Разумеется, поначалу к активности младшего Брата-Императора старые строители относились с откровенным скепсисом и не скрывали своего недовольства. Несмотря на монарший статус, за глаза почти все они считали Свиллейна дерзким выскочкой, сующим нос не в свое дело, хотя высказать это ему в лицо никто и не решался.

Тем не менее, по прошествии некоторого времени, их отношение к мальчишке претерпело радикальные перемены. Все расчеты Свиллейна оказывались неизменно точны, его рука, правившая чертежи, действовала уверенно и четко, а сопутствующие пояснения убеждали даже самых закоренелых скептиков.

В итоге его имя заняло свое заслуженное место на памятной табличке при входе в Дворец, где перечислялись мастера, приложившие руку к его проектированию и постройке.

Немногим раньше подобный путь прошел и его старший брат, Фреггейл, только ему тогда приходилось переубеждать не строителей, а офицеров императорской армии. Организация отступления из охотничьего домика после покушения на Отца-Императора стала первым кирпичиком в его карьерной лестнице, и точно так же, как сегодня никому и в голову не приходило спорить со Свиллейном в вопросах, касающихся точных наук, все военачальники безоговорочно признавали полководческий гений Фреггейла.

Совместное правление Братьев было отмечено дальнейшим усилением Империи как на военном, так и на экономическом фронтах. Границы подконтрольных Кверенсу владений существенно расширились, и под натиском Империи, где жестким и бескомпромиссным, где мягким и ненавязчивым, пали даже те бастионы, что доселе казались поистине несокрушимыми.

Дольше всего упрямилась Лига Перевозчиков, поскольку ее уникальное положение позволяло диктовать свою волю не только другим разбросанным по степи городам, но даже самому Кверенсу. Жизнь, работа и быт людей были уже настолько плотно завязаны на услуги снующих по пескам караванов, что малейшее нарушение в работе этой системы могло повлечь за собой крайне тяжелые последствия. Чем Лига и пользовалась, откровенно шантажируя Империю перспективой устроить ей неприятности.

Большинство имперских военачальников, окрыленных предыдущими успехами, предлагало не церемониться с Фланндором и решить вопрос при помощи грубой военной силы, но такой шаг мог полностью парализовать транспортное сообщение между провинциями Империи. И тут возможные издержки с лихвой перекрывали любые потенциальные выгоды, тем более что Фланндор, ожидая подобного шага, потратил немало усилий на укрепление обороны, превратив столицу Лиги Перевозчиков в неприступную крепость.

В данной ситуации Братьям пришлось действовать очень осторожно, вместо грубого принуждения мягко подталкивая капитанов к выбору правильной стороны. И вот здесь таланты Фреггейла раскрылись во всей своей красе.

Прекрасно осознавая, что давление на противника можно оказывать не только силовыми методами, темноволосый гений вывалил на своих подчиненных целый ворох идей, как заставить Лигу плясать под дудку Империи, не прибегая к откровенному насилию. И он, пусть не сразу, но заставил генералов с собой считаться, наглядно продемонстрировав им преимущества гибкого подхода. Ведь в качестве оружия порой могут выступать самые неожиданные вещи, от которых, как правило, никто не ждет подвоха. Как любил говорить сам Фреггейл: «Так или иначе, все, что мы делаем, все – война».

Свою роль тут сыграли и взятие Империей под контроль основных угольных шахт, что позволило ей играть с ценами, продавая топливо со складов в Кверенсе существенно дешевле, чем на других площадках, и разгром пустынников в тех районах, где пролегали ведущие в столицу маршруты, и выгодные долгосрочные контракты для капитанов, соглашавшихся на регулярной основе выполнять рейсы между нужными городами. В итоге экономические инструменты оказались куда эффективней пушек и осадных башен.

Спустя какое-то время Лига вдруг обнаружила, что значительная часть ее эшелонов, практически выйдя у нее из подчинения, откровенно работает на Империю. И что прежние угрозы организовать транспортную блокаду более никого не страшат, поскольку превратились, по сути, в пустое сотрясание воздуха.

