Вдруг мы услышали щелчок от зажигалки.
– Значит, вот, что произошло тогда, Дороти! – в тёмном углу стоял Питер. Тусклый свет от зажигалки освещал его лицо. Он был красив, впрочем, как всегда.
– А что произошло? Что я спасла твоё имя от позора? Или ты реально думал, что сможешь жениться на этой жидовке? Что сохранила для тебя бизнес? Что ждала тебя, все эти проклятые четыре года? Когда ты кувыркался с ней, ты подзабыл, что надел мне кольцо на палец? – я смотрела в его глаза. Вся боль, все моё истерзанное сердце от неразделенной любви к нему выливалось наружу.
– Ты никогда не думала о том, что любишь свои страдания, больше, чем меня? – спросил он меня. Он повернулся к Саре.
– Значит, ждала, говоришь. Сколько дней? Один, два, три? Ненадолго же тебя хватило. Ты сказала тут, что завидуешь ей. Поверь мне, нечему. Вся наша семья – это один сплошной обман. Видимость. Фикция. Я живу с ней, только из-за Розмарин. Ни чувств, ни эмоций я не испытываю уже давно ни к ней, ни к этой жизни. Если бы не Розмарин, петлю давно на шею себе повесил бы я. Мне вообще кажется, что я умер тогда, в Италии. Тело моё живое, а душа осталась там, на живописных холмах Фриоли, – он продолжал.
Глава 3. История Питера
Нас, молодых не обученных юнцов, отправили в самое пекло войны. Разминировать приходилось все: от городов, поселений, дорог, рек. Я любил свою маленькую саперную лопатку, ещё у меня были кирка и топор. Мы часто рыли землянки, «лисьи норы», окопы, которые мы опутывали колючей проволокой. Это было время, когда каждая ямка превращалась в окоп, каждый бугорок – в укрепление, а лопата по важности равнялась винтовке. Я никогда не чувствовал себя настолько живым, как на войне. Обоняние, слух, зрение – все чувства напряжены до предела. Я был, как зверь, который чувствует надвигающуюся опасность. Наверное, я и стал им. Собираясь вечерами с ребятами около костра, смотря на трескавшиеся поленья, я чувствовал эту жизнь всеми фибрами души. Самое ужасное и самое счастливое время в моей жизни. Первым ушёл из нас троих Роберт. Ты ведь никогда не ладила с ним, Дороти, – он обратился ко мне. – Он был славный малый. Близкий друг и верный товарищ, деливший со мной все тяготы военной жизни. Немного неуклюжий, в смешных очках, до одури любивший философа Карла Гюстава Юнга. «У меня есть робкая надежда, что смысл возобладает и победит», – часто говорил он. Я же думаю, в этой никчёмной жизни вообще нет никакого смысла. Потом ушёл Джон. Он был старше нас, опытнее. Я бы сказал, циничнее.
– Мы просто пушечное мясо, ну ладно я, обычный парень, с матерью- одиночкой, но как вы с вашей родословной оказались в этом проклятом месте, – он часто недоумевал, подшучивал над нами. Но мы были не в обиде, слишком уж часто он прикрывал наши шкуры с Робертом в момент опасности. Немцы начали применять ядовитые газы.
Однажды серо-зеленый туман накрыл и наши опорные пункты. К газовой атаке мы оказались совершенно не готовы. Джон корчился от боли, его рвало, из глаз маленькими струйками вытекала кровь. Я выжил, видимо, мой иммунитет оказался сильнее. Так я оказался в госпитале, пришлось соврать тебе о ноге, так было проще. А дальше Вы обе знаете…Три абсолютно несчастных человека: одна страдала от неразделенной любви, вторая – из-за отказа от дочери, а третий – эмоционально сгорел на войне. Сейчас, находящиеся вместе, в заброшенном доме, и не видящие дальнейшего смысла в собственных жизнях. Но их объединяло одно чувство – любовь к Розмарин.
Справка: Немецкие химические компании BASF, «Хехст» и «Байер разработали хлор, который был использован немецкими военными на полях Первой Мировой.
Часть 2. Глава 1. Пети Гальперн.
