Уитмен[159]

Практика медитации, для которой ничего не нужно, кроме земли под ногами, выметает из ума горы мусора, закачанного туда средствами массовой информации и университетами, работающими по принципу супермаркетов. Вера в безмятежное и щедрое удовлетворение естественных желаний уничтожает идеологии, которые ослепляют, калечат и подавляют, – и указывает путь к такому сообществу, которое изумит “моралистов” и упразднит армии тех, кто занимается войной, потому что не может заниматься любовью.

Традиционные культуры в любом случае обречены, и вместо того чтобы безнадежно цепляться за их хорошие стороны, следует помнить: все, что есть или когда‑то было в любой из иных культур, может быть воссоздано из бессознательного посредством медитации. В сущности, мой личный взгляд на грядущую революцию состоит в том, что она замкнет кольцо и во многих отношениях свяжет нас с самыми творческими сторонами нашего архаического прошлого. Если нам улыбнется удача, мы сможем в итоге прийти к полностью интегрированной мировой культуре с матрилинейностью, со свободными формами брака, с коммунистической экономикой натурального кредита, с уменьшенным объемом индустрии, с намного меньшим населением и с гораздо большим числом национальных парков.

Гэри Снайдер[160]

Да будут воодушевлены: гностики, хиппи-марксисты, католики-тейярдисты, даосисты, биологи, ведьмы, йоги, бхикшу, квакеры, суфии, тибетцы, дзэнцы, шаманы, бушмены, американские индейцы, полинезийцы, анархисты, алхимики… Все первобытные культуры, все религиозные общины и ашрамы… Большие города в итоге будут существовать лишь как места племенных празднеств и ярмарок.

Экологический центр Беркли

Я протянул ей листок обратно.

– Оставьте себе, – сказала Шелли. – У меня есть еще. Что вы думаете?

– Мне понравилось про овощи собственного производства.

– Да бросьте шутить!

– Что вы хотите от меня услышать? Ом? Священный первослог?

– Есть в этом смысл или нет?

– У всего этого тьма исторических прецедентов.

– Какие?

– Платон, – сказал я. – На свой лад. Сэр Томас Мор, на свой манер. Кольридж, Мелвилл, Сэмюэл Батлер, Д. Г. Лоуренс – каждый по‑своему. Брук-Фарм и все прочие фурьеристские фаланстеры. “Новая гармония” и при Раппе, и при Оуэне. Икарийцы. Амана. Гомстед. Меннониты. Амиши. Гуттериты. Шейкеры. Объединенный орден Сиона. Колония Онайда. Особенно колония Онайда.

– По-вашему, в этом ничего нет, так?

– Я этого не говорил. Я сказал – масса исторических прецедентов.

– И улыбались.

– Это была гримаса, – сказал я. – Оскал историка. Прецеденты говорят, в частности, о том, что естественные племенные сообщества обычно охвачены предрассудками, подчинены ритуалам и воинственны, а утопические всегда терпят неудачу. Откуда это у вас?

– Передали.

– Кто? Ваш муж?

– Скажем так.

Она хмуро посмотрела на меня, поджав нижнюю губу.

– Вам предлагают взять с собой на это племенное празднество то, что у вас есть?

Она отпустила губу и улыбнулась с видом понимающего превосходства, как бы делая мне скидку, прощая мой каверзный скепсис.

– Я не говорила этого. – Но потом улыбка увяла, перешла в недовольную мину, и ее понесло: – Если с этим что‑то не так, скажите мне что. Я старалась сообразить, чем это может быть плохо. Это не для выгоды, а с идеей, это ради любви и доброты, это близость к природе, это никому не во вред, это добровольно. Не вижу, что с этим может быть не так.

– И я не вижу. Проблема одна: в этой коммуне и вокруг нее будут обитать представители рода человеческого.

– Звучит довольно‑таки цинично.

– Что ж, тогда не буду развращать вас своим цинизмом, – сказал я и замолчал.

Но она не отступала; она была настроена серьезно.

– Ладно, – сказал я, – объясню вам, почему я сомневаюсь. Судя по всему, в этой садово-огородной коммуне будет жить молодежь. А это значит, что половину времени они будут под кайфом – ведь на полях, помимо прочего, можно выращивать каннабис. Это вряд ли понравится соседям. Как и свободные формы брака и коммунистическая экономика натурального кредита. Туда каждую неделю будет наведываться полиция. Им повезет, если их не сожжет Американский легион[161] или не науськает на их детей, растущих как часть дикой природы, ловцов бездомных собак.

