Литмир - Электронная Библиотека

Среди самых первых ересиархов[126] фигурирует Валентин, уроженец Александрии, который провел большую часть своей жизни (136-165) в Риме и считал Птолемея одним из своих сторонников. Претендуя на то, что он располагал кое-какими «секретными сведениями» об Иисусе, он отказывался подчиняться римской власти и иерархии, предпочитая им непосредственную связь с Богом, источник личного знания, доктрину, противоречащую уже действующей догме, и которая будет объектом самых яростных обвинений Иренея Лионского.

Назовем также Марциона, автора не менее серьезной ереси. Богатый судовладелец, ставший епископом, он прибыл в Рим около 140 года, но его учение навлекло на него отлучение от Церкви, последовавшее четыре года спустя. Действительно, он осмелился установить радикальное отличие «закона» от «любви», соответственно относящихся к Ветхому и Новому Заветам; мысли, которые частично обнаружатся спустя более, чем тысячелетие, в таком произведении, как «Перлесваус». Марцион также был первым писателем, который составил канонический список книг Библии, откуда он полностью исключил Ветхий Завет, считая его не соответствующим его идеалу. Впрочем, в ответ на это Иреней немедленно предложил другой, основу той Библии, которую мы читаем сегодня.

Третьим великим ересиархом той эпохи был Василид, философ Александрийской школы, который выражал свои убеждения между 120 и 130 годами. Зная древние Писания и христианские Евангелия так же хорошо, как и египетскую и эллинистическую мысль, он составил не менее двадцати четырех комментариев Евангелий, и, согласно Иренею, утверждал самую отвратительную из всех ересей, а именно: что распятие было обманом, Иисус не умер на кресте, ибо его место там занял Симон из Сирены.

Ясно, что подобные заявления могли удивлять людей, и однако они оказались весьма стойкими, так как в VII веке Коран выдвинул такие же доводы, и в нем тоже Симон из Сирены был тем святым человеком, которого распяли вместо Иисуса. А ведь это та самая точка зрения, которую мы узнали, напомним, из таинственного письма англиканского священника, того, который заявлял, что имеет «формальное доказательство» этой подмены.

И именно в Египте, а особенно в Александрии, втором городе римской империи, месте встречи всех цивилизаций, горниле бесконечного разнообразия верований и учений, куда пришли верующие иудеи и христиане после двух восстаний в Иудее, появились на свет эти первые ереси. Также именно в Египте, следуя логике, мы должны были найти окончательное доказательство нашей гипотезы, в тех «Гностических Евангелиях» известных под названием «Рукописи Наг Хаммади».

В декабре 1945 года один египетский крестьянин, копая землю неподалеку от деревни Наг Хаммади, что в Верхнем Египте, наткнулся на кувшин из красной глины, в котором лежали тринадцать пергаментных свитков, завернутые в кожу. Не подозревая о важности своего открытия, он сам и его семья использовали большую часть документов на домашние нужды, и это продолжалось до тех пор, пока, благодаря счастливому случаю, об их существовании не прослышали эксперты. Один из найденных текстов был продан за пределами Египта, противозаконно в чисто меркантильных целях; часть из них была приобретена фирмой «С. Дж. Юнд Фундейшн», и среди них находилось знаменитое Евангелие от Фомы.

В 1952 году египетское правительство национализировало остаток коллекции Наг Хаммади, и, девять лет спустя, в 1961, под эгидой ассамблеи международных экспертов были осуществлены перепись и перевод всех рукописей. В 1972 году было закончено первое фотографическое издание первого тома, а в 1977, наконец, появился первый английский перевод всей коллекции документов.

Состоит она из небольшого количества библейских текстов; каждый «кодекс» заключает в себе множество трактатов ярко выраженного гностического характера, датирующихся, кажется, концом IV или началом V века. Это копии, оригиналы которых восходят к очень древней эпохе, ибо некоторые из них, Евангелие от Фомы, Евангелие Истины и Евангелие Египтян, упоминались еще первыми отцами Церкви — Климентом Александрийским, Иренеем Лионским и Оригеном. Может быть даже, как считает кое-кто, большая их часть была составлена до 150 года, по крайней мере, один из текстов кажется более древним чем Четвероевангелие Нового Завета.

Рукописи Наг Хаммади составляют очень представительный ансамбль из всей первой христианской литературы, и в этом смысле они находятся в более выгодном положении, чем Евангелия. Написанные для египетской публики, они не были объектом переделок и не подвергались никаким изменениям. Прежде всего, они основываются на свидетельствах из первых рук, на рассказах, собранных евреями, бежавшими из Святой Земли и, вследствие этого, могущими иметь счастье знать Иисуса лично. Гарантирующие таким образом верность изложения конкретных исторических фактов, которую, со своей стороны, не могли предложить Евангелия, они, на наш взгляд, придают подлинность самым серьезным событиям.

Следовательно, нет ничего удивительного в том, что эти рукописи, не подходящие «под догмы новой религии, определенные Римом, подняли яростную вражду в рядах „адептов миссии“. Одна из них, например, не помеченная никакой датой, „Парафраз Сета“, констатирует те самые доводы, которые использовал еретик, Василид, заявлявший, что Иисус избежал смерти на кресте, благодаря ловкой подмене.

„Я умер только с виду, —

говорит в этом тексте здравствующий Иисус, —

это другой был на моем месте и выпил желчь и уксус. Они побили меня тростником, но крест на своих плечах нес другой, Симон. На другого надели терновый венец… А я лишь улыбался их неведению“.

В текстах Наг Хаммади в ярком свете предстают и другие уточняющие детали, не существующие в официальных Евангелиях; таковы некоторые признаки разногласия между Петром и Магдалеянкой, будущее проявление раскола между „адептами миссии“ и защитниками потомства Иисуса: „Сестра моя, — действительно читаем мы в Евангелии от Марии, — мы знаем, что Спаситель любил тебя больше, чем других женщин. Передай нам его слова, которые ты помнишь, которые ты слышала и которых мы не знаем“. Но дальше ученик вопрошает, не скрывая на этот раз своего возмущения: „Должны ли мы все слушать ее? Действительно ли он предпочитал ее нам? Может ли быть, чтобы в наше отсутствие он говорил с женщиной, вместо того, чтобы открыто поговорить с нами?“ — Я верю этому, — отвечает тогда Петру другой ученик, — ибо Спаситель знал ее лучше, чем кого-либо, и поэтому он любил ее больше, чем нас».

106
{"b":"92145","o":1}