– Спи. Я знаю. Иль ты забыла, что ты меня сама научила бою меча. Улыбнись, спи.

Часть восьмая

Ирма пыталась осознать то, что и она в чем-то даже свою жизнь не можем изменить. Пришло наконец понятие времени, власти и того, что нам кажется, мы все знаем про нашу жизнь, ее желания и возможности, мы смеемся или плачем, встречаем новый день, но в один момент поставленные жизнью или судьбой перед фактами данного времени мы понимаем и осознаем, что-то изменить не в наших силах и власти. Ирма так же чувствовала себя, как будто железные пальцы любви или как там оковы другой власти, власти мужчины, совершенно чуждого ей. Но, веря себе, своему долгу, памяти отца, она не могла разрушить уничтожить и отказаться от родного замка и ее людей, а самое главное, ее частички, единственная кровь, ее родная сестра; она, Ирма, и сейчас, ни минуты не колеблясь, отдала жизнь за сестру, но ее ждет ее злой рок, Воин-дракон. Ирма не хотела знать его, принимать, а тем более любить, она мечтала о другой жизни, жизни, отданной служению сельским детям, служению замку и другим людям и немножко для себя. Ее страсть к художеству отнимала ее все свободное время. Ирма забывала, кто она, где она, рисуя свои работы, тем заставляла смеяться покойного своего отца, стоя вся в краске возле холста со ртом, полным кисточек. Она смешила свою Милу и, конечно, своего любимого отца. Ирма все свое тепло и чувство любви навеки отдала своему отцу и, конечно, сестре и своему замку. Она думала, ее жизнь будет мирной и безмятежной, не думая о том, чтобы справиться со своим врагом, решая вопрос жизни и смерти, ей придется принимать такое решение, как венчание, включать свое женское начало, чтобы с помощью чар разбить этого воина, но, в первую очередь, все волею мужчины. Ирма думала думы темные, но ум ее просветлел, и, обладая натурой, от бога изменчивой, как живой цветок, и сильной, как сами колючки пустыни, и жгучей, как сами пески, и красотой сильно замаскированной решала и не могла понять, как все провернуть. Не ведая своей власти, тряхнув кудряшками, слишком короткими для девушки, сбежала быстрой рысцой, ей позавидовала любая гнедая, по лестнице ведущей в заднюю часть замка, в сад там, поговорить со своим конюхом, а также с единственным другом Тимуром, он умен и опытен, он должен ей помочь, без друзей здесь, по-моему, не обойтись.

Часть девятая

– Дорогой Даниил, не грусти так далеко от дома, выполнишь ты просьбу отца, и мы вернемся туда, где нас любят и чтят, а эту девчонку я знаю, как разоблачить: мы проберемся к ней ночью в ее покои и сорвем с нее покрывало заодно и ее маску. Даниил, да что ты так задумчив?

– Дружище, ты знаешь, я впервые в жизни, стоя сейчас в этом промозглом замке, когда идет дождь, и за окном непроглядная тьма, а в нашем камине едва теплится огонь. Я впервые задумался после нашей битвы, как хрупка жизнь и тонка грань между жизнью и смертью, ведь не подоспей мы вовремя, не сносить этой девчонке головы. Да, отец мой прав, глаз да глаз здесь нужен, иначе отцу моему придется пожалеть о данных словах клятвы своему другу на смертном одре, замку нужен хозяин и полное оформление законных прав. Ладно, Санчес, утро вечера мудренее, разберемся утром. Ты позаботился о всех наших людях, да все сделано, ну давай отдохнем все, до рассвета еще далеко, а насчет разоблачения ты, как всегда, прав. Я подумаю, проще порезать ее одежду, и мы увидим эту лживую девчонку во всей красе и расставим все точки над и. В конце концов, здесь нужна мужская рука, и нею пока будем мы. Отбой.

– Спокойной ночи, мой повелитель.

– Не называй меня так, здесь вдруг кто услышит, только этого переполоха нам не хватает.

Легкое прикосновение к щеке, как теплое дуновение ветерка, прикосновение руки. Проложенная дорожка из теплого шелка и нежности, касание запястий, ух, как хорошо и чудесно во сне, это отца олененок, которого приручил отец, которого не убили во время охоты, по привычке тыкался своим влажным носом ко всем протянутым ладошкам в поисках вкусненького лакомства, принесенного людьми. Ну же, дурашек, не щекочи меня. Ой, что это боль в кисти, сковывающая движения руки и рывок.

– Доброе утро, миледи. Как ваш сон?

– Какого черта, что вы здесь делаете со мной рядом, верней, в моей постели?!