Нельзя сказать, что Империи удалось полностью покорить Фланндор, но изменившиеся обстоятельства сделали его куда более покладистым, чего было вполне достаточно.

Но сейчас в распоряжении Лиги оказалась и Мать Свейне, чей авторитет мог покачнуть чашу находящихся в шатком равновесии весов, и черный демон Вальхема, представлявшийся и вовсе величиной неизвестной и изрядно пугающей. В итоге, несколько лет, потраченных на замирение и подчинение Фланндора, вполне могли пойти прахом. Отличная вводная для предстоящего доклада, ничего не скажешь!

Миновав несколько постов охраны, Голстейн вышел на центральную площадь, где располагался парадный вход в белокаменную громаду Дворца. Как и другие чиновники столь высокого ранга, генерал имел право заходить внутрь через эти величественные лакированные деревянные двери, достигавшие в высоту трех метров, и которые при его приближении услужливо распахивали два лощеных привратника. Для всех прочих посетителей существовали другие, боковые входы, где людей дополнительно осматривала внутренняя служба безопасности. Но для тех, кто следовал через парадный вход, открывалась прямая и беспрепятственная дорога к тронному залу.

Однако, уже поднимаясь по ступеням крыльца, Голстейн замедлил шаг, внезапно усомнившись в своем праве воспользоваться именно этими дверьми. Его измятый и замызганный мундир настолько резко контрастировал с безупречно чистой парадной формой привратников, что он почувствовал нечто вроде стыда за свой внешний вид. Впрочем, ненадолго. Это только встречают человека по одежке, а вот потом о нем судят уже по реальным делам и свершениям.

Так что даже в таком непотребном виде генерал имел полное право в любое время дня и ночи заявляться в Императорский Дворец через парадный подъезд.

Вышколенные и невозмутимые привратники молча распахнули перед ним массивные створки дверей, и Голстейн вступил в полумрак холла, где за огромным столом восседал главный Распорядитель.

– О! С возвращением, генерал! – воскликнул он радостно, однако, по мере того, как Голстейн походил ближе, дежурная улыбка постепенно сползла с его круглого холеного лица, уступив место выражению легкой брезгливости.

– Что с вами случилось?! – Распорядитель удивленно приподнял брови, рассматривая потрепанный и замызганный мундир генерала и его небритую физиономию.

– У меня срочный доклад для Их Императорских Величеств, – сухо заявил Голстейн, проигнорировав заданный вопрос.

Складывалось впечатление, что испачканная форма неким образом спустила его на несколько ступенек вниз по иерархической лестнице, и теперь этот чинуша, в любое другое время должный послушно и быстро исполнять его указания, теперь почувствовал себя чуть ли не равным и начал генерала расспрашивать. Подобные вольности следовало пресекать с максимальной решительностью.

– В данный момент Их Величества проводят переговоры с Кохарийским послом, – Распорядитель сверился с лежащим перед ним расписанием, – да и весь остальной день у Них расписан буквально по минутам, и я даже не знаю…

– Случается, что некоторые люди начинают иногда путать значимость занимаемого ими поста со своей собственной, – заговорил Голстейн таким тоном, что толстяк немедленно заткнулся, – но это недолго исправить.

– Я… Разумеется… Как только… – побледневший Распорядитель нервно сглотнул. – Как только закончатся переговоры с послом, я сразу же доложу о вашем прибытии.

– Вот так-то лучше, – удовлетворенно кивнув, генерал отошел в дальний угол холла и опустился в одно из тяжелых кресел.

Он не хотел без необходимости попадаться на глаза кому-нибудь из посетителей Дворца, чтобы не порождать лишних слухов и кривотолков. Когда заслуженный боевой генерал является на аудиенцию к Братьям-Императорам в таком неприглядном виде, это однозначно указывает, что где-то что-то пошло сильно не по плану.