Действительно, телесный мир, на самом деле не может рассматриваться ни как нечто самодостаточное само по себе, ни как нечто изолированное в ансамбле универсального проявления; напротив, какова бы ни была видимость, присущая в настоящее время «отвердению» мира, он целиком происходит из тонкого порядка, в котором находится, можно сказать, его непосредственный принцип и через, посредство которого он связан все более и более с неоформленным проявлением, а затем и с непроявленным; если бы было иначе, то его существование было бы всего лишь простой иллюзией, чем-то вроде фантасмагории, позади которой ничего нет, это все равно, что сказать, что он никоим образом вообще не существует. При этих условиях в телесном мире не было бы ничего такого, чье существование покоилось бы на элементах тонкого порядка, за которыми стоит принцип, называемый «духовным», без которого невозможно вообще никакое проявление, какой бы степени оно ни было. Если мы попытаемся рассмотреть тонкие элементы, которые должны быть представлены во всех вещах, но которые только более или менее в них скрыты в соответствии с конкретным случаем, то мы можем сказать, что они соответствуют тому, что составляет собственно «психический» порядок человеческого бытия; можно, следовательно, с помощью более широкого, но совершенно естественного, толкования, не предполагающего никакого «антропоморфизма», но только лишь совершенно законную аналогию, называть их также «психическими» в любом случае (почему мы ранее уже и говорили о "космическом психизме") или же «анимистическими», так как оба эти слова, если взять их первоначальный смысл, согласно их соответствующему греческому и римскому происхождению, суть, на самом деле, точные синонимы. Из этого следует, что реально «неодушевленного» объекта существовать не может, и поэтому «жизнь» есть одно из условий, которым подчинено всякое телесное существование без исключения; и именно поэтому также никто и никогда удовлетворительным образом не мог получить различения «живого» и «неживого», это вопрос, как и многие другие в современной философии и науке, неразрешим лишь потому, что он никоим образом не мог быть правильно поставлен, потому что «неживого» вовсе нет в рассматриваемой нами области, и все сводится в этом отношении вообще к простым различиям в степени.
Таким образом, можно, если угодно, назвать «анимизмом» такой способ рассмотрения вещей, понимая под этим не что иное, как присутствие в них «анимистических» элементов; ясно, что «анимизм» прямо противоположен механизму, как сама реальность противостоит простой внешней видимости; таким образом, очевидно, что эта концепция «примитивна» просто потому, что она истинна, что прямо противоположно тому смыслу, который хотят вложить сюда «эволюционисты». В то же время и по той же самой причине эта концепция с необходимостью является общей для всех традиционных учений; мы могли бы сказать, что она «нормальна», тогда как противоположная идея «неодушевленных» вещей (которая нашла свое крайнее выражение в картезианской теории "животных-машин") представляет собою истинную аномалию, как и вообще все специфические современные и профанные идеи. Но следует, разумеется, понимать, что речь не идет никоим образом о «персонификации» сил природы, которые изучаются учеными их методами и еще менее о «поклонении», как это понимают те, для которых «анимизм» образует "примитивную религию" (как, они полагают, ее можно назвать); на самом деле, эти наблюдения открываются только в области космологии и могут находить свое приложение в различных традиционных науках. Само собою разумеется также, что когда речь идет о «психических» элементах, присущих вещам, или о силах этого порядка, выражающихся или проявляющихся через них, то в этом нет абсолютно ничего «духовного»; смешение этих двух областей является чисто современным явлением, и оно, несомненно, не чуждо идее создать «религию» из того, что является наукой в самом точном смысле этого слова; вопреки своим претензиям на "ясные идеи" (прямое наследие механицизма и "универсального материализма" Декарта), наши современники смешивают весьма странным образом, по существу, самые разнородные вещи!
