Лётчиков долго и муторно готовили к этому виду работ. Занятия, занятия, занятия. Не без оснований полёты на АХР считаются самыми сложными. Действительно, целыми днями летать на пяти метрах над землёй способен только ас. Иногда летали и на метре, хотя ниже пяти запрещалось. Это была воздушная эквилибристика. Но к таким полётам лётчики были готовы. Тут уж командиры учили на совесть и тренировали, сколько требовалось, ибо цена недоученности здесь одна – жизнь.

Итак, сегодня начнётся и закончится – не убоюсь этой фразы – самый ненужный и бюрократический этап в их подготовке: утверждение состава экипажей парткомом объединенного отряда. И утверждать их будут люди, многие из которых не связаны с лётной спецификой. Но зато они – члены парткома. Это всё равно, как скажем, мы, никогда не видевшие моря, взялись бы утверждать командира подводной лодки.

Такова была система. Но, наверное, так было не только в авиации. Без участия партии ведь тогда нигде и ничего не происходило.

Завтра – послезавтра пилоты разлетятся по разным полевым аэродромам и будут там полными хозяевами своих дел. Там не будет ни командиров, ни замполитов, ни партийных чинодралов. На точке царь и бог – командир самолёта.

Скорей бы! Как всё тут надоело! Лучше уж в грязь, холод и неустроенность быта, чем торчать в этом дурдоме, как между собой называют пилоты всю эту базовую бестолковщину, нервотрёпку и неразбериху.

Скорей бы почувствовать себя ни от кого независимым, скорей бы!

             –

Георгий Александрович Клёнов был утверждён командиром самолёта год назад, проработав вторым лётчиком три года. Наступающий сезон АХР был для него не первым. Вторым пилотом к нему определили опытного химика Малышева Диму, а техником Зародова. С ним Клёнов начинал свою лётную деятельность в качестве второго пилота. Они тогда работали в экипаже опытнейшего командира Зубарева, ушедшего в прошлом году вместе со своим командиром звена Маниловым на пенсию.* Не смогли больше

* Подробно об этом экипаже написано в повести «Командировка на химию».

выносить порядков системы. А ведь обоим на двоих не было и 80 лет. Их отпустили без особого сожаления. В Аэрофлоте, несмотря на хроническую нехватку лётных кадров, людей отпускали без сожаления. Опытными пилотами тут никогда не дорожили. Тратили время, деньги, большие ресурсы и готовили других. Благо в то время ещё не знали перебоев ни с топливом, ни с техникой. Так Манилов стал пожарником в аэропорту, а Зубарев сторожем на автомобильной стоянке.

– Ну что же, начнём, пожалуй, – встал Леднёв. – Порядок таков: нам командир отряда представляет экипажи, мы знакомимся, беседуем с ними и утверждаем или… не утверждаем. Учтите, если не утвердим – вылетать экипаж на оперативную точку не может. С ним будут заниматься дополнительно.

Байкалов представил первый экипаж. Все трое, заметно волнуясь, вышли вперёд и предстали пред очи членов парткома.

– Какие вопросы есть к экипажу? – обратился к членам парткома Леднёв.

– Как вы понимаете свою роль в обеспечении безопасности полётов? – спросил Агеев командира экипажа.

– В строгом выполнении всех инструкций, указаний и рекомендаций управления и министерства, – привычно, словно читал знакомую молитву, начал тот, – а также к требовательности к себе и подчинённым. Не допускать панибратства, разгильдяйства, распития спиртных напитков…

– Достаточно, – остановил замполит, – вопрос освещен.

– Сколько лет вы работаете на АХР? – задали вопрос технику.

– Десять лет уже.

– Летите с желанием на точку?

– Конечно, – улыбнулся тот.

– А чему вы улыбаетесь?

– Да потому что хочу скорее улететь. Надоело тут, на базе, бездельничать.

– Что, значит, бездельничать? – нахмурился начальник штаба ОАО Шилов.

– Да я в том смысле, что мой самолёт готов к вылету, а вызова нет. А хочется скорее поработать на благо страны, – поправился проговорившийся парень.

К технику вопросов больше не было. Настала очередь второго пилота.

– Каково ваше семейное положение? – задали ему вопрос.

– Холост, живу в обшаге, – ответил тот.

– Где живете? – поморщился Агеев. – Есть слово общежитие.

