Коробочка наконец нашлась, и через мгновение мой иссушенный рот наполнился благовонной прохладой.

– Я не из дома. У друга в Тейне ночевал. Скоростная еще пустая, так что долетел до вас за десять минут. Что у вас? Русский?

– Видимо, да, – кивнул Ивахара. – Вас ждали, не доставали. Сейчас начнем поднимать. Посмотрите, пожалуйста!

– Да чего там смотреть!..

Неторопливо, чтобы не уронить честь прибывшего из столицы ревизора, я выбрался из машины и нехотя стал продираться сквозь жужжащий рой экспертов и полицейских фотографов к краю пирса.

Я отодвинул одного из наиболее ретивых ивахарских сержантов, закрывавшего мне весь прекрасный утренний пейзаж, – внизу бились о камни, как и предупреждал по телефону Нисио, адидасовский костюм и упакованное в него инородное для наших пенатов тело.

– Скорее всего, русский, – сказал за моей спиной Ивахара. – Я так полагаю… Судя по виду…

– Судя по виду – да…

Я перевел взгляд с утопленника на корабли, стоявшие у соседних причалов.

– А судов их много сейчас в порту?

– Семь. Шесть рыбацких, одно пассажирское.

Ивахара кивнул на белевшее через два пирса судно, на котором патетически значилось «Анна Ахматова».

– Заявлений пока не было?

– Нет, спят все еще… Такая рань…

Я продолжил разглядывать флаги на судах.

– А остальные? Кроме русских…

– Наши – конечно, около двадцати. Еще китайские, корейские… – отозвался Ивахара. – Южные, в смысле.

– Что «южные»? – теперь уже не понял я.

– Корейцы южные, не северные то есть.

– Да?

Я опять посмотрел вниз.

– На корейца он никак не тянет… Ни на южного, ни на северного…

– Да и костюмчик! – добавил Ивахара. – Типичный для русских. Они в таких обычно приезжают.

– Да-да, – согласился я, глядя на тройные белые полосы на бедрах утопленника и трезубец на левой груди. – Типичный матросский костюм… Поднимайте!

Ивахара дал указания своим суетливым подчиненным, и шестеро из них принялись огромными петлями из пластиковых трубок подцеплять с двух сторон бездыханное тело.

– Вы извините, что пришлось вас в субботу дернуть, – виновато сказал Ивахара. – Я просто по уставу информацию в Саппоро направил… Никак не думал, что Нисио-сан вас заставит к нам ехать…

– Да вы тут ни при чем совершенно, Ивахара-сан, – отмахнулся я от деликатного майора. – Просто полковнику видеть меня без дела не слишком по душе. Вот он и устроил мне поездочку на выходные…

– Дел нет у вас сейчас в Саппоро? – участливо поинтересовался Ивахара.

– Убийств по моей линии нет. Слава богу, уже третий месяц. Так что сижу, бумажки переписываю…

Тело утопленника поместили на голубую простыню, разложенную в полуметре от кромки пирса. Это был крепкий русоволосый мужчина, на вид лет сорока – сорока пяти (хотя русские обычно выглядят значительно старше, чем указано в паспорте, так что я не удивлюсь, если выяснится, что он мне в младшие братья годится), в наглухо застегнутой на молнию синей адидасовской куртке и таких же брюках с уже изученными мной белыми трехполосными лампасами. На первый взгляд, никаких видимых признаков насилия на теле заметно не было.

Я посмотрел на майора, и Ивахара немедленно дал знак перевернуть покойника. Двое сержантиков в резиновых перчатках перевернули бедолагу на живот. Сзади на шее багровели две рваные раны от мощных ударов, видимо, ножом, с левой стороны спины, в районе сердца, зияли еще четыре аналогичные полоски.

Над трупом дружно защелкали затворы фотоаппаратов и засверкали фотовспышки наших служебных папарацци.

– Переверните его обратно, – приказал Ивахара. – Проверьте карманы! Вещи, документы…

Трое экспертов принялись заученными жестами шарить по телу и карманам трупа, но минутный обыск никаких результатов не дал.

– Пусто? – задал я никому не нужный вопрос.

– Пусто, – кивнул Ивахара. – Поди теперь найди, откуда он такой взялся на нашу с вами голову!.. Нам что, его по всем пароходам на себе таскать?

