Кожеед не унимался. Кровь текла по его рукам, а он продолжал вещать:

— Ты же умный человек, подумай, как ты будешь с этим жить? В страхе перед тюрьмой? Будешь дрожать от каждого шороха? Сейчас ты еще сможешь все исправить.

— Ты сказал, есть еще два ориентира, — прервал его Денис.

— Что? — Кожеед удивился. Уцелевший глаз его забегал.

— Чтобы найти Нину Свечникову.

— Какую еще?.. Ааа!

Денис ударил его по голени дубинкой. С наслаждением.

Кожеед выгнулся.

— Ай!

— Как с памятью? — вежливо спросила Юрьевна. — Помогло? Вообще, ты будешь один из тех, кто буквально сгорит за работой. Тима, Тимочка. Пупсик. Я помню, в детстве кто-то бросил пупса в костер. И он лежал, голый и беспомощный, прямо как ты, пупсик.

— Я Кожеед!

— Пупсик, да мне по хер. Где Нина? Ориентиры, что ты дал Свечникову, — поиски по ним пока ничего не дали. Все слишком размыто. Поисковые отряды и местная полиция работают, но… Слишком большой район поиска. Понятно, что именно на это ты и рассчитывал, когда скармливал Свечникову эту лажу.

— Нет, я ничего!..

— Если скажешь, где Нина, мы отвяжем тебя и…

Кожеед внезапно засмеялся. Хриплый каркающий смех.

— Отпустите⁈ Да кто в это поверит?

— Нет, конечно, — Юрьевна покачала головой, притворно вздохнула. — Мы положим тебя в багажник машины и отвезем в большую уютную камеру с ежедневной кормежкой. В одиночную, заметь. Тебя будут судить за массовое убийство. И даже возможно, тебя ждет пожизненное на каком-нибудь крошечном острове. Фанаты будут писать тебе письма, женщины — влюбленные послания. Высшую меру у нас временно отменили, увы. Поэтому ты будешь жить долго. Это я могу тебе обещать. Но не свободу. Итак, я слушаю.

Денис молча ждал.

— Хорошо, я согласен, — сказал Кожеед. — Черт, нельзя же так. У меня же кровь!

— Где Нина⁈ Быстро!

— Хорошо, хорошо! Ориентиры… — он на мгновение задумался, вспоминая. — Новгородская область, Валдайский район, деревня Федоровка…

Юрьевна сделала Денису знак глазами. «Они в другом месте вообще ее ищут», — понял Денис.

— Деревня Федоровка. Рядом братская могила, памятники. И последние два ориентира: пятьсот метров на юго-запад от могилы по старой дороге. И сто пятьдесят метров в лес, от дороги. Примерно на север. Там в лесу старый бункер времен войны. Нина там.

— Она жива?

— Я откуда знаю, — огрызнулся Кожеед. — Я оставил ей канистры с водой, несколько ящиков тушенки… Два одеяла! Наверное, жива. Хотите, я сам вам покажу, где она?

Денис кивнул. Кожеед со стоном откинул голову. Из-под повязки на слепом глазу сочился желтоватый гной.

— Все, отвяжите меня, — сказал он устало. — И мне нужен бинт.

Денис выпрямился. Они с Юрьевной переглянулись.

— Да, договорились, — сказал Денис

Кожеед понял. Лицо его страшно исказилось. Он дернулся, решетка загремела.

— Мы же договорились! Как так! Нечестно! Нет! Нет!

— Я соврал, — сказал Денис.

Чшшш! Денис чиркнул спичкой, старательно, в нескольких местах поджег листок бумаги. Он начал чернеть и сворачиваться от пламени. Юрьевна держала его двумя пальцами.

Кожеед закричал:

— Стой! Стой! Я к тебе ночью приходить буду! Ни в одной церкви такой грех не отмолишь!

Денис ослепительно улыбнулся ему. Маньяка пробрала дрожь.

— Как-нибудь разберусь, — сказал Денис. — Веришь?

— Я буду кричать!

— О, я на это рассчитываю, — сказала Юрьевна. — Кричи, сколько хочешь. На здоровье. Это мертвая зона.

Юрьевна отпустила листок. Тот, сгорая, чернея на глазах, медленно кружился, опускаясь вниз. Кожеед, вытаращив единственный глаз, наблюдал за его полетом.

Листок погас. Пшик. Кожеед выдохнул, расслабился.