– Но ведь к ним все это не относится. Это их окружение.

– Конечно, – сказал я, – но их окружение никуда не денется. Если колонию не оставят в покое, даю ей шесть месяцев. Если на нее не будут покушаться, может продержаться год или два. К тому времени каждый второй ее покинет в поисках большего кайфа, а остальные перессорятся из‑за какой‑нибудь обобществленной женщины, или из‑за клочка земли в огороде, или из‑за того, что кто‑то съел всю сладкую кукурузу. Удовлетворение естественных желаний – дело хорошее, но оно сопряжено с соперничеством и может иметь последствия. Женщина может быть равна мужчине, но женщины, как и мужчины, не равны по привлекательности. Привязанности образуются к отдельным личностям, отсюда ревность, отсюда собственничество, отсюда недобрые чувства. Что и требовалось доказать.

– Вы судите по прошлой истории.

– Вся история – прошлая история.

– Да. Ваша правда. Но она не обязана повторяться.

– Вы так думаете?

Она сидела, беспокойно глядя на меня, вытянув губы и производя ими звуки, в которых было что‑то рыбье: п…п…п…

– Не понимаю, почему вы против, – сказала она. – Одно дело думать, что ничего не выйдет, но вы говорите так, будто, по‑вашему, это нехорошо. Вы считаете, это экстремизм какой‑то? Почему? Вы не можете думать, что общество, какое у нас есть, такое обалденное. Я знаю, что вы так не думаете. Сами разве из него по‑своему не свалили? Чем тут у вас не сельская коммуна, пусть вы хозяин и наняли семью Хоксов себе в работники?

– Вам это не по душе? – спросил я.

– Что? Нет. Нет, конечно. Я просто спрашиваю. Вот взять брак, к примеру. Это что, такая превосходная вещь? Почему не поискать новые пути? Или посмотрите на вашего дедушку. Так ли уж сильно этот манифест отличается от того, что он сочинил для рекламы Горнодобывающей и ирригационной компании Айдахо? Он взялся за то, у чего было очень мало шансов, правда же? Разница только в том, что он это затеял ради прибыли. Может быть, даже и вредная это была затея, может быть, этой пустыне, заросшей полынью, лучше было бы так и оставаться, вы не думаете? Вся эта его великая мечта была сомнительна экологически, да и жадности много, если разобраться: всего-навсего поучаствовать в том, как раздолбали ради наживы Американский континент. Но вы восхищаетесь вашим дедушкой как неизвестно кем, хотя та цивилизация, что он пытался построить, – вот эта вот хреновая, которую мы имеем. А тут компания людей хочет поставить свою жизнь на службу созданию чего‑то лучшего. Лучшей цивилизации. Зачем их осаживать?

– Послушайте, Шелли, – сказал я, – не я начал эту дискуссию. Мне более-менее безразлично, чем они занимаются. Вы спросили меня, что я думаю.

– Мне правда хочется знать.

– И только? – спросил я. – Мне показалось, вы попытались меня обратить. Безнадежное дело. Лично я не поселился бы в такой колонии даже за тысячу долларов в час. Я бы не хотел, чтобы она была по соседству. Я не в восторге, что она будет в десяти милях.

– Почему?

– Почему? Потому что меня раздражает их тупоголовость. Потому что их прекраснодушие игнорирует как историю, так и человеческую природу. Потому что они тем, что будет у них, испортят то, что есть у меня. Потому что я не вижу ни в ком из них такой мудрости, чтобы играть в Бога и творить человеческое общество. Послушайте. Я люблю уединение, мне не нравятся толпы, мне не нравится шум, мне не нравится анархия, мне даже дискуссия не так уж нравится. Я предпочитаю углубленное изучение, оно очень сильно отличается от медитации – я не говорю: лучше, просто отличается. Мне не нравится, когда дети растут как часть дикой природы. Хватит с меня хорьков, крыс и других зловредных и необузданных существ. Я хочу, чтобы было разграничение между цивилизацией и дикой природой. Я хочу жить в обществе, которое будет защищать дикую природу, не смешиваясь с ней.