– Глаза откройте ему! – приказал я ивахарским ребятам, в душе посмеиваясь над недалеким майором.

Эксперты с недоумением посмотрели на меня, затем на своего растерянного шефа и после – опять на меня.

– Я говорю, глаза ему откройте, ребята! – повторил я свой умный приказ.

Один из экспертов покорно положил на навечно смеженные веки покойного свои обтянутые тонкой белой резиной пальцы и повел ими вверх. Глаза утопленника открылись, но вместо привычных цветных зрачков всеобщему взору предстали страшные блестящие жемчужины налитых сливками белков.

– Выкатите ему зрачки.

Я старался, чтобы мой голос звучал как можно более буднично.

Непонятливые эксперты опять принялись стрелять глазами по мне и местному начальству.

– Зрачки, говорю, выкатите ему! – прикрикнул я на отарских тугодумов. – Закатились они у него! Первый раз, что ли, такое видите?! Чего застряли на полпути? Пальчиками поработайте! Нежно только!

Один из экспертов – видимо, тот, которому до настоящего времени никак не удавалось шагнуть на следующую ступень крутой и неподатливой карьерной лестницы, – брезгливо подвигал резиновыми пальцами по мертвым белкам, в результате чего у покойника вдруг обнаружились темно-серые зрачки.

– Вот и славно! – резюмировал я. – А теперь волосы ему чуть поправьте, чтобы их в анфас видно было.

– Что?

– Прическу ему сделайте!

– Прическу?

– Да, причесочку сварганьте быстренько.

Эксперт послушно, но без малейшего намека на вдохновение погладил мертвеца по мокрым волосам.

– Не годится, – покачал я головой. – Это, конечно, «видал», но никак не «сассун». Салфетки есть?

– Какие салфетки? – спросил Ивахара.

– Обычные, бумажные.

– Салфетки есть? Бумажные? – переадресовал Ивахара мой вопрос своим остолбеневшим от моих загадочных команд и требований провинциальным сержантикам и лейтенантикам.

Один из них протянул мне пакетик дармовых салфеток, раздаваемых у нас на всех углах миловидными девицами, подрабатывающими в рекламных кампаниях ростовщических контор и телефонных фирм.

– Вот.

– Это не мне, это ему, – кивнул я на труп.

– Как это? – не понял эксперт.

– Волосы оботрите ему. Чтобы не такие мокрые были.

– Зачем?

– Я же сказал, чтобы не такие мокрые были.

Сержант исполнительно повозил пучком салфеток по челу и темечку мертвеца, отчего волосы на его голове несколько ожили.

– Отлично! – похвалил я исполнительного тугодума. – А теперь сфотографируйте его покрупнее!

Над трупом опять несколько раз, как сказал бы остряк Ганин, «молнией в начале мая» сверкнула фотовспышка.

– Вы под углом снимаете, – укорил я ивахарских ребят.

– Под углом?

– Да. Камера у вас слишком наклонена.

– А как надо?

– Перпендикулярно снимите его.

– Перпендикулярно?

– Да, перпендикулярно. И крупно возьмите, только по грудь. Чтобы только лицо вошло и плечи.

До отарских парней смысл моих указаний явно не доходил, но щелкать затворами и вспышками они из-за этого не перестали.

– Все! – доложил один из них.

– А теперь размножьте это фото и отправьте людей по русским судам, – приказал я Ивахаре. – Если толку не будет, пройдитесь по корейским с китайскими. Они сейчас иногда русских к себе в команды набирают… Или украинцев. На фотографию сколько времени надо?

Ивахара не без гордости кивнул на один из полицейских микроавтобусов.

– Да сейчас сразу и напечатаем. У нас с собой и компьютер, и принтер.

– Прекрасно!

Я посмотрел на часы.

– Значит, как напечатаете, начинайте утренний обход. И по трупу предварительное заключение хотелось бы побыстрее!

– Да как раз предварительно тут и без судмедэкспертизы все понятно.

Ивахара кивнул на перемещаемое четырьмя сержантами с бетона на тележку мертвое тело.

– И все-таки… – ответил я. – А я пока поеду перекушу где-нибудь, а то позавтракать мне Нисио-сан не дал.

– Конечно, – кивнул Ивахара. – Завтрак – дело святое. Сому дать вам с собой?