Из-за стены раздается шум воды. Монотонный и давящий.
Сажусь в кровати и подтягиваю ноги к груди.
Внутри что-то обрывается безвозвратно. Острая щемящая боль и тоска пронзают меня насквозь.
На глаза наворачиваются слезы. Сама не понимаю. Что со мной.
Смахиваю их тылом ладони. Но это не помогает. Слезы нескончаемым потоком стекают по щекам. Сливаются под подбородком и срываются на мятые простыни.
Одна, еще одна.
Я слабо понимаю. Что происходит. Но мне почему-то неожиданно больно и тоскливо. Обидно и... я не знаю.
После всего, что произошло ночью, после жарких объятий, поцелуев и...
Провожу ладонью по голым бедрам и касаюсь засохшей корочки моей крови вперемежку с мужской спермой.
В груди сжимается сердце.
Первый раз. Мой первый раз должен был быть не таким. Все не так. Совсем не так.
Опускаю лицо к коленям и вздрагиваю.
Я мечтала о дорогом номере в отеле. Вазы с красными розами. Лепестки на покрывале. Ванная с пеной и свечи... и он, единственный мой...
А все случилось в занюханном придорожном отеле, у стены и на дешевой кровати...
Жалко. Как же мне себя жалко. Обхватываю озябшие плечики руками.
Я даже не знаю, как его зовут. Только позывной. Грозный!
- Алексей, - раздается рядом со мной его голос. Негромкий и уверенный.
Резко поднимаю голову. Сквозь слезы вижу размытый силуэт.
Алексей подходит ближе, садиться на краешек кровати.
Я замираю.
- Что случилось? - он хмурится, разглядывая меня.
- Ничего, - всхлипываю и отвожу взгляд.
Хотя очень не хочется.
Мужчина только вышел из душа. По обнажённой мощной груди скатываются капельки воды и исчезают в складках махрового полотенца на его бедрах.
- Ты... - он хмурится сильнее, - испугалась?
- Нет! - вскидываю голову резче, чем надо. И слезинки снова срываются с ресниц вниз. Шумно втягиваю воздух через нос. Хлюпаю. Как некрасиво. - Не испугалась...
Его темнеющий взгляд проходится по моим судорожно впившимся в плечи пальцам., по напряженной позе, по бледному лицу.
Горько усмехается.
- Жалеешь? - уголки его губ ползут вверх. А глаза остаются серьезными. Мне даже кажется. Что на самом их дне плещется печаль.
- Что? - часто моргаю. - Ты о чем?
Он еще пару секунд напряжённо всматривается в мое лицо. А потом встряхивает головой, словно отгоняет какие-то мысли и протягивает ко мне руку.
- Ни о чем. Не бери в голову.
Его рука ловит мою ладонь и осторожно тянет на себя.
Алексей в другой руке держит сложенное в несколько раз полотенце.
Касается им моей руки и меня обволакивает мягкое влажное тепло.
Полотенце мокрое.
Удивлённо моргаю.
А он нежно и трогательно смывает с моих ладоней засохшие кровавые разводы.
Осторожно перебирает каждый пальчик, обрисовывает каждую складку, стирая из нее бурые корочки.
Завороженно слежу за каждым его движением. А по коже ползут мурашки. Они испуганными стайками то выскакивают. То исчезают, то снова появляются на коже.
- Почему Грозный? - не узнаю свой голос.
Он кажется неестественно тихим и хриплым.
- Потому что «Гроза», - пожимает плечами он, как будто теперь мне должно все стать понятно. Алексей замирает на секунду, поднимает на меня стремительно темнеющий взгляд с яркими искрами разгорающегося желания и хрипло щепчет. - Потому что моя фамилия Перевалов. В учебке я стал «Перевалом»...
- А потом «Грозовым перевалом» - догадываюсь я.
Он кивает.
- Когда дело дошло до позывных, осталась только «Гроза». Для своих «Грозн», - его руки уверенно скользят по моему телу все ниже и ниже. Влажное полотенце уже смывает следы с моего живота и устремляется ниже.
Испуганно вскрикиваю и стараюсь отодвинуться от края кровати. Стыд опаляет щеки.
Еще ни один мужчина не дотрагивался до меня там. Кроме него. И вот сейчас снова...