В том, к чему мы сейчас хотим обратиться, важно отметить, что этнологи привыкли рассматривать как «примитивные» те формы, которые, напротив, являются вырожденными в той или иной степени; однако очень часто они реально не находятся на столь низком уровне, который предполагают их интерпретаторы; но как бы то ни было, этим можно объяснить, почему «анимизм», который вообще составляет лишь одну частную точку зрения учения, мог быть принят для характеристики его в целом. Действительно, в случае вырождения естественно, что высшая часть учения, то есть метафизическая и «духовная» сторона, исчезают более или менее полно; следовательно, то, что вначале было вторичным, а именно космологическая и «физическая» сторона, к которой, собственно, и принадлежит «анимизм» и его применение, неизбежно приобретает преобладающее значение; в результате, даже если он еще и существует в некоторой мере, то легко ускользает от внешнего наблюдателя, тем более что последний, игнорируя глубокое значение ритуалов и символов, неспособен распознать того, что открывается высшим порядком (не в меньшей степени он неспособен также распознать этого и в следах полностью исчезнувших цивилизаций), и полагает, что все можно объяснить в равной мере в терминах «магии» и даже, нередко, просто-напросто "колдовства".
Четким примером того, что мы только что сказали, может служить «шаманизм», который, в основном, рассматривается как одна из типичных форм «анимизма»; это название, происхождение которого довольно, впрочем, неясно, означает, собственно, ансамбль традиционных учений и практик некоторых монгольских народов Сибири; иногда его понимают шире, распространяя на то, что имеет более или менее сходный характер. Для многих «шаманизм» — это почти синоним колдовства, что, конечно, не верно, так как это совершенно разные вещи; это слово, таким образом, претерпело изменение, противоположное слову «фетишизм», которое этимологически имеет смысл колдовства, но которое применялось к вещам, не имеющим отношения к этому. Отметим по этому поводу, что различие, которое некоторые хотят установить между «шаманизмом» и «фетишизмом», рассматривая их как две разновидности «анимизма», не является, может быть, столь четким и столь важным, как они думают: будь то человеческие существа, как в первом случае, или какие-нибудь объекты, как во втором, служащие, главным образом, «поддержкой» или «конденсаторами», если так можно сказать, для определенных тонких влияний, это всего лишь простое различие «технических» способов, которое, в целом, совершенно несущественно.[120]
Если рассматривают, собственно говоря, «шаманизм», то в нем обнаруживают существование очень развитой космологии, имеющей сходство с космологиями других традиций во многих пунктах, начиная с разделения на "три мира", которое, видимо, представляет самое его основание. С другой стороны, здесь встречаются также и ритуалы, сравнимые с некоторыми ритуалами, принадлежащими к традициям самого высокого порядка: некоторые, например, поразительным образом напоминают ведические ритуалы; есть среди них также и такие, которые более явно происходят от первоначальной традиции, подобные тем, в которых главную роль играют символы дерева и лебедя. Несомненно, таким образом, что здесь есть нечто продолжающее традиционную правильную и нормальную форму, по крайней мере, в своем истоке; притом, вплоть до современной эпохи, сохранилась определенная "линия передачи" необходимых для осуществления функций «шаманизма» сил; но когда мы видим, что он свою деятельность посвящает прежде всего самым низшим из традиционных наук, таким, как магия и гадание, то в этом можно заподозрить присутствие очень реального вырождения, и мы можем даже себя спросить, не доходит ли оно иногда до настоящего извращения, которому вещи этого порядка могут быть весьма легко подвержены, если они получают столь чрезмерное развитие. По правде говоря, есть достаточно опасные признаки этого: одним из них является связь, устанавливаемая между «шаманом» и животным, связь, касающаяся исключительно индивида и, следовательно, никоим образом не сопоставимая с коллективной связью, конституирующей то, что к делу и не к делу называют «тотемизм». Впрочем, мы должны сказать, что то, о чем здесь идет речь, само по себе может быть интерпретировано совершенно законным образом, не имеющим ничего общего с колдовством; но более подозрительный характер этому придает тот факт, что у некоторых народов, если не у всех, животное тогда рассматривается в определенном роде как форма самого «шамана»; и подобное отождествление не так уже далеко, может быть, от «ликантропии», такой, какая существует, главным образом, у народов черной расы.[121]
