Пятого января прошлого года я впервые начал работать в своей новой должности. Я, как и полагается, произнёс речь о том, что мы все должны усердно работать на благо компании, что я буду на страже их интересов и тому подобное. Никто меня не слушал, этим людям было абсолютно плевать, кто значится их руководителем сейчас. Они знали, что за малейшую провинность этот новый руководитель сместят с должности и с позором уволят. Стоит им только одним пальцем пошевелить – и меня здесь не будет. Они знали, что реальная власть – у них, а не у этого дурачка, полагающего, что он страшно исключительный, раз его назначили на эту должность. Полагаю, я и вправду был донельзя смешон, воображая, что теперь они все будут мне подчиняться. Сейчас я вижу, что реально происходило. А тогда… Я был слеп, как крот вынутый на свет. Они мне не только не подчинялись, они вообще перестали работать. Конечно, всё происходило постепенно.

Сначала пара человек пропустила дедлайн, потом не сдали проект в срок. И я терпел, делал всё за них, начал перерабатывать, в надежде успеть всё сделать. Через три месяца я уже даже поесть не всегда успевал, потому что работа всех десяти человек постоянно ложилась на мои плечи. Друзья говорили, что я должен пожаловаться на своих сотрудников. Но я знал, что добьюсь этим лишь своего увольнения. А я свято верил, что могу принести много хорошего в эту компанию. Да, ценой своей жизни, но разве это так уж важно?

Летом всё окончательно пошло под откос. И так классически, будто я на время застрял в каком-то фильме. У моей лучшей подруги Фиби был день рождения. Конечно, она очень ждала меня, надеялась, что я буду рядом и поддержу её в отпоре от тучи назойливых родственников, которые слетятся, как стая стервятников, только чтобы откусить от неё по небольшому кусочку. Ей ведь исполнялось двадцать пять, и вся родня спешила забросать советами и ожиданием мужа и детей. А она была кометой. Яркой, неповторимой, но… непостоянной. Она ничем не занималась дольше пары месяцев. А семья – дело весьма длительное.

И тут вдруг прямо в день торжества у меня на работе начался аврал. Сотрудники как всегда всё перепутали, и мне пришлось корректировать их отчёты. Я так отчаянно старался успеть, но совсем потерял счёт времени. Очнулся только в десять вечера, хотя праздник начинался в пять. В пять! А было уже десять!

Я в ужасе взглянул на телефон. Там было двадцать пропущенных. А в восемь сообщение: "Подругой меня больше можешь не считать".

Это был конец. Я даже не заметил, как у меня брызнули горячие, жгучие слёзы.

Меня нашёл мой секретарь – Алессандро. Молодой итальянец, решивший подзаработать во время обучения на психолога.

– Мистер Тертис, что случилось?

– Ничего, Алессандро, ничего, что можно было бы изменить.

– Кто-то умер?

– Нет, только я. Я вдруг умер. Но не забивай себе этим голову. Иди домой.

– Хорошо, только если вы тоже пойдёте.

– Ладно. Я пойду через пять минут.

– Нет, сейчас.

Его взгляд был полон решимости. Я видел, что он не отступит.

– Почему ты помогаешь мне?

– Потому что вы по какой-то причине перестали делать это сами.

– Мы же переходили на ты.

– Я сейчас слишком зол на вас для этого.

– Но я не могу изменить себя.

– Вы можете меньше работать.

– Не могу, здесь всё остановится без моего участия.

– Вы так говорите, как будто мир без вас – пустое место.

– Но ведь так оно и есть?

– Это мир нам дает всё, а не мы миру. Задача человека быть просто достойным и честным. Никто не ждет от вас спасения. Спасения ждёте только вы.

– Я?

– Да, ваша личность просто мечтает о нём. А вы упорно делаете всё, кроме этого.

Я пристально посмотрел на него. Внутренне я, конечно, знал, что он прав. Однако я также знал и кое-что другое. Эдуард, один из сотрудников, очень любил подслушивать чужие разговоры. И сейчас я ощущал его дыхание за приоткрытой дверью. И реальность такова: если я сейчас его не уволю, завтра это будет лучшей темой для разговора. И уволят уже меня. А я, что бы там ни было, увольняться не собирался.

– Алессандро, как вы со мной разговариваете? Вы нарушили правила нашей коммуникации, поэтому мне придется вас уволить.

