Литмир - Электронная Библиотека

Делаю привычный глубоки вдох и плавно давлю на курок. Моя винтовочка — девочка очень чуткая, не зачем ее грубо дергать и совершать промахи. Так все выстрелы в цель, пусть соперники ноют в бессильной тоске. А я лечу дальше.

То ли правильный настрой, то ли погода сегодня так просит совершить очередной рывок, но ведь получается! И даже нынешняя усталость не давит тяжело и больно, все больше не давая ускорить или даже просто идти. Нет, она легко держит за ноги, напоминая, что ты уже проходишь первый десяток, а организм у тебя не железный дровосек.

Ничего, ты уже не шестнадцатилетний деревенский паренек, едва понимающий, где у лыж начало, а где конец. Нет, ты опытный спортсмен, гроза любой дистанции. Ать-два, ать-два, усталость привычно загоняешь в икры ног, тебе еще много идти, даже середина пока еще только манит будущим. А уж финиш где-то блестит радостно и загадочно, как Пекин, до которого, как до, м-гм. Далеко, в общем.

И вот что еще. Соперники мои не пытаются пристроиться, не стремятся сделать какое-то камуфло. Хотя у прошедших старт раньше есть такая возможность. Но нет, даже смирно приходят, если хрипло крикнешь: «Лыжню»! Типа, мол, пропусти скоростника — новатора.

Раньше, как правило, даже ухом не поведут, наоборот, еще и так станут, что приходится делать большой круг. Сейчас же нет, послушны и милы. Кажется, это и называется популярность, когда тебе уже не рвутся совершить гадость, ибо не комильфо.

Прошел очередной огневой рубеж. Инмар чуток, рука моя тверда, а глаза зорки. Кажется, в самом деле пора выходить на мировой уровень, а то провинциальный советский уже маловат.

Финиш на этот раз появился практически неожиданно. То есть, не то что совсем я его не ожидал, но как-то, судя по усталости тела, он должен был появиться парой километров позже. А тут шум, гам. Приличная толпа, вооружившись фотоаппаратами и камерами, ждет. Может они не меня? Хотя, кого еще? Трассы гонок турнира не пресекаются!

Сразу вдруг навалилась усталость. Тело, до этого сидевшее, как на наркотиках, на наподобие нервного подъема, вдруг сломалось, понимая, что все! Нет, надо еще пройти последние метры. Остатние, считанные, но самые тяжелые.

А всякие корреспонденты специально подлавливают, пытаются поймать на снимок твою усталость, твою растерянность, чтобы потом показать зрителю. Дескать, вот он, спорт без ретуши, смакуйте и радуйтесь. Перестройка, мать его ити, все стремятся вытащить самую грязь!

Но я был нарочито бодр и весел. И даже у финишной ленты остановился, позируя. Тут были не только местные щелкоперы, нет, приехали и представители центральной прессы. Смотрите, радуйтесь, еще одна золотая медаль, причем с мировым рекордом.

Это потом, даже не просто в укромном месте, а в машине Пушиных, можно закрыть глаза, прижаться к милому телу Маши. Ей — жене и недавнему тренеру — можно. Она, ха-ха, видела еще и нетакое. А потом, получив положенные награды и отдав (ох!) нужное количество интервью нужным корреспондентам, можно поехать в родной дом, в пока еще родную квартиру.

Хотя, мне уже казалось, что, неожиданно для себя, у меня получился приятный бонус — я и члены моей семьи стали неприкасаемыми. Две новых золотых медали и два новых мировых рекорда всем показали, что я не дед мороз из папье-маше, я настоящий труженик и талантливый спортсмен. И люди, которые меня гнобят, сами и являются бюрократами и врагами перестройки.

Пусть-ка эти господа — товарищи, начиная от нынешнего главного тренера по лыжам сборной Удмуртии Кирилла Леонидовича Кабысдоха и вплоть до первого секретаря обкома партии Грищенко, попробуют хоть пошевелиться. Мне надо даже не надо отвечать, горбачевские шестерки сами их залают, загрызут.

Между прочим, были уже яркие признаки, которые поразили Машу, да что там Машу, даже Александра Петровича, старого пройдоху между нами говоря, который дотошно знал все мелочи аппаратной игры. Их восстановили в списках лиц, допущенных для снабжения с продуктовой базы сборной Удмуртии.

