Они прошли всего ничего и остановились у лазурного Понтиака с откидным верхом.

– Итак, Золушки, карета подана, – сообщила Марша. – Запрыгивайте.

– А ты неплохо устроилась, да, сестренка?

– Не жалуюсь.

Они покидали Стэй-Ривер легко и непринужденно. Сводная сестра всегда вела себя как лидер, заводила, вот и теперь, – пусть встреча по началу шла вымученно, присутствие Марши будто бы сгладило все углы. Стелла постепенно оттаяла, разговор тек сам собой, даже Купер подключился к болтовне о пустяках, начал раскрываться.

В зеркало с переднего сиденья он заметил, как Данте глянул на подругу, дескать, Марша его разговорила, не зря ты ее позвала. Та улыбнулась.

Но услышали все только то, что Купер мог им поведать: десять процентов правды, все остальное – ложь – и мелкая, и бескрайняя. Не поделишься же, что приехал не на тачке, оттого что от нее пришлось на полпути избавиться, а после запрыгнуть в междугородний автобус (хорошо хоть остановился) даже не на станции, а на шоссе, и расплатиться с водителем наличными (ну, мелкому приработку мимо кассы любой рад, так что никаких проблем).

Не мог он поделиться и всеми тяготами, и истинной причиной приезда, как и тем, что больше никогда не сможет вернуться в Санкт-Вергиллион, а все-то там для него кончено. Что колледж он не закончил, не стал никаким банкиром, работал и уборщиком, и “торговым представителем” – по сути продавцом дешевой и бесполезной бытовой техники, да, это те ребята, которые шастают по домам и впаривают всякий хлам, а после и вовсе решил капитализировать собственный дар и проклятие – умение видеть призраков (и отнюдь не вступать с теми в контакт). Не мог он рассказать и то, что вскоре свалит отсюда – и они, с очень большой вероятностью, более не увидятся никогда.

Это отпуск. Каникулы. Мне внезапно захотелось приехать. Я понял, что готов. Что теперь могу вернуться. Да и вас заодно повидать, а то совсем пропал. Вы, кстати, могли бы и сами меня навестить.

Похоже на правду, не так ли? Отчасти даже так и есть. Еще и щепотка укора – да, с ней даже лучше.

Отсутствие призраков тоже располагало к беседе. Он уже пару лет как свыкся с их постоянной компанией (так или иначе они вечно (хотя ничто не вечно – даже призраки) блуждали где-то подле.

Фантомы не могли угнаться за Понтиаком, двигались они медленно, плавно. Ну разумеется, куда им спешить? Но после они его отыщут. Всегда находят – Купер (да и все зрячие) для них что маяк в ночи. Когда они прибудут на место (Куда их там везет Марша?) он увидит новых духов, подтянутся старые “товарищи”, которых на некоторое время привлекло пение хиппи. Возможно, приплывет и тот гривач из “Берлоги”.

А те, другие, незнакомые – смазанные пятна фигур на обочинах, среди домов и деревьев – его не волновали, наверняка кто-то из них и вовсе вполне себе живой человек.

Проехали мимо средней школы, больницы… и мимо их дома, того, что от него осталось. Песня Донны Саммерс “Hot stuff” по радио звучала как насмешка. Он даже слышал рев пламени, хотя это заурчал мотор. Всего лишь мотор.

– Остановимся? – осторожно поинтересовалась Марша, сбавив ход, и глянув на Купера, который таращился на парковку – вот и весь отпечаток от прежней жизни, от родного дома. Стелла обеспокоенно заерзала, Данте откашлялся. Оба молчали. А что тут скажешь? Для соболезнований уже слишком (вроде как) поздно, для поддержки – а нужна ли она вовсе? Проще не лезть.

– Нет. В другой раз. Я ведь еще пока не уезжаю. Не парьтесь, все ОК. Правда. – Он повернулся к ребятам на заднем.

– Ладно. Ладно. – Марша сосредоточено уставилась вперед и только вперед, будто вела машину на оживленном участке. Но трасса пустовала: никакого транспорта, ни одного живого существа. Призраки, конечно, не в счет. На площадке с парочкой машин и трейлером материализовались родители – полупрозрачные очертания, сквозь которые просвечивали, будто на рентгеновском снимке, кости. Марша их не видела. Нет, не могла. Но тогда почему напряглась, сперва всматривалась в пустое пространство, где стоял дом, а после отвернулась, будто бы смаргивая видение? Или ему только кажется? Нормальная реакция на ненормальное воспоминание… Чего не сказать о нем.

