– Что касается экипажа, то это, прежде всего, ваши люди, Владислав Дмитриевич. И вели они себя не лучшим образом. И, судя по всему, здорово слетались, – добавил с заметным ехидством.
Шахов несколько мгновений удивленно и даже как-то растерянно смотрел на Агеева, словно не узнавая, потом усмехнулся и, отвернувшись к окну, тихо произнёс:
– И откуда только в последние годы в авиации столько посторонних людей взялось?
Агеев, побледнев, встал и вышел из кабинета. За ним, укоризненно покачав головой, старческой шаркающей походкой последовал Шилов. Заболотный тоже направился к двери, но остановился:
– Вы, Владислав Дмитриевич, кажется, сказали сегодня много лишнего.
– Сказал то, что думаю. А вот вы, Заболотный, к сожалению, не сказали своего командирского слова. И решение ваше отстранить от полётов экипаж – ошибочное. Для лётчика нет больнее наказания. Вы это учли? Ведь с людьми нам работать, а не этому инспектору. Послушайте меня, Заболотный: я старше вас и имею право сказать, что одними жёсткими приёмами вы у лётчиков никогда, я подчёркиваю, никогда авторитета не заработаете. А ведь мечтаете об этом. А командир, не пользующийся у подчинённых авторитетом и уважением – для них не командир. Вы должны это понимать, если желаете плодотворно работать на своей должности.
– А вы должны понять, Владислав Дмитриевич, что сейчас, в эпоху перестройки, требования к лётчикам неизмеримо возросли, – после некоторого раздумья ответил зам. по лётной. – А ваша точка зрения основана на старых представлениях и требованиях, зачастую панибратских.
«Эко его в академии вымуштровали, – подумал Шахов. – Ещё ничего полезного для предприятия не сделал, а демагогии уже научился. И ниже пояса норовит ударить. Но, похоже, он законченный дуб. Такие не исправимы. С этим надо или смириться, или выгонять, или самому уходить»
– Мои требования не на панибратстве основаны, а на уважении к людям и их работе, – возразил он. – А право наказывать людей, как и требовать с них, надо заслужить. Да, Заболотный, заслужить! Ты же на своей должности пока себя ничем не проявил. И ещё: требования, как и наказания, должны быть разумными. Когда ты, будучи командиром Ан-24, выкатился в Сургуте, я отстаивал тебя перед инспекцией, помнишь? А почему? Может, ты мне нравился больше других? Нет. Просто нельзя человека наказывать за недостаток опыта. И только поэтому тебе не отрезали талон нарушений. Да ты там ничего и не нарушал. Но ведь по нашим порядкам отрезали бы тебе талон и не поморщились.
Шахов перешёл со своим начальством на «ты». Он мог себе это позволить наедине, ибо когда-то Заболотный начинал работать в этом же отряде вторым пилотом, когда он, Шахов, был уже заместителем командира отряда.
А Заболотный некоторое время стоял у двери кабинета командира отряда и чувствовал себя провинившимся вторым пилотом. Да когда-то он тут начинал летать. Потом его долго и мучительно вводили командиром. Дело шло тяжело. Ему давали дополнительные тренировки и всё-таки довели до нужной кондиции. Посадили на всякий случай к нему опытного второго пилота, опытного штурмана и механика, наказали: с командира глаз не спускать. Но всё равно леталось ему трудно и после инцидента в Сургуте он попросился в академию. Ни командир эскадрильи, ни Шахов, ставший командиром отряда, не возражали. А кому нужны такие лётчики? Спустя пять лет, когда про него уже начали забывать, он вернулся и был назначен на должность… заместителя Боброва по лётной службе.
– Слышал? – прибежал его бывший командир эскадрильи к Шахову. – Болото теперь наш начальник. И чего ты тогда в Сургуте ему талон не отх ..л?
На груди Заболотного красовался академический значок. И… больше ничего. Летать он, за пять лет сидения за партой совсем разучился. У летчиков отвисала челюсть, когда они узнавали, кто ими будет командовать. Воистину, неисповедимы деяния твои, господи!
И новоиспечённое начальство, получив от проверяющего его инспектора тройку по технике пилотирования в аэродромных условиях, приступило к работе без права… самостоятельных полетов. Для восстановления лётных навыков ему назначили дополнительную тренировку. С тройками по технике пилотирования в воздух лётчиков не выпускали и, слава богу, не выпускают сейчас.