Денис чиркнул спичкой. Бросил ее вниз, на бетонный пол. Туда, где был бензиновый след…

— Денис, подожди! — закричал Кожеед. — Я скажу, скажу…

Огонь побежал по полу, вспыхнуло. Объятый пламенем, Кожеед закричал. Он выгнулся на решетке и задергался, пытаясь оторвать себе руки. Денис отвернулся и пошел, не оглядываясь. От воплей маньяка кровь стыла в жилах.

Через несколько мгновений его догнала Юрьевна. Так, вместе, они вышли из здания.

* * *

Денис обернулся. Пионер на фасаде здания указывал рукой куда-то в светлое будущее. Которое никогда не наступит. Изнутри доносился утробный вой. В нем уже не было ничего человеческого. Ничего.

Хотя, кажется, ничего человеческого в этом существе не было изначально.

Они сели в машину. Юрьевна завела двигатель. Денис молчал.

Белый «мерседес» плавно и мощно развернулся, начал набирать скорость.

— Давно хотел спросить, — заговорил Денис, когда они выехали на трассу. — Твоя машина. Это же раритет. Откуда она у тебя?

Следовательница помолчала. «Видимо, не хочет говорить», — подумал Денис.

— Это трофей, — сказала Юрьевна наконец.

— В смысле?

Белый «мерс». Торпеда смерти. «Трофей… Где-то я уже это слово слышал. И это было не об охоте». Денис выпрямился. Он понял.

Юрьевна мельком взглянула на него и кивнула. Все так.

— Помнишь, я тебе рассказывала? Все серийные убийцы берут трофеи. Трофей — это символ власти над жертвой, эмоциональный «якорь» для того, чтобы заново пережить момент своего триумфа… своей власти над жертвой.

— Не помню, — сказал он. Хотя что-то такое было? Или нет?

— Я тоже беру трофеи, — сказала она спокойно.

— Ты… что?

— Эта машина — самый настоящий трофей, — сказала Юрьевна. И снова улыбнулась своей акульей улыбкой. Денис вздрогнул. Холодок пробежал по затылку.

— Ты… о чем ты говоришь?

— Белый «мерс». Когда-то он принадлежал уроду, что развлекался, подсаживая в машину молоденьких девочек, мол, подвезу… А потом жестоко насиловал их вместе с приятелем, таким же уродом… и издевался, конечно. О, это обязательный ритуал. В ход шли бутылки, ножи, ремни, цепи. Он выбрасывал этих девочек потом, голых, окровавленных и избитых, на дорогу. Посреди леса. Иногда зимой, его это особенно забавляло… Одну девушку они выбросили в тридцатиградусный мороз в лесу за городом. Она двадцать километров шла пешком, голая. Позже ей ампутировали все пальцы на руках и ногах. А она была очень красивая… до того случая подрабатывала фотомоделью. Что до меня… Показать мои шрамы?

— Твои⁈

— Да, — сказала Юрьевна. Кивнула. — А ты как думал?

— И что ты… что ты сделала? — голос Дениса дрогнул. Он знал, о чем услышит, но все равно спросил.

— Когда это случилось, мне было пятнадцать. Через десять лет я нашла его. Зафиксировала. И обработала бутылкой, ремнем… До ножа не добралась. Он плакал и умолял, как девчонка. Чувствуешь иронию?

— А второй?

— А как ты думаешь?

— Что-то я уже боюсь что-то думать, — сказал Денис.

— Его я кастрировала. Ножницы по металлу. Чисто по-женски, знаешь ли. Я ведь девочка, — слова отдавали жестким сарказмом.

— И…

— Он умер от потери крови. Или от болевого шока, не знаю. А первый еще несколько дней жил. И на что-то надеялся. Люди вообще очень много надеются, ты замечал?

Денис был бледен.

— Ты… Ты сама, как он. Серийная убийца. Социопатка.

— Не как он, — заметила Юрьевна спокойно. — Я на твоей стороне, солнышко. Не забывай. Я вообще Бэтмен, если уж называть вещи своими именами.

Дениса передернуло.

— Когда ты говоришь «солнышко», у меня ощущение, что ты хочешь меня убить, — съязвил он. Сарказм — лучший способ избавиться от страха.

— Я борюсь с этим желанием.

Сарказм точно не помогает. Денис шарахнулся.

— И съесть⁈

Юрьевна нежно улыбнулась.

— Ну-ну, не преувеличивай. Каннибализм совершенно не входит в сферу моих привычек. Шучу я, спокойно, Денис. Хватит нести чушь. Тебе ничего не угрожает. Почти, — она опять улыбнулась.

Денис покачал головой.

— Да уж… Шуточки у тебя.

— А ты никогда не думал, что если есть плохие маньяки, что режут людское стадо, то должны быть и хорошие, которые его охраняют?