Образы отца и матери таяли, теперь он это понял, стали тоньше, поблекли. Все что помогало им поддерживать былую, человеческую, форму и вид – это воспоминания Купера, где-то и фантазия, чтобы узнать в костях и остатках тряпья – близких. Но когда ты постоянно окружен плавающими тут и там мертвецами, то стараешься стереть их из памяти, не думать лишний раз, даже про родителей… особенно про них. Он и не смотрел на единственную уцелевшую после пожара фотографию… А зачем? Ведь они всегда рядом.

А вскоре только снимок от них и останется. Как и должно. Так правильно. И ничего с этим не поделаешь. Их уже не вернуть. Таких, как они, полутени – уж точно.

Фантомы тоже подвержены распаду, ведь и энергия (как говорил профессор… или что это там, душа?) рассеивалась. Но происходило это чуть медленнее, нежели разрушалась физическая оболочка. Призраки перенимали – с некой задержкой, порой весьма длительной – единственно известный им (их же) внешний вид – со всеми стадиями разложения (будто иногда смотрелись в зеркало), пока не превращались в безликие очертания, получая столь идеальное единообразие – ведь скелет есть скелет, худой ты иль полный, высок или низок. Ну а после наступало забвение – они таяли и исчезали… либо уходили куда-то еще, дальше – в Лимб, Рай, Ад, перерождались… Но про реинкарнацию сейчас вести речь не стоит, слишком уж сложная тема, щепетильная и… Ну ее на хер!

В машине воцарилось молчание. Призраки тоже безмолвствовали. Нет, не конкретно сейчас, а всегда, они не издавали никаких звуков при появлении и движении, не могли говорить, только открывали рот. Купер научился читать по губам, однако во время эксперимента впал в замешательство, попытавшись истолковать послание с того света, – это оказался набор звуков, тарабарщина… даже не абракадабра или какой иной палиндром. Разные фантомы, правда, выдавали идентичный набор букв, но в нем не оказалось никакого скрытого смысла – это не координаты или шифр, всего лишь звуки, как гулит младенец… или же… рычит дикий зверь.

Поэтому общение с мертвыми – всего лишь фантастика, выдумка, а спиритические сеансы и доски Уиджи – хрень собачья. Они не могли воздействовать на наш, физический, мир – двигать предметы, тушить свечи и карябать детским почерком жуткие послания (а Купер – вполне, так и началось его шарлатанство). Просто появлялись, плавали, открывали по-рыбьи рот, повторяли некоторые действия и исчезали. Нет, не указывали на место, где припрятали фамильные ценности, не пытались жестикулировать, ничего такого. Не передавали никаких мысленных посланий – ни речевых, ни образных. Не слышали тебя сами. И жизнь, и посмертие – тюрьма, две огромных залы, разделенных толстенным пуленепробиваемым стеклом – ори, стучи – без толку. Ты тут, они – там. Смотри, но не трогай.

Кроме того, опытным путем Купер пришел к выводу, что никакого интеллекта у них нет – значит, они и не понимали, что умерли. Фантомы людей представляли собой некое первобытное, животное начало, набор алогичных (в сумме) действий и заимствованный у собственной, некогда живой скорлупки, облик. Имитация – вот и все.

Однако их влекла жизнь, шум и гам, сборища, дебаты, митинги, концерты, а еще они видели – не реальный мир, никак нет, но зрячих – уж точно. Ну, что тут подметить, самые примитивные формы жизни тоже способны видеть… Если опасность – бежать, а добычу – хватать… Благо, пусть жмурики и могли считать его добычей, сделать с ним что-то они не в состоянии.

Парень зажмурился, когда машина проехала сквозь призрачного оленя, который выпрыгнул на шоссе из ниоткуда. Зверь исчез так быстро, что Купер не успел оценить реакцию Марши, та сосредоточилась на дороге (на ней появилось больше машин, в основном грузовых, так что все правильно).

“А не спросить ли ее напрямую? Только без Стеллы и Данте”.