- Не бойся, - в его голосе проскальзывает хрипотца. - Я не обижу тебя. Не сделаю тебе больно.
- Я... Я... - я не знаю, что сказать. Слезы снова накатывают на меня. Только сейчас я еще меньше понимаю, что со мной происходит. Страх, стыд, озноб и разгорающийся жар, благодарность - все это сливается в безумную какофонию моих эмоций и захлестывает меня. Я уже ничего не понимаю и не знаю, чего вообще хочу в этой жизни.
Одна ночь с этим странным мужчиной перечеркнула все мои стремления. Первый раз в жизни я сижу и не знаю, что я хочу...
Глава 35. Аглая
- Зачем ты сбежала? - он продолжает медленно стирать влажным полотенцем следы нашей бурной ночи. - Чего тебе не хватало?
Он задает неудобные вопросы в лоб. Но в его голосе нет больше злости и презрения, как и нет праздного любопытства.
Поднимаю на него пытливый взгляд. Скольжу по его лицу, подмечаю сведенные на переносице брови, напряженно бьющуюся венку на виске.
Он действительно хочет понять меня, хочет узнать меня ближе.
Так мне кажется.
- Я... я хочу вырваться из-под опеки родителей, - отвечаю неуверено. Не знаю, поймет он меня или нет.
- Ты уже взрослая, - он пожимает плечами. - Сними квартиру, найди работу...
Из моей груди вырывается нервный истеричный смешок.
- Нет, это не про меня. Мне никто этого не позволит...
- А снимать сторисы тебе позволяют? - в его голосе проскальзывает отголос прежней ненависти.
- Мои социальные сети - это моя работа. Над каждым сторисом работает целая команда. Свет, звук, монтаж, заставка, сценарий. Есть специальные люди, которые подготавливают мне список того, что я должка купить, похвалить или попробовать в кадре. За все это заплачено или оговорено заранее.
- И ты, конечно, не об этом мечтала, когда училась на журфаке МГУ?
- Нет, - качаю головой. - Ты даже не представляешь, сколько трудов я вложила, чтобы доказать родителям, что могу заниматься хоть чем-то и что это принесет пользу нашей семье. А они выбрали это...
- И это приносит пользу?
- Это приносит деньги, делает меня узнаваемой, повышает мне «очки» респектабельности, - отвечаю грустно. - Я - личный бренд. И ко всему прочему, родители подобрали мне мужа.
- И тебя это не устроило?
- Нет.
- А про родителей ты подумала? - спрашивает он строго. - Что твое бегство бросит на них тень? Что серьезные дядьки на твоей свадьбе теперь сто раз подумаю стоит ли связываться с твоим отцом? Что Омаров просто так не простит такое унижение?
- Я не знаю, - обхватываю руками голову. - Я устала. Понимаешь? Устала!
Он молчит, а я продолжаю.
- Я устала жить по указке, «рекламировать» дорогие вещи, ходить с охраной и разговаривать только, когда меня спросят. Я люблю своих родителей, но я для них только товар, который можно обменять на выгодный контракт. А я хочу жить свободно. Без чужой указки. Я хочу плавать в Ла-Манше, хочу пить невообразимые коктели на пляжи Малибу, хочу повидать мир...
- И оставить родителей разгребать за тобой дерьмо? - его темные брови вопросительно приподнимаются.
- Им плевать на меня, как на личность.
- Врешь, - он качает головой. - Ты сама это знаешь.
- Они любят меня, но не так... - всхлипывают.
- А как должны?
- Они не дают мне свободы, держат при себе, ограничивают во всем...
- Может, они беспокоятся? Ты два дня была одна и умудрилась остаться без машины, без денег и смартфона.
- Я... - поднимаю мутный взгляд и заглядываю в его глаза. - Я... не знаю.
Я никогда не думала об этом с такого ракурса. То есть я знаю. Что родители меня любят. Я же их дочь. Единственная и долгожданная. Они заботятся обо мне. Ко мне приставлен целый штат охраны. Но я никогда не думала, что это потому. Что они беспокоятся обо мне. Скорее принимала как должное, ведь я дочь министра. Я в принципе всегда под прицелом и никто бы не выпустил меня из дома одну.
То есть в моей голове это все было само собой разумеющееся и никак не связанное с беспокойством родителей.