Постояв молча у порога, Заболотный шагнул за дверь, так и не решившись больше возражать Шахову. Но прежде, чем закрыть дверь, проговорил, словно извиняясь:
– У вас теперь будут неприятности, Владислав Дмитриевич, даже если бы мы этого и не хотели.
Оставшись один, Шахов извлёк из ящика стола нераспечатанную пачку сигарет, ждавшую своего часа. Он бросил курить с Нового года, но вот в такие моменты не выдерживал. Дым сигареты показался отвратительным. Он огляделся, куда бы её выбросить и, не найдя пепельницы, швырнул окурок в открытую форточку, воровато посмотрев, нет ли кого внизу.
С трудом досталось ему спокойствие в коротком разговоре с заместителем Боброва. Дожился, Шахов, долетался. Его, тридцать четыре года отдавшего небу, не имевшему по своей вине ни единого лётного происшествия, 25 лег проработавшего на беспокойных командных должностях, поучает какой-то мальчишка, выскочка, который случайно, благодаря модному ныне академическому образованию, выдвинулся в большое начальство. Ни личного опыта у него нет, ни своей методики обучения. Да и откуда этому взяться, если он за 15 лет пребывания в отряде налетал чуть больше 3000 часов. А его сверстники налегали уже в три раза больше.
В их молодые годы от лётчиков требовалось одно: грамотно и безаварийно летать. То есть, давать молоко, если ты назвался коровой по меткому выражению командира эскадрильи Нурислама Бека. А для этого не обязательно заканчивать академии. Это нынче стало модным иметь всякие высшие образования. Вот у него десятка два лётчиков с высшим образованием, в основном заочным. И что же? Ни одного, пожалуй, он не поставил бы руководить коллективом. Много больше, чем значок образования па груди, надо иметь, чтобы разумно и грамотно работать с людьми, распоряжаться их нервами, временем, здоровьем и судьбами. А ещё необходимо чувство такта и справедливости. Всего этого не хватает Заболотному. Как-то водитель трапа, на которого накричал за минутную задержку Заболотный, спросил его:
– Летать вас в академиях не учат, до того учёны. Так чему ж вас там пять лет учат? А если бы на моём месте был Бобров? На него так бы накричали?
С приходом Заболотного в лётной службе началось много формальных нововведений. Слабо разбираясь в психологических аспектах лётной деятельности, имея отнюдь не лучшую технику пилотирования одного мало-мальски освоенного типа самолёта и, замечая, что не пользуется авторитетом у лётчиков, он очень болезненно относился к советам более опытных командиров подразделений, считая, что этим самым принижается его высокая должность. Зато он стал отменной «кабинетной крысой». Надоедал подразделениям частыми проверками документации, требовал гору всяких отчётов и анализов. А когда в силу причин ему что-то не предоставляли вовремя, он доводил людей до белого каления. Не раз многие, не выдерживая, писали рапорта и шли к Боброву с просьбой освободить их от занимаемой должности. Но Бобров, дипломат и умница, всегда умудрялся их отговорить. В работу Заболотного он не особенно вникал, хватало хозяйственных проблем. А ещё потому, что всецело доверял опытным командирам отрядов и эскадрилий, где варилась вся «каша» летной деятельности объединённого отряда. Он бы убрал из штатного кадрового расписания эту должность, по это прерогатива управления. А с управлением ссориться он не хотел.
За три года своей деятельности на этой должности Заболотный оброс выговорами, замечаниями и порицаниями, как бродячий пёс блохами, ибо в большом и сложном его хозяйстве каждый месяц, а иногда и еженедельно, случались какие-нибудь происшествия: поломки самолётов или вертолётов, аварии и просто предпосылки к происшествиям. А если таковых некоторое время не происходило, то что-то происходило с его людьми, начиная с попаданий в вытрезвитель и кончая чрезвычайными происшествиями. Бесконечные разборы всех этих событий отнимали много времени, и летать было некогда. А когда и садился в кабину, то только в качестве проверяющего. Ведь формальную ответственность нёс за все события он, начальник службы. И формально получал взыскания.