– Ну, как же, вот зашел пожелать вам доброго утра, думаю, дай зайду, узнаю как ваше здоровье утром ранним.

– Моя охрана – она на смене караула. Это вы ее подкупили и подлым обманом проникли в мои покои. Что же соизволите здесь нужно?

Холодный ветер ударил в окно, не щадя затворов, горсть листьев несомая им вперемешку с веткой ворвалась в комнату, задув рывком каминные угли, еще тлеющие к утру. От своего крика и бессилия вдруг стало дурно, противно и одиноко, но фарс продолжается, ни одному мужчине, будь то воин-дракон или сам король, не иметь власти над моим сердцем, может, телом. Утро тому пример, как слабо оно сдалось под ласками этого мужлана, но сердце и ум- мои козыри. Нет, подожди, ты еще получишь. Возымел себе бог знает что после вчерашней битвы. Может, он пришел за своей наградой. Ну что же, сейчас узнаем и зададим ему по чертову дюжину, милорд, держитесь, вы мне осточертели по самое горло. Вмешиваться в мою жизнь его никто не просил.

– Милорд, не хотите объяснить поточнее, а лучше по-хорошему и без шума? Извольте меня освободить от своего присутствия, и впредь о своем приходе договаривайтесь с моим поверенным, прежде изволив сообщить о цели своего визита. И хватит, я сыта вашим проживанием, моей благодарности нет предела за спасение жизни моих людей. Впредь мы будем разумней со своим вооружением, и приношу свои извинения за отказ перед вами от гостеприимства, но я не вижу веской причины для вашего присутствия и ваших людей в моем замке. Вы перешли все границы своим утренним поступком, но я великодушно предлагаю нам обоим забыть об этом, а теперь, сударь, я ясно выразилась в своих эпитетах, вы не дождались моей аудиенции, что ж, мы ее провели так сказать в узком кругу. Чему вы так глупо улыбаетесь?

– Миледи, вы что, спите в штанах?

– Что?

– В ваших волосах полно листьев, вы вся в осенних листьях, и потом, потух очаг, давайте я вам его разожгу, вы вся замерзли и дрожите, ветер по утрам уже холоден, хоть и несет свежестью.

– Я считаю, нам стоит обоим успокоиться и перенести разговор на другое время. Не пыхтите, как самовар, у вас даже пятна посинели по лицу.

– Я вам все объясню, но не сейчас камин разжегся и хорошо греет. Я думаю, нам не стоит сейчас находиться друг с другом в столь ранний час, вы меня простите, но я действительно зашел случайно к вам, увидев как ваш караул на пересмене, я хотел убедиться, что с вами всего лишь все нормально.

– Уйдите прочь.

– Ухожу и закажу вам горячий шоколад. Как мне к вам обращаться – милорд или миледи? А вот это вы мне объясните попозже. До встречи.

Часть десятая

Закатное багряное солнце, наконец-то появившееся из-за гор, освещало фигуру Ирмы, лаская все ее очертания и придавая ей особые черты. Ирма стояла на обрыве скалы и сосредоточенно смотрела в даль. Мужской костюм, казалось, ничем не выдавал в ней ее природную принадлежность, но ее черты, как бы опаленные солнцем, были потрясающи, и постороннему наблюдателю даже в ум не пришло ее силуэт сравнить с мужским. Царская грация, прирожденная осанка, поступь и разворот плеч- все говорило о наследии породы, но Ирма как бы не замечала своей женской принадлежности, не разбужена в своем естестве и не помышляла о женских чарах и причудах, воспитанная с сестрой не в роскоши, а в строгости, хотя принадлежала к родовой фамилии. Удаленность замка  дворца расположенного от царя и знати. После смерти их родной матери, живущие в уединенности и оторванности от мира, зачастую лишенные женского внимания, не считая старой ворчливой няньки, вечно недовольной детьми. Так и не прижившейся в этой глуши, мало не дюжей наемной учительницы, наставницы.

Ирму приводили в ужас эти два мощных знатных, как с другой планеты, господина. Наличие отличительных знаков на одежде говорило о принадлежности к рангу высокой знати и приближенности к королю. И они с сестрой по обычаю должны подчиняться указаниям в письменной или устной форме этих господ по обычаям страны. Законы царя для его подданных страны выполнялись без предупреждения. Учитывая возраст Ирмы, ее незамужнее положение, безвременная кончина отца, казалось, обрушится скалой на нее, и теперь уже по праву наследование вступало в силу по окончанию траура ей, как некстати появившихся к ним господ, хотя это как еще посмотреть. Самими богами, по-моему, посланы беречь их замок и хранить от шакалов и врагов, таких редких здесь, но лютых и не безопасных.