– Вы хорошо знаете таланты наших художников, укажите мне такого, которого я мог бы пригласить написать «Каменный век» для фриза нашего музея.

– Васнецов, – не раздумывая, ответил Прахов.

– Как, это того самого, которого выгнали из Академии художеств?

– Нет, не того самого, которого выгнали из Академии художеств, а того, который сам ушел из Академии, не выдержав ее рутины.

Память у графа была слабовата, и через некоторое время он чуть ли не слово в слово обратился к Прахову с тем же вопросом.

– Адриан Викторович, вы хорошо знаете таланты наших художников, укажите мне того и т. д. и с теми же восклицаниями: «Как, того самого, которого выгнали из Академии художеств?»

В третий раз, по счастию для Васнецова, разговор между профессором Праховым и графом Уваровым произошел на рауте в Зимнем дворце.

– Адриан Викторович, – в присутствии весьма сановитых слушателей, с игривостью задал свой вопрос Уваров, – вы хорошо знаете таланты русских художников, укажите мне такого, которого я мог бы пригласить написать «Каменный век».

– Васнецов, – был ответ.

– Как, это того самого, которого выгнали из Академии художеств?

– Ваше сиятельство, – отчеканил Прахов, – я уже два раза имел честь ответить вам на тот же самый вопрос и рекомендовать художника Виктора Васнецова, и только Васнецова!

Граф смутился, пожал профессору руку и исчез в сверкающей звездами толпе придворных. На этот раз он не позабыл разговора и, самое удивительное, внял рекомендациям Адриана Викторовича.

В марте 1883 года Васнецов, который в ту зиму снимал квартиру на Девичьем поле, был приглашен в Леонтьевский переулок, где жил граф Уваров.

Алексей Сергеевич принял художника в кабинете. Пыжился ужасно, скорее всего от смущения – предстояло говорить с художником о деле, а художники, по слухам, народ опасный, ведут себя непредсказуемо, титулов и званий не чтут.

– Я зачитаю вам, милостивый государь, – сказал граф, предложив Васнецову кресло, – я зачитаю вам выдержку из устава нашего Исторического музея. Так сказать, чтобы ввести вас в курс дела и для осознания важности оного.

Граф зачитал приготовленную выдержку, взглядывая на слушателя не без подозрительности, но художник, благообразный и серьезный, вел себя тихо и вроде тоже робел.

– «В музее будут собираться все памятники знаменательных событий истории Русского государства, – читал Уваров, то и дело вскидывая глаза на Васнецова. – Эти памятники, расположенные в хронологической последовательности, должны представлять полную картину каждой эпохи с памятниками религии, законодательства, науки и литературы, с предметами искусства, ремесла, промыслов и вообще со всеми памятниками бытовой стороны русской жизни». Ну, вот, пожалуй, довольно. – Граф отложил листок. – Вам решено предложить расписать фриз в круглой входной зале. Это преддверие к музею, первая его страница. Она должна, во-первых, увлечь зрителя, а во-вторых, соответствовать исторической правде.

Васнецов слушал все так же внимательно и серьезно.

– М-да, – сказал граф. – Историческая правда. Тема, назначенная для фриза, – «Каменный век». Вам надлежит изобразить жизнь доисторическую. Запишите себе предлагаемые темы: выделка шкур, выделка оружий кремневых, выделка горшков, добывание огня, ловля рыбы, охота на медведя, пиршество…

– Стало быть, сцены жизни? Ваше сиятельство, не кажется ли вам, что охота на медведя – это так современно? Это XIX век. Может быть, лучше написать охоту на мамонта?

– На мамонта, на медведя… Не знаю. Медведи и теперь водятся, а где вы мамонта возьмете? Впрочем, есть скелеты, бивни и даже клочья шерсти. Рад, что тема вас заинтересовала. Прежде чем начинать работу, советую проконсультироваться у археологов Анучина и Сизова. Они специалисты доисторической эпохи.

Граф встал. Встал и Васнецов, раскланялись. Вышел Виктор Михайлович из дому с осадком в душе. «Медвежья охота». Экая новость.

– Откажусь!

Окликнул извозчика, сел в санки.

– Куда, барин?

– На Смоленский бульвар! – и спохватился. – Фу ты! Извини, милый человек. В Шапошников переулок мне. В Шапошников.

