Ему снилось, что соседка справа, Зоя Марковна, глядящая на кабана через разделяющий дворы невысокий забор, говорит ему с упреком:
– Ты зачем животное дурному учишь? Сам живешь свинья свиньей, еще и его за собой тянешь.
Всегда перед всеми виноватый и привыкший к укорам, Матвей бормочет:
– Так это бес.
– Дожил! – всплескивает руками соседка. – Беса ублажаешь!
– Да я…
Но Зоя Марковна, не слушая, уходит к себе, а Матвей ставит таз с картошкой перед кабаном, который не обращает на угощение никакого внимания.
– Жрать-то будешь? – спрашивает Матвей.
Кабан косит на него глаза.
– Сам жри это дерьмо.
На этом Матвей проснулся или, лучше сказать, очнулся. В сновидениях и наваждениях мешанку не называют дерьмом. Так грубо выражается только реальность. Значит, это не сон! Откуда же взялся бес с пышным именем? Чего только странного в жизни не встретишь – ни один враль такого не наворотит.
Кабан вновь затянул свою песню. Матвей вздохнул, присел на крыльцо – ждать, пока пьяный бес нагуляется. Тот гулял долго, но наконец позволил отвести себя в пустой хлев, где при покойных родителях Матвея, как в Ноевом ковчеге, содержалась всякая тварь – и коровка, и козочка, и свинка, – каждая в своей загородке, да еще куры в дальнем углу. Теперь-то загородок не осталось, Матвей стопил их однажды, когда дров не хватило, – в хлеву было просторно, ложись где хочешь. Кабан повалился в середке. Матвей тихонько вышел, опять расположился на крыльце и задумался.
Долго думать не довелось. Проходивший мимо по улице ветхий дед Велехов остановился, оперся о столб штакетного забора и осведомился:
– Славно погуляли? На другом конце села было слышно.
«Хрыч любопытный, – подумал Матвей. – Прискакал разнюхивать».
Дед был в Березовке основным, помимо ящика, средством массовой информации. В другие времена его почитали бы как Бояна, в наши дни злые языки прозвали сплетником. Матвей, не вникая и не питая почтения к старости, звал просто хрычом. Однако заочно.
– Собутыльник твой где? – продолжал дед.
– Дрыхнет в хлеву.
– Ты, я гляжу, с ним, с Макаром, подружился.
Матвей удивился, что старик знает и переиначил имя беса, осерчал и ответил непочтительно:
– Тебе бы, дед, такого дружка. Хочешь, подарю?
Старик перекрестился.
– Упаси бог! Нет уж, оставь себе, раз польстился.
– Слышь, дед, – взъярился Матвей, – напраслину не возводи. На что это я польстился?!
Вспылить-то он вспылил, зная, что дед по ветхости своей в рыло не заедет, однако понимал: запальчивость надо поубавить, иначе не узнаешь, откуда взялся кабан. Мудрый старик не обиделся, а словно прочел его мысли.
– Как это откуда? Сам же его и привел. Сначала человека ни за что ни про что оскорбил, а потом дармовщиной соблазнился.
– Врешь! Не было такого.
– Очень даже было, – возразил дед. – Трюхал ты вчера по улице, глаза заливши, неведомо куда и зачем, а шел перед тобой колченогий Казлаускас. Ты его настиг, а обойти не можешь. Улица широкая, но ты только по прямой двигаться был способен. Вот и кричишь: «В сторону отвали, хромой черт! Людям прохода не даешь! Сидел бы дома», – и такое прибавил, что повторять не буду. Казлаускас обиделся, однако ответил: «Рад бы дома сидеть, да дело есть, покупателя ищу. Вот хоть бы тебя, коли ты первый подвернулся…» – «Что продаешь?» – «Кабанчика», – «Э, нет, – ты говоришь, – на кабанчика у меня денег нет. Вот ежели бы кролика». – «Денег не надо, – Казлаускас говорит, – отработаешь». – «Что делать-то надо?» – «Потом разберемся». Так и сяк, короче, обольстил он тебя. Повел к себе. Ты, увидевши кабанчика, возликовал: «Вот это покупка! Давай прямо здесь его забьем, а я тебе за труды пару кило мяса оставлю». – «Э-э-э, нет, – говорит Казлаускас, – ты купил, твоя и забота. Доставить, так и быть, помогу…» Погнали вы с ним кабанчика, а навстречу Мишка Дьяков. Увидел тебя с приобретением и остолбенел: «Ты что?! Повелся?»
Дед замолк, потому что Матвей аж затрясся от возмущения:
– Выходит, знал Мишка, паскуда, что в кабане бес сидит?!
– Эва! В деревне все знают.
– Не все! Я-то не в курсах.
– Ты вообще различаешь, что вокруг происходит? Живешь как в бутылке.