Невесть что, я бы и не особо радовался. Но, во-первых, база все-таки снабжала лучше, чем магазины, а, во-вторых, само свидетельство. А чтобы понимать, что это не случайно, в квартиру Пушиных позвонил сам Грищенко и несколько минут милостиво говорил с ним. Опала, вроде бы, закончилась.

Я, правда, не очень-то радовался. Вся это партийная структура, которая еще давила Пушиных, а теперь вот нажала на стоп-кран, сама доживала последние годы. А новая власть, которая скоро будет господствовать, быстренько дистанцируется, хотя давить инакомыслящих станет с не меньшей силой. Так что надо все-таки уезжать в Москву. Удмуртия, конечно, не Чечня, кровь здесь не будет литься, как вода. А вот в ближайшие годы все сильно обеднеет. И население, и провинциальная власть. А отсюда и государственные и общественные органы. Что нам тут делать, если есть возможность уехать?

Об этом я заговорил с женой и тестем. Маша моя, как настоящая женщина, к тому же беременная, слышать ничего не хотела об изменениях в жизни, тем более, о переезде в другой город. Что же, это у нее биологическое. Организм настроился рожать, а потом выпестовывать ребенка. И текущая обстановка должна быть спокойная, мирная.

— Я хочу рожать в Ижевске, я ведь пока еще удмуртка. И муж мой, отец моего ребенка, тоже удмурт! — произнесла онанервно, с нотками истерики.

Мне, к счстью, не пришлось разговаривать с женщиной на сносях. Ведь ее отец, Александр Петрович Пушин, считал совершенно по-другому. Он уже отошел от инфаркта, ну, соответственно, как можно вообще восстановиться от болезни сердца. Но все-таки, пришел в рабочее состояние, посмотрел на положение в Ижевске, пришел к выводу, что лично ему здесь ловить нечего.

— Послушай, Маша, — рассудительно сказал он, — я разговаривал со своим старым знакомым Максимом Ярославовичем Катеревичем. Он от президиума общества ЦСКА вполне официально предложил нам с тобой работу в ЦСКА тренерами, с жильем в столице. Я уж не говорю про Олега, после двукратной победы в Ижевске его сейчас ничем не вырвешь из армейской структуры. Зачем ты хочешь ухудшать его карьеру? А рожать можно и в Москве, тоже русский город.

От внушительного Пхе ее отца, Маша миролюбиво улыбнулась. Она еще была готова спорить со мной, хотя все меньше и меньше, но с отцом ни в коей мере. А я пошел готовится к самой тяжелой дистанции — 50 км. То есть, в данном случае вкусно поужинал и завалился спать. Пусть тело, которое уже два дня работает где-то на пределе своих возможностей, поспит. Благо уже седьмой час, то есть на сон остается примерно двенадцать часов. Нормально, а еще хватит время на утреннюю разминку.

Я еще сквозь сон слышал, как ложилась Маша, на более уже меня не хватило. Зато утром я проснулся полностью проснувшимся и в боевом настроении. Сварил гречку с тушенкой, о которой мечтал уже несколько дней, поели мы с проснувшейся Машей. Потом он снова легла спать, ей по беременному состоянию было еще рано. А я проехал на «Волге» сначала в дом отдыха, потом на турнирную лыжню, на этот раз хорошо знакомую, дистанцию в 50 км.

Собственно, после двукратного триумфа мне можно было и не бегать. Знаменитостью я уже стал, а всех денег никак не заработаешь. Но, с другой стороны, силы у меня были, кураж тоже. Я знал, как бегать и куда бегать. И сам дистанция меня не пугала.

Вот и пробежался в гордом одиночестве. Все в Ижевске — и гости, и хозяева — почему-то считали, что это моя дистанция, что я на ней король. Ну не знаю, гм, может быть. Но если так, то пожалуйста, взял я и золотую медаль с установлением нового мирового рекорда. Устал, разумеется, сильно, но тут уж никуда не денешься, положение такое. Нам ведь, спортивным королям, надо побеждать, при этом с блеском.

А уже вечером, точнее лаже ночью, выехали на железнодорожном транспорте. Тренер Иванов, понимая, что мне нужно по месту службы, сам военный, старший лейтенант, все же предложил ехать в Вологду… через Москву, то есть практически противоположную сторону. И причина была почти объективная — поскольку Удмуртия была в стороне, то лучше и просто было доехать до столицы, а потом прямым поездом до Вологды.

51
{"b":"920647","o":1}