Немало сокровищ для своей коллекции профессор покупал с рук. Опять же, это не были краденые предметы – уж в таких-то делах Леонтий Кузьмич разбирался отлично. Все было совсем иначе – профессор покупал сокровища на барахолках, среди всяческой рухляди. Иногда на этих развалах встречались вещи воистину удивительные – настоящая старина! Тот, кто эти вещи продавал, ни о чем таком, конечно, не ведал, а вот Леонтий Кузьмич ведал. Разумеется, он ничего не говорил продавцу об истинной ценности вещи. Было ли это, опять же, преступлением? Если и было, то лишь против совести, а вот против закона – ни в коем случае! Да и против совести было ли? Ведь если бы продавец какую-нибудь редкую вещицу не продал, то он почти наверняка ее бы выбросил. Или уничтожил. И в итоге человечество лишилось бы уникального раритета.

Так в чем же здесь преступление против совести? Наоборот, профессор поступал по совести – он сохранял частицу истории человечества. Вот так-то – если уж называть вещи своими именами. А то, что купленная вещица оседала в личной коллекции профессора – так, опять же, в чем тут проступок? Государство – оно по барахолкам не ходит и не выискивает там всяческие ценности. Государству это без надобности. А вот Леонтий Кузьмич ходит, он видит в этом смысл. И здесь его интересы никак не соприкасаются с интересами государства.

А еще – его величество случай. Иными словами, какую-то часть раритетов Леонтий Кузьмич добывал в буквальном смысле благодаря прихоти случая. Вот, скажем, совсем недавно профессор разжился двумя старинными иконами. А дело было так. Его дача находилась недалеко от одного подмосковного поселка. Это был старый, еще дореволюционных времен поселок, и многие дома в нем также были старыми, скособоченными, вот-вот готовыми развалиться. Конечно, такие дома сносили, и на их месте строили новые.

Леонтий Кузьмич любил смотреть, как сносят старые дома. Это зрелище почему-то привлекало его само по себе, а еще он знал, что в старых домах можно разжиться какой-нибудь древней, поистине дорогой вещицей. Вещи, как известно, переживают своих хозяев, иногда – на целые века.

И вот: в поселке ломали один их ветхих домов. Дом был старый, в нем давно уже никто не жил. Говорили, что его еще в восемнадцатом веке строил какой-то купец – да, наверно, так оно и было. Обычно в старых домах, в которых никто не живет и жить уже никогда не будет, всегда есть чем поживиться. Двери, рамы, половицы – все это может пригодиться для каких-то целей другим людям. Но в данном случае и двери, и рамы, и половицы были на месте: уж слишком все это было ветхим. Гниль – она даже на дрова не годится.

Леонтий Кузьмич как раз в то время был на даче, и он пошел смотреть, как ломают старый купеческий дом. Когда дом сломали и когда бульдозер начал сгребать в кучу обломки, кто-то из рабочих заметил деревянный, окованный ржавыми металлическими полозьями сундучок.

– Ну-ка, погоди! – замахал рабочий бульдозеристу. – Погоди, тебе говорят!

– Чего? – высунулся из кабины бульдозерист.

– Чего-чего! – передразнил рабочий. – Видишь – какой-то ящичек! Вроде как сундучок. Или ларец…

– Какой еще сундучок? – не понял бульдозерист. – Отойди, мне эту гниль надо сгрести в кучу!

– Успеешь, – сказал рабочий и глянул на своих товарищей. – Ну-ка, братцы, подсобите. Интересный сундучок!

– И что же в нем интересного? – равнодушно спросили сразу несколько голосов. – Ну, сундук… И что?

– Э, нет! – усмехнулся рабочий. – Всякое бывает в таких сундуках… А вдруг там спрятано золото? Или, скажем, какие-нибудь жемчуга? Дом-то старинный, купеческий! Вот купчина чего-нибудь и припрятал на черный день! А воспользоваться не успел. Скажем, неожиданно помер. Или его расстреляли большевики. Всякое могло быть! А потому надо бы посмотреть, что там, в том сундучке. А может, и впрямь сокровища? Понятно это или непонятно вашим бестолковым головам?

Слово «сокровища» рабочим было вполне понятно.

– А что! – раздались голоса. – Оно ведь и впрямь… Всякое бывает – в таких-то домах. Вот и в газетах пишут… Я читал. Ломали, значит, дом примерно такой же, как этот. И вот представьте себе…

Но никому было неинтересно, что случилось в каком-то абстрактном доме невесть где и когда. Рабочие мигом разгребли гниль и вытащили сундучок.

