– У тебя взгляд иногда безумный, – говорила она со странным смешком, скрывающим страх. – Словно дикий зверь из леса смотрит.

В бытность сотрудничества с уголовным розыском, в качестве внештатного экстрасенса, миловидные свидетельницы кокетничали с харизматичным мужчиной. Все это было в прошлом. Жена, работа, компании. Васильев снял с вешалки спортивную куртку, Ральф немедленно вскочил, жарко дыша, высунув розовый язык.

– Уже иду… – проворчал мужчина. Он громыхнул связкой ключей.

Пес вытанцовывал перед дверью. Многие заблуждаются, считая, что собаки заучивают несколько десятков стереотипных слов. Гамма понимания немецкой овчарки человека существенно шире словесных команд. Собака считывает информацию по жестам рук, телодвижениям хозяина, а благодаря непостижимому чутью, способна угадывать изменения эмоционального фона и даже намерения людей. Известны случаи, когда домашние любимцы «отговаривали» хозяев от поездки, которая в результате завершалась трагически.

Ральф бежал вниз по ступеням, останавливаясь на площадке, оборачиваясь, и нетерпеливо ожидая идущего следом Васильева. Дверь парадной распахнулась, впуская потоки свежего воздуха и запахи весенней мороси; навстречу шел коренастый седой мужчина. Ральф бесцеремонно боднул носом мужчину в ноги.

– Ральф, нельзя! – прокричал Евгений.

– Все нормально! – сказал мужчина, потрепал овчарку по загривку. – Я люблю собак.

Ральф радостно оскалился. Такое поведение пса удивило Васильева; обычно его питомец относился к посторонним людям сдержанно и отстраненно. Вы меня не трогаете, я – вас. Если люди начинали ему докучать, что случалось редко, – кобель немецкой овчарки не то животное, с которым охота сюсюкаться, – Ральф мог предостерегающе поднять верхнюю губу. Обычно предупреждения оказывалось достаточно, протянутая к холке рука любителя животных торопливо убиралась прочь. Васильев искоса посмотрел на мужчину. Такое впечатление, что того пропустили через мясорубку. Лицо избороздили глубокие и кривые шрамы.

– Хороший пес! – сказал он, придерживая дверь, давая возможность Ральфу выскочить на улицу, что тот немедленно и проделал.

Васильев промолчал; настроения вступать в беседу у него не было.

– Уберите одомашнивание собак из истории человека, и на планете людей будет значительно меньше, чем их существует в современной популяции. Если вообще люди будут… – сообщил мужчина. Он держал в руках букет вербы, с пушистыми как снег бутонами.

– С чего бы вдруг? – спросил Евгений.

Ральф, водя носом по земле, крутился волчком, ища подходящее место для отправления собачьей нужды. Васильеву показалось, будто они с этим коренастым инвалидом встречались прежде. Возможно, он видел его в той пивнушке, куда сам ходил ежедневно на протяжении последних недель.

– Одомашнивание собак повлияло на Землю историю людей, – охотно объяснил человек. – На протяжении веков мы ничем не отличаемся от других диких приматов. Мы манипулировали окружающей средой, но не в таких масштабах как стадо африканских слонов. А потом мы вступили в партнёрство с группой волков. Этот союз изменил наши отношения с миром природы.

Ральф завершил свои дела, энергичными ударами задних лап, взрыхлил землю. Васильев знал в лицо многих соседей, живущих в многоквартирном доме, стоящем на углу Ленинского проспекта и улицы маршала Жукова, этого хромого мужика видел впервые, но ощущение повторяющегося момента не оставляло его.

– Возьмите! – мужчина протягивал ему веточку вербы. – Освятил в прошлые выходные. Сегодня решил с кем-нибудь поделиться.

– Я не верующий, – буркнул Евгений, но вербу взял.

– Возможно, вы ошибаетесь… – возразил мужчина.

– Спасибо, – Васильев направился в ту сторону, где радостно гарцевал справивший нужду Ральф. Он шел, чувствуя спиной взгляд инвалида, ощущение было физически осязаемым и неприятным. Словно между лопаток приложили горчичник.

– Ральф! – крикнул он, хлопнул ладонью по бедру, подзывая пса, который в настоящий момент был занят чрезвычайно важным делом; охотился на прогуливающихся по асфальту голубей.

