалежности в столице Украины, и его репортажи не вызывали никакого восторга у «палаточных революционеров», был на похоронах папы римского, вел прямые, достаточно жесткие, репортажи из Беслана и Нальчика в дни трагических событий. То есть Морозов все время находился как бы «на передовой», и это обстоятельство вызывало глубокое уважение у следователя.

А говоря о гражданской позиции тележурналиста, подвел итог своим мыслям по этому поводу Сергей Никитович, надо всегда иметь в виду, что каждый человек, живущий в демократическом обществе, имеет право на свою точку зрения. Поэтому нравится или не нравится тебе точка зрения, позиция журналиста – это вопрос, касающийся больше уровня твоего общественного сознания, твоих убеждений, воспитания и соответственных приоритетов.

Марина удивилась и не стала скрывать этого.

– Тебе хорошо бы у нас на летучке выступить с таким заявлением. А то мои коллеги обожают расписываться за народ, – мол, отлично знаем, чего он хочет. А ты и есть тот самый главный народ. И если сегодня у народа нет более важных дел, я приглашаю его в гости. Я, оказывается, уже соскучилась по народу.

– Гульнем, значит? – обрадовался Климов и расправил могучие усы.

– А как же работа?

– А мы составим рабочий план, чтоб на все хватило сил и времени. Не станем изнурять себя, будто наш сегодняшний день – последний. Кстати, ты мне пока так и не рассказала что-то новенькое о Морозове.

– А, ну да... Я вспомнила его жалобы... ну не совсем жалобы... Скорее, он хотел подчеркнуть, что без женского внимания ему трудно жить, но, с другой стороны, при том, какое женщины ему оказывают, вообще невозможно. И так плохо, и этак еще хуже. Мужское кокетство, терпеть не могу...

– Но ведь терпела?

– Талант, понимаешь? – Марина поморщилась. – Но как подумаю, что за этим нудным и самовлюбленным позером, в чисто человеческом плане, стоит глубокое знание острейших общественных проблем, поразительное умение в сжатой форме ярко выразить свою гражданскую позицию, так и прощаю... Но суть не в этом. Дело заключается в том, что родом Леонид из Нижнего Новгорода. И там у него, чуть ли не с раннего детства, была как бы невеста, с которой он был обручен. Такая старомодная история. Ну и как это обычно происходит, выросли, нашлись иные интересы, а обязательства вроде бы остались. И они тяготили Леонида, не давали ему жить спокойно. Нет, я, конечно, не думаю, что здесь пахнет отступничеством и какой-то вендеттой, но что-то там все-таки есть. Как говорится, не то он у кого-то шубу украл, не то у него украли, но история темная и неприличная, понимаешь? Что-то у него все-таки было такое, о чем он старательно умалчивал. Даже как бы исповедуясь передо мной. Такой вот идиотизм, по правде говоря...

– Пока я понимаю только одно: ты решила от меня избавиться самым элементарным образом – предлагаешь отправиться в командировку, и чем она будет дольше, тем лучше. Угадал?

– Смотри, будешь так шутить, отменю визит, – сухо сказала Марина.

– Значит, не судьба?

– Господи, какой дурак! И что мне с ним делать, ума не приложу!.. И он мне еще про какое-то общественное сознание толкует!

– А что, красиво перевела стрелку, – улыбнулся Климов. – Я начинаю верить, что у нас получится.

– Что именно? – серьезно осведомилась Марина и поправила очки.

– Это, наверное, страшное дело, когда мужчина и женщина с трудом расцепляют объятия и, тяжко дыша, молча лежат, глядя в потолок и не зная, о чем поговорить.

– Нет, – задумчиво сказала Марина, – мне эти нахальные усищи определенно нравятся... А про Нижний я тебе сказала, чтобы ты подумал. Мне кажется, какая-то психологическая зацепка там все же имеется. Не знаю, в чем она, но чувствую интуитивно... Да, и еще новость. Дирекция канала РТВ собирается назначить премию в миллион рублей, которую получит тот, кто поможет следствию отыскать убийцу Леонида Морозова. Завтра, в крайнем случае послезавтра, в прайм-тайм об этом будет объявлено. Вообще-то у нас впервые такое. Ты не хочешь заработать? – Она усмехнулась.

– Эх, душа моя, ты не представляешь, какая сразу начнется свистопляска... Более того, Генеральная прокуратура, до которой, естественно, докатились уже в первый день Нового года волны общественного возмущения, спихнула тем не менее это дело на Московскую городскую прокуратуру. А наш прокурор навесил его на меня. А теперь разве они упустят возможность немедленно приобщиться к высоким премиям?

– И что, заберут это дело у тебя? Как прежняя практика показывает?

– Заберут, естественно, но пахать на себя заставят именно меня, это как пить дать.

– Обидят, значит, мальчонку?

– Дело в том, что, как ты наверняка знаешь, до сегодняшнего дня еще ни одно громкое убийство журналиста так и не доведено до суда. Всем нам известны и заказчик, и конкретный исполнитель, одного не знаем: как доказать их вину, чтобы при этом обвинение не рассыпалось в суде и не посыпало головы прокуроров пеплом позора. А так – все в порядке. Как пел Утесов? «Все хорошо, прекрасная маркиза...»

– Нехорошо, милый...

Климов даже вздрогнул: Марина в первый раз не в приступе испепеляющей страсти, а совершенно спокойно назвала его так. И он благодарно посмотрел на нее. Но вспомнил наконец и о своем вопросе, поскольку она была все же начальницей, а значит, обладала соответствующей информацией.

– А скажи-ка мне, Марина Эдуардовна... – Климов оглянулся – не подслушивает ли кто? – Вот я от нескольких человек, ваших сотрудников, слышал одну и ту же фразу: «Морозова нет, теперь нас закроют». О чем речь идет? О конкретной программе или вообще о канале?

Марина усмехнулась по поводу его наивности.

– Ни то ни другое. Эти слухи разносятся, не без определенного умысла, я думаю, уже давно. Понимаешь ли, «Честный репортаж» у многих сидит в печенках. Несмотря на то что программа Морозова всегда имела самые высокие рейтинги. Некоторые считали, что нашего «правдолюбца» обязательно, рано или поздно, прикроют. Слишком много высокопоставленных чиновников вляпывалось в такие грязные лужи, попадало в такие навозные ямы, что уже сам факт их вольного или невольного участия в очередной передаче считался для некоторых даже концом карьеры. Так говорят. Но имей в виду, лично я не помню, чтобы после «Честного репортажа» крупно сгорел кто-то из небожителей. Как правило – и Леня это отлично умел – весь пафос его выступлений спускался в конечном счете на головы стрелочников. Вот они действительно страдали. А почему же не пожертвовать пешками, не претендующими на роли ферзей?

– Мне он показался честнее. Впрочем, я же не знаю еще всей вашей кухни. А тебе не могу не верить.

– Это почему же? – удивилась Марина, хитро уставившись на Климова. – Разве у меня особое мнение? Ну скажи!

– Может, и рад бы, да не могу. Что-то не позволяет.