– Нет, это обшага, – возразил лётчик. – Там нет горячей воды, холодная бывает с перебоями, спать холодно, да ещё и эти, – он сложил ладони тыльными сторонами и энергично пошевелил пальцами, – замучили. Какое же это общежитие?

На минуту воцарилась тишина. Такого ответа не ожидали. Выход нашёл начальник инспекции Кухарев.

– Мы в вашем возрасте и не такое видели.

– Это временные трудности, – поддержал инспектора замполит Агеев и поспешил со следующим вопросом:

– Дисциплинарные взыскания имеете?

– Имею от командира отряда за нарушение формы одежды.

– Объясните подробнее?

– Я где-то потерял форменный шарф, вместо него пришлось другой одеть.

– Как можно потерять шарф? – удивился Шилов. – Это же не иголка. Может, ты был пьян?

Василий Васильевич с недавних пор бросил пить – барахлило сердце, и как бывает в таких случаях, стал подозрительно относиться ко всем, кто водил дружбу с Бахусом.

– Я не пью, – ответил лётчик стандартной фразой.

Утвердили и этот экипаж. Настала очередь экипажа Митрошкина.

– Кто у вас в экипаже секретарь партийной ячейки? – спросил Агеев.

– У нас такого нет, – ответил Митрошкин.

– Как это нет? – опешил Агеев. – Почему? – и с осуждением посмотрел на Агапкина и Байкалова. – Это непорядок. Что за принцип формирования экипажей?

– А зачем он нам, если в экипаже нет коммунистов.

– Ах, вот в чём дело, – разочаровался замполит. – Тогда комсорга назовите?

– А у нас и такого нет. Вышли из возраста. Но душою мы с комсомолом, – осклабился Митрошкин.

– Как же вы формируете экипажи, Агапкин? – удивился Агеев. – В коллективе нет ни парторга, ни комсорга.

– Экипажи формирую не я, а командиры эскадрилий. А утверждает их командир отряда с учётом психологической совместимости.

– Вы должны их формировать и с учётом партийно-политического фактора, – назидательно произнёс секретарь парткома. – Прошу учесть это на будущее.

– Зато мы все члены профсоюза, – снова улыбнулся Митрошкин. – И профорг у нас есть, вот он, – кивнул на второго пилота. – Он же и бухгалтер.

– Почему… бухгалтер? – Леднёв стащил с переносицы очки и подозрительно уставился на улыбающегося Митрошкина. – Вы сюда шутки шутить пришли? Почему бухгалтер?

– Бумаг много у него, ему на АХР летать некогда и про безопасность полётов размышлять. Он бумаги едва успевает оформлять.

Теперь на Митрошкина внимательно уставились все. Леднёв поискал глазами Заболотного.

– Поясните?

– На АХР действительно много документов, – ответил тот, – но мы их не можем отменить. Все они утверждены управлением и министерством.

– Ну что же, понятно. Но вот как быть с тем, что в экипаже нет ни коммунистов, ни комсомольцев? Может ли такой экипаж обеспечить безопасность полётов? Я вас спрашиваю, Заболотный?

– Это наша недоработка, – ответил тот. – Мы пересмотрим состав экипажа.

– Нет, мы не будем пересматривать этот экипаж, – вдруг встал Байкалов. – В этом составе он работает уже два года. А потом где я вам возьму коммунистов в каждый экипаж? – довольно резко произнёс он.

Повисла неловкая пауза. Все знали характер Байкалова. Если он, как говорят, закусил удила с ним лучше не спорить.

– Ладно, – произнёс, наконец, Леднёв. – Раз вы, Байкалов, уверены в этом экипаже, давайте оставим. В конце концов, вы лучше знаете своих людей. Кто за такое решение?

Члены парткома проголосовали единогласно. Настала очередь экипажа Клёнова.

– Взыскания раньше имели? – спросили его.

– Имел, но они уже сняты. За опоздание на работу – автобус тогда подвёл, а другое за повреждение самолёта… быком.

– За… что? – теперь Леднёв нацепил очки на кончик носа и недоверчиво уставился на Клёнова. – Какой ещё бык?

– Колхозный.

– Помню эту историю, – сказал начальник инспекции Кухарев. – Им колхозный бугай, забредший на аэродром, руль поворота тогда повредил. А они не доложили на базу, как положено.