Пес подбежал, коснулся влажным носом. Евгений достал поводок, щелкнул замком карабина. Его подмывало обернуться назад, он бы не удивился, увидев инвалида, стоящим в подъезде дома, и провожающего их с овчаркой внимательным взглядом. Придерживая пса на коротком поводке, он перешел улицу; впереди радушно распахнула двери рюмочная. По его расчетам сегодня должна быть смена Кости по кличке «Могила». Костя Могила лояльно относился к присутствию огромной собаки в баре в отличие от сменщицы Людмилы; худой и нервной женщины пятидесяти лет. Спускаясь по ступеням, Евгений все-таки не выдержал, оглянулся, но увидел плотно закрытую дверь. Мужчина ушел. Неизвестно почему, Васильев ощутил досаду, будто он упустил что-то очень ценное, к чему уже не получиться вернуться. Пальцы ощущали древесную мякоть ветки.

– Пошел ты… – пробурчал он чуть слышно.

В кафе царил полумрак. Окна были наглухо закрыты плотными жалюзи, отчего ощущение времени исчезало. Тускло горели лампы дневного света, стилизованные под кирпичную кладку стены украшали плакаты с изображением рок-музыкантов. За стойкой сидел Костя Могила, и читал книгу. Костя был человеком удивительной судьбы. Он отсидел в общей сложности около двадцати лет в лагерях, его худые руки и плечи покрывали художественные наколки. Кинжал, обвитый колючей розой, какое-то мрачное существо с лицом, скрытым капюшоном, и сжимающее в костлявой руке косу, суровое лицо демона с лаконичной надписью на латыни, и многое другое, на чем поневоле останавливался взгляд посетителя.

Костя отложил книгу, улыбнулся, сверкнули золотые коронки во рту.

– Будь здоров, Черный маг из Безвременья! – пошутил он.

В местах лишения свободы Костя Могила окрестился, и, как это часто случается с взрослыми людьми трудной судьбы, стал искренне верующим человеком. Он беззлобно подтрунивал над экстрасенсорными способностями Васильева.

Евгений скосил глаза на обложку бумажной книги. Костя много читал, причем исключительно книги в бумажном издании.

– Не чувствую текста на экране компа! – так он объяснял свое предпочтение. – Да и зрение сдает.

На черном фоне обложки белыми буквами выделялась надпись.

«Сумерки идолов. Фридрих Ницше».

– И тебе не хворать! – Кивнул Васильев, оглядев пустынное помещение рюмочной. Ральф негромко тявкнул, радостно скалясь бармену.

– Это мне чудится, или ты ходил в храм? – Костя кивнул на вербу в руке Васильева.

– Подарили. Тебе не надо?

– Подарки не передаривают. К тому же у меня своя верба есть. Уже освященная.

Евгений положил ветку на стол.

– Что нового в мире астральных хищников? Продолжаются ли бесовские игрища в келье черноризца Исаакия Печерского? – ухмыльнулся Костя.

– Я слов то таких не знаю.

– Значит не все потеряно.

Он достал из холодильного шкафа сардельку, положил на тарелку.

– За счет заведения!

Обошел стойку, и поставил лакомство перед овчаркой.

Евгений осторожно оглянулся в сторону зеркальной витрины, на фоне которой громоздились разноцветные бутылки со спиртными напитками. Сел за стойку, придерживая поводок Ральфа, – пес поглощал угощение. Костя вернулся за стойку, налил в высокий стакан сто грамм водки и выставил на стойку банку пива «Невское».

– Я так понимаю, закуска градус крадет? – он склонил на бок коротко голову. У него были прозрачно-синие глаза, цепкие и внимательные.

– Вроде того… – ответил Васильев, и осушил содержимое стакана.

Костя откупорил жестяное колечко, янтарная жидкость наполнила высокий бокал на две трети.

– Который день пошел? – деловито осведомился он.

Евгений жадно отпил пива из бокала.

– Черт его знает! – признался он. – Когда начинал бухать, ходил в куртке.

– В этом году апрель был холодным, – деликатно сообщил бармен.

Ральф доел сардельку, и со скучающим видом озирался по сторонам. Костя подмигнул овчарке.