На Смоленском бульваре жили прошлую зиму, теперь был опять переулок. Извозчик берег лошадку, а седок ушел в себя и не торопил.

Вдруг так и встало картиною: острый сверк глаз! Именно сверк!

Глаза горят не по-человечьи, по-звериному. Это от голода и охотничьей удачи. В огромной яме – мамонт. Гора мяса! Угодил в западню. Нет! Человек – не зверь. Человек – мал, гол, ни когтей у него, ни клыков, но он силен умом. Мамонт размахивает страшным хоботом, один из людей повержен, но остальные окружили яму. У всех камни, дубины, копья, все бьют, бьют… Часы исполинского зверя сочтены.

И вот – пир. Огромный костер, чудовищные кости, опьянение едой, пожиранием сладостного жареного мяса.

Мамонт, охотники, пир. Композиция может получиться преудивительная.

Утром Виктор Михайлович был в музее, знакомился с Анучиным и Сизовым. У него было сто вопросов: как одевались, какие украшения носили женщины, а может, и мужчины. Дети. Какие были дети? Как держались? Стайками или были при матерях? Быт. Каков был быт? В чем заключалась работа женщин? Роль стариков. Оружие. Какая была растительность? Какой должен быть пейзаж – лес, горы, вулканы, льды? Прирученные животные. Как быть с лошадьми, собаками, кошками?.. Способ ловли рыбы. Возраст! Каков был средний возраст племени? Как происходила передача опыта, попросту говоря – учеба?.. Занимался ли кто-либо с детьми специально? Жрецы. Какие были жрецы в каменном веке?

Археологи разглядывали наброски, которые разложил перед ними художник, улыбались. Сизов только руками развел:

– Виктор Михайлович, вы больше нашего знаете! Мы по деталькам пытаемся восстановить картину и, что греха таить, видим ее очень смутно.

Анучин поддакнул:

– Нарисуете вы свой «Каменный век», и мы, археологи, по нему и будем судить о доисторическом времени.

Однако показывали древние иглы, бусы, скребки, ножи, наконечники каменных стрел и копий.

Виктор Михайлович все спрашивал, спрашивал и слушал. А потом и в споры пустился, и уже его слушали. Не свысока, с профессиональным особым интересом. Слушали и подправляли свои теории. Догадка художника стоит многого. Если и есть на свете ясновидцы, так это художники. Ведь в том и талант их – видеть. В том их труд – собрать по крохам знание, собрать в фокус волю, интеллект, фантазию – и увидеть давно забытые времена или само будущее.

– Самое трудное – показать быт, – говорил Васнецов. – Чтобы это было интересно, нужно множество правдивых деталей. Одна маленькая неправда перечеркнет весь труд. Ее-то, маленькую неправду, зритель увидит прежде всего и отвернется от картины.

Пока набирался в музее у мужей ученых ума-разума, вдруг грянул заказ императорского двора: нарисовать меню для коронационных праздников в Москве.

Александр III целых два года не решался протянуть руку за шапкой Мономаха – пришлось бы показаться народу, а стало быть, и революционерам, уничтожившим Александра Второго. Более двух лет денно и нощно рыскали по стране жандармы и тайные агенты. Наконец было объявлено – коронация состоится в Москве во второй половине мая. Васнецову пришлось нарисовать несколько меню: обед 20 мая, обед 24 мая, обед 27 мая… Заглавное меню представляло собою большой лист с надписью: «Священное венчание на царствие Александра III и Марии Федоровны». Нарисованы знамена, рынды, бояре с символами власти, патриарх. Далее следовало перечисление блюд: «Борщок и похлебка. Пирожки. Стерляди паровые. Телятина. Заливное. Жаркое: цыплята и дичь. Спаржа. Гурьевская каша. Мороженое». Следовала картина несения царских регалий. Гусляр и текст его здравицы: «Слава Богу на небе, слава! Государю нашему на сей земле, слава! Всему народу русскому, слава! Его верным слугам, слава! Именитым гостям его, слава! Чтобы правда была на Руси краше солнца светлая, слава! А эту песню мы хлебу поем».

Меню обеда 27 мая было нарисовано попроще: воин на коне, с перначом. Боярин со свитком. Щиты, шлемы, герб, знамя.