– Моя жизнь – это сплошной обман. Все ложь! Все! Ненавижу всех! – Розмарин вытирала слезы с лица рукавом платья. Задыхаясь и смотря на икону, она продолжала: – Какая я дура! Какая же я дура! Как же я могла им верить? Я же боготворила их. Мама… самая добрая, самая порядочная оказалась жестокой, эгоистичной особой, которая обманом, подделав документы, завладела отцом и мной. И она даже не мать мне вовсе! Все ее истории про любовь с daddy – все ложь, все обман, – судорожные всхлипы сотрясали ее молодое красивое тело. – Отец – изменщик и лгун! Как он мог, будучи помолвленным, завести роман на стороне? Как?! Моя биологическая мать продала меня, – рыдание взахлеб превратилось в истерику.
Обессиленная, испытывая сильное нервное истощение, она лихорадочно запихивала вещи в саквояж. Открыла шкатулку с драгоценностями, разбила копилку, в которой она хранила валюту разных стран, привозимых ее отцом из-за рубежа. Все содержимое высыпала в сумку, которую выкинула в сад. Осталось дело за малым: украсть документы служанки, которые та хранила в трюмо, а ключ прятала за половиком в комнате.
Посмотрев на икону и перекрестившись, она открыла окно и выпрыгнула. Сильный ветер разгонял волны. Проливной дождь пронизывал всю одежду до нитки. Сняв платье, она зашла в холодную воду реки. Розмарин, плавающая как рыба в воде, легко выплыла на другом берегу, забрала припрятанные за скалой вещи и, добравшись до ближайшей железнодорожной станции «Эрлесфорд», без труда купила билет до Лондона.
Сидя в поезде, она радовалась, что смогла удачно организовать свой побег. Леди Розмарин Сассекс превратилась в Пети Гальперн, восемнадцатилетнюю еврейку, которая ехала на встречу со своими родственниками, проживающими в Италии. Она ехала посмотреть живописные холмы Фриоли.
В Лондоне на железнодорожной станции «Виктория» была огромная толкучка. Разные запахи – от еды до вспотевших тел – смешивались с друг другом, создавая невыносимую духоту в помещении. Встав в очередь и пытаясь предотвратить рвотные позывы, она спросила мужчину, стоящего впереди и вытирающего платком сбегающий по лицу пот:
– Что случилось?
– В интересное время живем. Говорят, война будет скоро. Сами виноваты, не надо было навязывать Германии позорный Версальский договор, – ответил он.
– Что за Версальский договор? Не понимаю, о чем вы.
Он осмотрел ее пристальным взглядом с ног до головы. Худенькая, тоненькая, совсем молоденькая девчушка в элегантном, но в тоже время простом платье смотрела на него пугливыми оленьими глазами из чего собеседник сделал вывод, что леди здесь явно не место.
– А ты откуда, мадемуазель? – смягчившись, он продолжал на ломаном английском, – Германия проиграла, а страны Антанты решили раздеть ее догола. Мало того, что отобрали территории, лишили армии, так еще и репарации огромные заставили выплачивать. Вот поэтому нацисты и пришли к власти. У меня родственники там, говорят, еврейские погромы вовсю идут. Я смотрю, ты одета дорого. И вообще не из нашего люда. Поосторожней будь. Сережки с ушей лучше сними – народ сейчас злой. Я-то сам неместный, русский я, меня барин с собой взял, когда революция в России началась. Я обратно хочу вернуться в матушку-Россию. Только боязно, за шпиона примут, раз я столько лет за границей проживаю. Мне барин-то все новости рассказывает. Держись-ка ты, красавица, лучше за мной.
Справка: С 1935 года важным аспектом в Советском союзе становится защита родины от внешних врагов и происков капиталистических разведчиков. В стране разворачивается настоящая шпиономания.
Получив неожиданную поддержку, Пети почувствовала себя лучше, тошнота стала проходить.
Сидя в купе поезда и поправляя платье, она подумала: «Какой же славный мужик этот русский, и имя у него на ее похоже – Пётр».
Добравшись до Дувра, ей предстояло на пароме пересечь Ла-Манш, затем на составе Fleche d'Or оказаться в столице Франции, затем сесть на паровоз, следующий до Рима. За окном мелькали деревья, стук рельсов укачивал. Крепко прижимая саквояж, она провалилась в сон. В купе вошел полицейский. Она проснулась от резкого толчка в бок.
– Проверка документов! Ваши документы, синьорина? – довольно грубо спросил он.
Пети протянула паспорт.
