В семь вечера, когда в его кабинет заглянул Самохвалов, Юрий Петрович, погрузившись в бумаги, демонстрировал самую бурную деятельность.
Самохвалов посмотрел с блуждающей на губах улыбкой, потом трубно кашлянул, привлекая внимание к собственной персоне. Гордеев оторвался от дела и, подняв голову, посмотрел вопросительно и строго.
– Вы уж не ночевать ли здесь собрались? – с легкой иронией спросил судья.
– Если бы вы не возражали, я не против.
– Увы, а я – против, закон о труде для всех одинаков, уважаемый господин адвокат. Да и в гостинице спать гораздо удобнее. – Он хмыкнул.
– Но сторожа-то у вас тут, полагаю, имеются? – наивно этак спросил Юрий.
– Сторожа есть, но…
– А вы, Иван Данилович, и в самом деле решили, что я действительно хочу здесь поселиться? Нет! – Гордеев открыто рассмеялся. – До этого я еще не дошел, да и нужды особой не вижу. Но с вашего позволения я бы посидел, полистал дело сегодня еще пару-тройку часиков. Не возражаете? Материалы я, как договорились, запру на ночь в сейф, ключи оставлю на проходной. Ну что, никак не получится?
– Почему же, раз вам так хочется задержаться подольше, я не возражаю…
Самохвалов задумался. У него появилась мысль о том, что, возможно, Гордееву, как когда-то и ему самому, тоже пришла в башку здравая идея разложить Люську прямо здесь, на столе в этом кабинете. А что, неплохой вариант. Эта сучка, естественно помня его, Самохвалова, строгое указание, предложение адвоката поддержит, и они невольно разыграют здесь свой любовный фарс по всем правилам спектакля на радио. Это когда хоть ничего и не видно, а только слышны голоса артистов, но все предельно понятно даже дураку. Неплохо, молодец, Люська, если это она сама сообразила.
«Жучки», с помощью которых все происходящее в кабинете можно было отчетливо слышать, здесь были вмонтированы загодя, задолго до того, как Гордеев явился к судье. Собственно, эта комната обычно предназначалась для совещаний присяжных. А о чем они тут обычно говорили и до чего договаривались, о том судья Самохвалов знал заранее, до оглашения их вердикта. Знал также и кто настроен за, а кто выступает против. Это была та самая крайняя необходимость, о которой ему не раз говорил тот же Васильчиков.
Так что, заходя в кабинет, где корпел над бумагами московский адвокат, Иван Данилович был уже полностью в курсе того разговора, который произошел в этом кабинете между Люськой и этим адвокатом – ну насчет того, кто кого увидел первый и первым же захотел и прочая ахинея.
Пока же все шло по намеченному пути, Люська адвоката определенно охмурила, теперь осталось только ожидать сведений о том месте, где они захотят залечь. Вот туда и подъедут потихоньку ребята Журы, чтобы запечатлеть на пленку их сексуальную возню. А уже утром адвокату можно будет предъявить вещественные доказательства. Либо, на худой конец, если они захотят устроиться здесь, то подойдет запись «прослушки» из этого кабинета. Люська, известно, в минуты пылкой страсти любит обсуждать вслух свои плотские ощущения. И этот вариант тоже может произвести на москвича сильное впечатление, поскольку поставит под сомнение не только его роль в том деле, в которое он сдуру ввязался, но и вообще всю его карьеру. Поэтому почему же не разрешить ему остаться? Да хоть ночуй тут! А страстные Люськины вопли, еще по первому разу помнил судья, произвели на него тогда очень сильное впечатление. И Иван Данилович дал свое «царственное» согласие Гордееву, чтобы тот работал здесь сегодня, да и в любой другой день, столько, сколько душа пожелает. Или позволят обстоятельства. А под тем и другим он понимал совсем не то, о чем, наверное, думал этот ничего не подозревающий адвокат.
Возвращаясь обратно к себе, Иван Данилович снова обратил внимание на старательно корпевшую над какими-то документами Люську. Рабочее время уже кончилось, а она все еще сидела на месте.
– Ты случайно не ночевать тут собралась? – с иронией спросил Самохвалов, утверждаясь мысленно в своих предположениях.
– А если и так, вы будете против? – огрызнулась она.