– Уволить? – его голос был пропитан злостью и непониманием.

Я взглядом показал на дверь, приложил руку к губам, а затем сложил руки на груди. Как бы плохо я не объяснял, он всё-таки понял.

– Хорошо, я понял. Всего хорошего.

И он покинул кабинет, покинул мою жизнь. Последний оплот надежды – и тот исчез.

Замечал ли я это тогда? Нет. Я забыл об этом через одну грёбаную секунду. У меня осталась только работа, и я вцепился в неё всеми руками и ногами, абсолютно не осознавая, что именно из-за неё я всё и потерял.

Конечно, после того дня, когда я предал её доверие, Фиби перестала со мной разговаривать. И как я ни умолял, как ни пытался вернуть её расположение, она лишь позволила двум моим лучшим друзьям разговаривать со мной по телефону. Сама она молчала. А потом мне стало плевать. А точнее просто совсем не до этого. Я окончательно погрузился в работу, которую мне мои прекрасные сотрудники без устали прибавляли.

Лето летело бешеным вихрем. В отпуск я не пошёл, хотя мне и предлагали. Зато сразу пять из десяти сотрудников своим шансом воспользовались. И на три недели я остался один на один с самым лучшим сотрудником – Мэттом Трентом, который также как и я когда-то стал счастливчиком и получил зелёный билет сюда. Он был страшно умён, почти чудовищно, поэтому он был одинок. Ибо на некоторых людей интеллект влияет с такой силой, что все их черты меняются и они целиком превращаются в его воплощение. Такие люди отталкивают, они кажутся слишком тяжёлыми, громоздкими даже. А Мэтт был ещё и крупным мужчиной. И все эти характеристики не оставляли ему не единого шанса найти любовь или хотя бы друга. Разумеется, отсутствовала не сама возможность, а лишь желание хоть что-нибудь предпринять в этом направлении. Он жил от работы до работы, и так уже пять лет. Спросите, почему я так уверен? А я отвечу: “Я пытался с ним подружиться”. Ничего путного не вышло, к сожалению. Но зато я узнал, что он живёт один в западной части города с гигантским котом породы мэйн-кун по кличке Блоха. Странная кличка, скажете вы, а я вам отвечу: “В этом мире лимит любой странности уже давно исчерпан. Сейчас самые удивительные вещи – норма, а самые обыкновенные – опасное отклонение”. Сам Мэтт объяснял свой выбор так:

– Нет, дорогой Альберт, ты просто посмотри, какой он чёрный. Ну вылитая блоха.

– Я всегда думал, что блохи весьма неприятные насекомые, которые к тому же ещё и больно кусаются.

– Ладно, я тебе объясню. Я думаю об этом, как о талисмане, который этих самых блох отгонит.

– Талисмане? – я был в восхищении от неожиданности предположения.

– Ну да. Мой Блошик такой большой, что ни одна настоящая блоха не посмеет на него сесть.

– Ладно, я понял. Что только не придумает человек!

Вот Мэтт и был тем единственным якорем, который не дал мне раствориться в этой морской пучине работы, когда я не мог понять, что стремительно иду куда-то, откуда нет выхода.

Также там была Линдси – девушка заместителя руководителя по продажам. Весёлая блондинка, считавшая, что ей страшно к лицу стиль бохо, с всеми его огромными цветастыми юбками, причудливыми бусами, бахромами и умопомрачительными цветовыми гаммами, хотя он делал её похожей на выцветшее на солнце огородное пугало. И я сейчас вообще не хотел её оскорбить, так о ней думал абсолютно каждый сотрудник компании. И однажды она узнала. Все думали, что она закатит чудовищный скандал с увольнением. А она лишь рассмеялась и сказала, что это её детское прозвище.

Ещё там был Сэм – сын директора бухгалтерии. Он не разделял бешеной страсти отца к цифрам, поэтому попал сюда, в центр разработки. Не то, чтобы он особо любил и это дело. Но кое-что он умел, и этого было достаточно, чтобы держать его на рабочем месте. Его главным недостатком было безапелляционное нежелание предоставлять отчеты о своей работе, поэтому их за него писал я. Часами анализируя его программы и выявляя сильные и слабые стороны. Конечно, ему бы на это потребовалось от силы полчаса, ведь это он сделал их, однако либо так, либо никак. И я просто смирился, он хотя бы что-то делал.