– Э, да на нем замок! Здоровенный такой, старинный… Значит, и в сундуке что-то есть. Кто бы стал запирать на замок пустой сундук? А вот мы его сейчас! Топором или обухом!..

Леонтий Кузьмич все это видел и слышал – он находился неподалеку. Перепрыгивая через завалы, он подбежал к рабочим.

– Погодите! – крикнул он. – Зачем топор? Не надо топора! Опусти топор, тебе говорят! Тут надо осторожно… А вы как варвары!

– А ты кто такой? – спросил рабочий с топором. – Начальство, что ли? Ну, так откуда ты тут возник, начальничек? Почему я должен годить?

– Если там и вправду что-то ценное, то своим топором ты все уничтожишь! – запальчиво произнес Леонтий Кузьмич. – Неужели непонятно? Это тебе не дрова рубить. Тут надо с умом… Осторожненько, бережно…

– А ведь и вправду, – загалдели рабочие. – Тут надо с умом! А ты, Серега, размахался колуном! Тебе только колуном и махать. Отойди-ка со своей секирой! Мы сами, без тебя…

– Нет, а кто ты есть? – не унимался Серега, со злостью глядя на Леонтия Кузьмича. – Ходят тут, командуют…

– Я – профессор Матвеев Леонтий Кузьмич. Здесь неподалеку моя дача.

– Во как! – удивились рабочие. – Профессор! Дача! А ты, Серега, тут с топором… Дурак ты и есть. И помрешь дураком. Товарищ профессор, так что же там может быть, в том сундучке? Как вы думаете?

– Всякое может быть, – ответил Леонтий Кузьмич. – Иногда раритеты…

– Чего? – Рабочие явно не знали, что такое «раритеты».

– Всякие старинные предметы, – пояснил профессор. – Весьма ценные для науки.

– А-а-а! – уважительно протянули рабочие. – Тогда конечно… А вот, скажем, золото может там быть?

– Может, и золото, – отозвался профессор. – Все может быть.

– И что же, вы когда-нибудь находили золото? – спросили рабочие.

– Случалось, – усмехнулся Леонтий Кузьмич.

– И куда же вы его девали?

– Отдавал государству, в музеи, – сказал профессор. – Куда же еще?

– Да ну… – разочарованно протянули рабочие. – Оно, конечно, мы понимаем – наука. А все же – золото…

– Всякому, кто нашел сокровище, по закону полагается двадцать пять процентов его стоимости, – сказал профессор.

– Иди ты! – не поверили рабочие. – Целых двадцать пять процентов!

– Точно, – подтвердил Леонтий Кузьмич. – Уж я знаю законы…

– Это что же получается? – удивился один из рабочих. – Если, допустим, в том сундуке – миллион, то мне, стало быть, причитается двести пятьдесят тысяч?

– Почему же одному тебе! – возмущенно загалдели рабочие. – Сдается, мы все вместе откопали этот сундук!

– Я же это для примера, – пояснил рабочий. – Чтобы было понятнее. А так – оно, конечно… Даже если эти двести пятьдесят тысяч мы поделим поровну на всех, то и в этом случае… – Рабочий изумленно повертел головой. – Слышь, Серега, а ты тут – с колуном. Это хорошо, что рядом оказался профессор. А то бы… Дикий ты человек, Серега! Образованности в тебе нет!

– Давайте уже откроем! – зашумели рабочие. – Что зря языком трепать! Может, там и вовсе ничего нет! Было да сгнило!

С большой осторожностью сундук открыли, и столпившиеся рабочие разочарованно выдохнули. Никакого золота и прочих драгоценностей в сундуке не было. А были там четыре небольшие, потемневшие от долгого лежания дощечки, каждая из которых отдельно была завернута в пропитанную воском льняную ткань: несмотря на то что дощечки долгое время находились в сундуке, остатки воска на ткани еще сохранились. Леонтий Кузьмич осторожно взял одну из дощечек и бережно ее развернул.

– Ну, – разочарованно протянул кто-то из рабочих, – тоже мне сокровище! Дощечка, на которой что-то намалевано… Икона, что ли?

Да, это была икона, и притом, похоже, старинная. Конечно, утверждать это было рановато, тут требовалась серьезная экспертиза. Но все же, все же… На первый взгляд икона и впрямь казалась довольно-таки старой. Так же осторожно Леонтий Кузьмич извлек из сундука и освободил от ткани остальные три дощечки. Это тоже были иконы. Потемневшие, с едва различимыми ликами и такими же почти черными окладами.