– Наоборот, я совсем не против. Там, – судья с ухмылкой кивнул в сторону, – еще один передовик производства тоже совсем закопался в бумагах. Просил разрешения задержаться. Тебе этот факт ничего не напоминает?
– А что мне нужно помнить?
– Да, действительно… – сладострастно зевнул судья. – Я не забыл, как ты визжала… Кстати, вот тебе и новый повод. Только ты его уж в зал заседаний не води, это все-таки моя вотчина. – И судья самодовольно засмеялся.
А когда он удалился к себе в кабинет, Люська показала ему вслед неприличный жест, характерный обычно для грубых мужиков.
Людмила сознательно не дала Гордееву номера своего домашнего телефона, потому что уже догадалась, что если он станет ей звонить, то об этом узнают без труда – все говорят, что телефоны в городе прослушиваются запросто, было бы только желание. Она надеялась еще раз перед уходом с работы заглянуть к нему в кабинет и перемигнуться – Людмила видела уже, что он понимал ее, и она хотела сообщить, что встретит его возле своего дома, им будет спокойнее. И родителей не придется тревожить, и свидетелей можно избежать. А в том, что они обязательно будут, она не сомневалась точно так же, как и в подлости проклятого Ваньки Самохвалова, который то губы раскатывает в ее сторону и требует, чтобы она вытворяла с ним черт знает что, то под нужных ему людей подкладывает. Совсем уже, гад, в подстилку превратил. Но теперь Людмила решила ему отомстить. Она будет делать только то, что ей самой захочется.
Еще когда она только увидела адвоката из Москвы, то сразу почувствовала к нему непонятное влечение. И было отчего.
Всем давно известно, что выступать в суде против Васильчикова – себе дороже. Потому защищать его кинулись решительно все, и он сам отбирал нужных для судебного процесса адвокатов из областной палаты, причем сидя в камере предварительного заключения. А вот выступать на стороне потерпевших не соглашался решительно никто в городе. Успеха определенно не добьешься, а унижать себя и терять репутацию адвокаты не желали.
Когда стало известно, что прибывший из Москвы адвокат уже не новичок в Новограде и в свое время блестяще выиграл процесс, по сути, против самого губернатора, интерес к нему у Людмилы возрос многократно.
Она думала, что появится этакий пышноволосый, седой, представительный старец с целой свитой помощников, типа известного Генриха Розанова, которого часто показывают по телевидению, где он толкует те или иные законы. А приехал совсем еще молодой человек, которому и сорока-то не исполнилось, живой, здоровый, полный сил, симпатичный внешне. С таким, что называется, и любовь покрутить, пусть краткую, но зато яркую, сжигающую в страсти, и то бесценное наслаждение. Зная свои несомненные достоинства, Людмила решила за те короткие сроки, что адвокат будет изучать дело, постараться вскружить ему голову.
Но ее тайное желание – хотя что тайного может быть скрыто на лице женщины, начавшей свою извечную охоту? – неожиданно нашло поддержку у судьи. Уж он-то хорошо разбирался в людях – в силу собственной профессии – и знал многое о сильных и слабых сторонах человеческого характера. Люська пришлась бы как нельзя кстати для исполнения его планов. Ну а что она пару раз переспит с чужаком, так от этого ее не убудет, еще и другим много останется, поэтому и сожалеть не о чем, работа дороже.
И Людмила, чего он все-таки не ожидал, не высказала протеста, а поначалу приняла требование судьи – охмурить и в буквальном смысле раздеть адвоката перед видеокамерой – хоть и без особого восторга, но, как ему показалось, с пониманием. А теперь вдруг взбрыкнула! С чего бы это?
И тогда Иван Данилович, уже перед тем как запереть свой кабинет, позвонил Журе и сказал тому, чтобы его братва взяла на себя слежку за адвокатом Гордеевым и секретаршей суда Лякиной. Назвал их адреса – Люськин домашний и гордеевской гостиницы – и добавил, что пока они находятся в помещении суда и, скорее всего, задержатся здесь допоздна, а куда потом поедут, ему неизвестно, и стерва Люська не говорит. В заключение он заявил, что у него нет времени устраивать беготню за названными лицами, поскольку лично не имеет подходящих кадров, а поручать судебным приставам такую тонкую работу и вовсе ни к чему. Нет у него морального права – это значило бы все дело завалить в самом начале. Короче, все теперь зависит от того, как ловко сработают ребятки Журы, у которого есть специалисты по этой части.