– Почему же Мишка, мать его, не разъяснил?!
– Пытался, – сказал дед. – Да ты не слушал. В драку полез. Решил, должно быть, что он из корысти твою покупку хает. Мишка, мол, при деньгах и хочет твою покупку перекупить. Он плюнул и ушел.
– Вот это я лопухнулся! – воскликнул Матвей. – Значит, Козел искал, кому бы бракованного кабана всучить…
– Уразумел наконец. Оттого и отдавал задарма.
Матвей мысленно пообещал себе поквитаться с ушлым Козлом и спросил:
– Ну ладно, я с пьяных глаз залетел. Но Козел-то как попался? Его кто подловил?
– Никто. Случайно вышло, – объяснил старик. – География подвела. Он ведь рядом с церковью, сам знаешь, живет. А на неделе отцу Василию привезли из Сосновки одержимую старуху. Отец Василий, как обычно, отчитал, приказал «изыди», бесы из старухи и вылетели. Куда им деваться? Пометались туда-сюда. Глядят, у Казлаускаса в хозяйстве хряк, бесы, недолго думая, в него заселились.
– Почему в хряка? – удивился Матвей.
– Так уж у них, бесов, водится, – ответил дед. – Читал небось.
– Дед, ты их видел? Какие они? – спросил Матвей.
– Обыкновенные. Бесы как бесы.
– Как на картинках?
– На картинках – это образы, в жизни они другие.
– С крыльями? С козлиными мордами? С рогами? Когти есть?
– Ты хоть слушаешь меня? – рассердился дед. – Говорю тебе: другие…
Матвей судил по голосу и представлял беса в человеческом облике. Невозможно вообразить, чтобы безобразная рогатая тварь с перепончатыми крыльями разговаривала столь зычно и сановито. По его представлениям, Магардон одет в дорогой серый костюм с бордовым галстуком, как и подобает большим чиновникам, каких показывают по ящику. Дед не внес изменений в этот образ. К тому же в дедовом рассказе имелось противоречие, которое Матвей вначале не мог для себя изъяснить, а теперь понял, что именно его смущало.
– Дед, почему ты говоришь «бесы», когда бес один?
– Кто ж считал.
– Так много их или мало?
Старик замешкался с ответом и даже вроде смешался: как же, числится всезнающим, а простая задачка ставит в тупик. Однако выкрутился:
– Это у тебя надо спросить. Ты у нас главный по бесам.
Перевел стрелки на собеседника, пусть тот отбрыкивается. А Матвею что? С него насмешки как с гуся вода. Опять с вопросом полез:
– Кабан-то сильно сопротивлялся? Чувствовал, поди, что кто-то в него лезет.
– Ему хоть бы хны, – сказал дед. – В него кто хошь вселяйся, он даже не хрюкнет.
– Дальше-то что было?
– Ничего не было. Ты кабанчика приобрел.
– Про старуху объясни, – попросил Матвей, завороженный рассказом. – Как в ней бес завелся?
– Бог, выходит, попустил. Фактически разное рассказывают. Впрочем, точно никому не известно.
– Зато я знаю, – грозно сказал Матвей. – Знаю, кто виноват и что делать. Сперва Козлу морду начищу, а потом приведу за шкирку, пусть забирает своего беса.
– Опоздал, – сообщил дед. – Казлаускас с самого ранья вещички собрал, запер дом, забрался в свою «Ниву» и был таков. Даже с соседями не попрощался. Да он ни с кем и не дружил.
– Где ж его искать?
– Где всех – в Москве. Где ж еще? Иль, глядишь, в независимую Литву подался, подальше от греха.
Матвей сплюнул в бессильном негодовании:
– Вот сволочь!
– Ты, главное, Бориса Николаевича не обижай, – посоветовал дед. – Он-то ни в чем не виноват.
– Кто таков? – знакомых с таким именем у Матвея не было.
– Хряк, – пояснил дед и ушел.
И впрямь черного кабана, учитывая его возраст, жизненный опыт и солидную комплекцию, как-то неловко было звать Борькой, уместнее – полным именем и отчеством, скажем, Борисом Николаевичем. Почему Николаевичем? Просто потому, что Казлаускаса, бывшего его владельца, звали Миколасом. К тому же имелось у кабана некоторое сходство с Борисом Ельциным. Как и покойный президент, хряк держался с большим достоинством. Правда, отношение к алкоголю у них не совпадало. Забегая вперед, следует сказать, что у Бориса Николаевича – кабана, а не президента – была странная манера приступать к браге. Всякий раз он дергался и словно бы принуждал себя пить. Не сразу Матвей догадался, что это не бес, а хряк ненавидит пойло, которое Магардон вливает в него силком. Впрочем, мы не знаем, кто заставлял пить его тезку. Или что заставляло…
