Притянув меня к своему обнаженному телу, поднял вверх. Я обхватила его ногами и поцеловала, пока он, спотыкаясь, шел к кровати и опускал меня на нее. Лежа надо мной, раздвинул мои ноги, но дальше не пошел.
— Все еще незаконно? — спросил он, отстраняясь от меня нижней частью своего тела.
— Строго запрещено, — я поцеловала его в шею и скользнула рукой вниз к его ягодицам, пытаясь притянуть его тело к себе. Он был мне нужен как глоток воздуха.
— Так ты собираешься отказаться от меня? — он легко сопротивлялся моим усилиям.
— Ты никуда не пойдешь. Я буду твоим судьей, присяжным и…
— Сексуальным палачом?
Мощным рывком я подтянулась и перевернула его, а затем уселась на него сверху.
— Правильно, бандит, — схватив его за запястья, откинула их ему за голову и, опираясь на них, прижала его руки. — Теперь пришло время для твоего наказания.
— Какое у меня наказание?
Опустившись на него, я застонала от удовольствия.
— Ты получишь суровый приговор, — удалось мне сказать, — и никакого снисхождения за хорошее поведение.
Потом я вообще ничего не смогла сказать. По крайней мере, ничего, что можно было бы выразить полными словами.
После этого мы лежали бок о бок, обнаженные, на кровати, несмотря на зимнюю прохладу в воздухе, оба были слишком довольны и сонливы, чтобы двигаться. Моя рука лежала на его груди, а лицо Люка было повернуто ко мне. Глаза были закрыты, и, хотя я боялась, что оба заснем, было так хорошо, что вставать.
И тут, глядя на то, что Люк вот-вот начнет храпеть, тот открывает глаза и мягко улыбается мне.
— Я люблю тебя, — пробормотал он.
— Я тоже тебя люблю.
Пенн поцеловал меня в плечо, его глаза были наполнены теплом.
— Ты уверен, что еще не слишком рано признаваться мне в любви? Мы живем вместе всего шесть дней, а это значит, что мы занимались любовью всего двадцать четыре раза.
Я моргнула.
— Ты считал, сколько раз мы занимались любовью?
— Я думаю, в среднем около четырех раз в день. Шесть дней — это двадцать четыре раза, — он нахмурил брови, — а учитывая, что сейчас тридцать первое декабря, это может стать серьезной проблемой.
— Почему?
— Двадцать четыре — несчастливое число, чтобы закончить год. С другой стороны, двадцать пять…. — мужчина повернулся ко мне и очень медленно провел пальцами по середине моего тела, между грудей и вдоль живота, — двадцать пять — это благоприятно. Закончив год под номером двадцать пять, мы получим счастье и процветание на весь следующий год.
— Мама только сейчас простила меня за то, что я сбежал со свадьбы Холли, — напоминаю ему, — если мы опоздаем на ее вечеринку… ох!
Люк двинулся вниз по моему телу и поцеловал живот, продолжая ласкать меня между ног.
— Ты хочешь, чтобы я остановился?
— Хочу, но двадцать четыре — очень несчастливое число, — слабо сказала я. — Мы не хотим, чтобы у нас была плохая карма на следующий год.
Люк хрюкнул что-то похожее на согласие, но звук был приглушенным.
И мы сильно опоздали на вечеринку.
Пробравшись в дом за час до полуночи, мы взяли несколько напитков и смешались с другими гостями, притворившись, что были здесь все это время.
Мама пригласила на новогоднюю вечеринку всех крупных чиновников в округе, и мы завязали вежливую светскую беседу с несколькими людьми, хотя разговор был немного затруднен, потому что нам приходилось избегать вопросов о работе Люка.
Судя по всему, это была секретная операция. Мне было известно, что он входит в группу наблюдения за подозреваемым наркоторговцем, но назвать имен не имел право. Да и никто другой не мог знать даже этого. Если кто-то спрашивал, тот делал вид, что раскрывает обычные преступления.
Незадолго до полуночи меня осенила блестящая идея.
— Пойдем со мной, — я схватила Люка за руку и потащила на кухню, направляя его к кладовке. Затем достала высокую, тяжелую металлическую бутылку, которую припрятала там раньше.
— Что это? — спросил он.
Поднеся конец шланга ко рту, я на секунду включил вентиль в верхней части бутылки и вдохнул газ.
— Гелий, которым наполняла воздушные шары, — мои глаза расширились, а голос прозвучал еще писклявее, чем представлялось. Мы оба разразились хохотом.
— Дай-ка я попробую, — Люк забрал шланг, вдыхая газ, едва сдерживая усмешку, прежде чем всосать его в себя.
— Мне нравится, насколько ты дикая, — его слова прозвучали пискляво, как у гиперактивной мыши. Он звучал еще смешнее, чем я.
Затем в гостиной прервалась музыка. В наступившей тишине мама позвала:
— Где моя дочь? Кто-нибудь видел мою дочь? — она говорила невнятно, словно выпила слишком много шампанского.
— О-о-о, — пискнул Люк.
Я снова расхохоталась. Его голос был таким уморительным, что просто невозможно было сдержаться.
Схватив шланг, я набрала еще одну порцию гелия.
— Не волнуйся, — пропищала я сквозь громкое хихиканье. — Мама будет искать Холли, а не меня.
Слишком поздно я вспомнила, что Холли сегодня осталась дома. Затем дверь кухни распахнулась.
— Вот она! — мама схватила меня за руку и потащила в гостиную. — Все поаплодируйте моей дочери, умному декоратору, благодаря которому дом выглядит потрясающе!
Раздался короткий взрыв аплодисментов, и я оглядела гостей. На политиков и местных высокопоставленных лиц. Самых важных людей Сан-Данте.
— Спасибо, — пискнула я голосом, похожим на голос Дональда Дака.
Позади меня Люк смеялся так сильно, что не мог стоять на ногах.
Мама долго смотрела на меня.
— Ну что ж… — она бодро хлопнула в ладоши. — Мы готовы начать обратный отсчет. Десять секунд до Нового года!
— Десять! — крикнул мужчина в задней части комнаты, и все остальные присоединились к нему. — Девять. Восемь. Семь. Шесть. Пять…
Люк притянул меня к себе.
— Три, — пискнул он. — Два. Один.
Я не устраивала никаких фейерверков на маминой вечеринке. Но глядя на то, как Люк целует меня, они определенно взорвались.
— Этот год будет самым лучшим за всю историю, — голос Люка снова стал нормальным. Он прижался лбом к моему, его глаза сияли любовью. Вокруг нас люди продолжали обниматься и радоваться, но казалось, что мы находимся в своем собственном мире. Лишь вдвоем в любви друг к другу. Все остальное померкло.
Я улыбнулась Люку, понимая, что мое сердце стало на несколько размеров больше, чем нужно для моей груди.
— Это уже так, — согласилась с ним.
