Маркиз попытался вспомнить то, что было известно ему о войне в Чечне и о чеченских террористах, но ничего путного не приходило в голову. Лишь с помощью атласа мира он смог составить представление о том, где находится эта Чечня.

«Надо что-то срочно придумать. Интересно, как можно найти посредника для переговоров с террористами? Просто поехать в Чечню и спрашивать всех подряд, где их найти? Скорее всего меня тоже похитят. Эти сумасшедшие чеченцы похищают даже западных журналистов».

Альберто подскочил на месте.

– Журналисты! – воскликнул он. – Это то, что мне надо. Они вечно лезут во все дырки и знают всякие ходы и выходы. Наверняка я смогу отыскать в Испании какого-нибудь телекорреспондента, побывавшего в Чечне.

Маркиз достал из ящика стола записную книжку и принялся лихорадочно листать ее.

– Я хотел бы поговорить с Хосе Мануэлем Гомесом, – бросил он решительно в телефонную трубку.

– Он сейчас подойдет. Пожалуйста, подождите немного, – ответил приятный женский голос.

«Слава Богу, он дома!» – подумал Альберто.

С Хосе Мануэлем Гомесом он познакомился в Сорбонне. Альберто изучал экономические науки, Хосе Мануэль был на год-два старше и учился на факультете журналистики. Их интересы совершенно не совпадали, но, поскольку испанских студентов в Сорбонне было не слишком много, они сошлись и провели немало часов, шатаясь по крошечным студенческим барам и знакомясь на улицах с симпатичными француженками.

Хосе Мануэль был идеалистом, жаждущим спасти мир. Он был уверен, что, открывая народу нелицеприятную правду о темных сторонах жизни, он заставит человечество задуматься и начать бороться против лжи и несправедливости.

Закончив университет, Хосе Мануэль в качестве внештатного корреспондента испанского телевидения исколесил полмира, снимая репортажи о голоде в Сомали, волнениях на Филиппинах, о фавелах Бразилии и публичных домах Малайзии. Альберто не виделся с ним почти два года. Не исключено, что тот успел побывать и в России и знает кого-либо из журналистов, побывавших в Чечне.

– Слушаю. Кто говорит? – послышался в трубке голос Хосе Мануэля.

– Чема, привет! Надеюсь, ты еще не забыл Альберто де Арнелью?

– Аль? Сколько лет, сколько зим! Тебя трудно забыть. Твои фотографии в обнимку с хорошенькими девушками не сходят со страниц журналов. Ты как, звонишь по делу или просто соскучился?

– По делу, – сокрушенно вздохнув, признался Альберто. – Я тебе звонил несколько раз, но ты каждый раз был в каком-то очередном экзотическом уголке, снимая банановых диктаторов или последствия стихийных бедствий.

– Если ты мне обещаешь эксклюзивное интервью о твоих сердечных делах, мы можем пропустить пару стаканчиков вина.

– Все, что захочешь, – щедро пообещал Альберто.

– Как насчет бара «Сатанас»?

– Ты что, спятил? Там же собираются только голубые и лесбиянки!

– Я сейчас как раз готовлю материал о сексуальных меньшинствах. Не поверишь, ради дела я даже иногда ношу серьгу в левом ухе и крашу губы помадой цвета фуксии.

– Чема, ради Бога! – взмолился Альберто. – Ты же не хочешь, чтобы меня сфотографировали в баре педерастов в компании голубого журналиста! У меня и без того хватает проблем. Лучше я приглашу тебя на ужин. Какой ресторан ты предпочитаешь – «Риц» или «Семь дверей»?

– Ого! – Чема присвистнул. – Пожалуй, я выберу «Семь дверей». Видно, у тебя действительно ко мне серьезное дело. Хочешь, чтобы я подкрасил губы фуксией?

– Иди к черту! – сказал Альберто. – Ты можешь быть на месте через сорок минут?

– Уже лечу, – ответил Хосе Мануэль и повесил трубку.

– Чечня? Тебя действительно интересуют чеченские террористы? – с недоверием спросил Хосе Мануэль, уписывая весенний салат с лангустами.

– Я тут на днях включил телевизор, – объяснил Альберто, – и посмотрел репортаж о том, как чеченцы захватили двух заложников и угрожают убить их в случае, если российские власти не выполнят их требования.

– Ну и что?

– Я просто подумал, как несправедливо, что эти люди должны умереть ни за что ни про что в руках каких-то ненормальных фанатиков.

– Сотни людей умирают каждый день. Некоторые из них умирают от рук убийц, некоторые умирают от голода, некоторые от отсутствия надлежащей медицинской помощи. Так было всегда, и так будет всегда. Насколько я помню, раньше тебя подобные вещи не беспокоили.

– Ты же сам неоднократно говорил мне, что нельзя быть равнодушным к людским страданиям. Люди меняются. Я изменился.

– Свежо предание, да верится с трудом, – скептически заметил Хосе Мануэль, отодвигая в сторону опустевшую тарелку. – Эти заложники – испанцы?

– Нет, русские.

– Ты их знаешь?

– Откуда я могу их знать? У меня нет ни одного знакомого русского.

Хосе Мануэль задумчиво почесал затылок.

– Так почему тебя все-таки интересуют эти русские заложники?

Альберто разозлился.

– Послушай, Чема, – сухо сказал он, – не суй свой длинный журналистский нос не в свое дело. Тут ты ничего не накопаешь. У меня есть свои причуды и капризы. Просто захотелось узнать, каким образом можно было бы вызволить этих заложников, например, войдя в контакт с террористами и предложив им выкуп. Если ты можешь помочь – помоги, если не можешь или не хочешь – твое дело. Только не приставай ко мне со своими дурацкими расспросами. У меня сейчас слишком много проблем.

– Да, я знаю, твоя мать находится в госпитале Сан-Пабло. Как она?

– Журналисты уже и об этом пронюхали? – возмутился Альберто.

– Она же маркиза, – пожал плечами Хосе Мануэль. – Ты же понимаешь…

– Врачи пока не говорят ничего определенного. Состояние стабилизировалось. Нам остается только ждать.

– Мне жаль, что твоя мать больна. Мария Тереза – прекрасная женщина.

Хосе Мануэль сочувственно склонил голову и тут же встрепенулся, вдохновленный пришедшей ему в голову мыслью.

– Я знаю, почему ты хочешь освободить русских заложников! – громко воскликнул он.

Люди за соседними столиками вздрогнули и оглянулись. Альберто тоже вздрогнул.

– Ты что, спятил! – прошипел он. – Ты хочешь, чтобы завтра все газеты пестрели заголовками «Маркиз де Арнелья ведет переговоры с чеченскими террористами»? Еще одна такая выходка – и я тебя прикончу. Я надеялся, что в Сорбонне тебе привили элементарное понимание журналистской этики.

Чема смутился.

– Извини, я что-то чересчур расслабился, – сказал он. – Просто я догадался, почему ты хочешь освободить этих русских, и это тронуло меня до глубины души.

– Так почему я хочу освободить этих русских? – поинтересовался Альберто.

– Конечно же, для того, чтобы спасти твою мать!

Альберто тихо чертыхнулся про себя. Он не верил в телепатию и ясновидение, но он и представить не мог, как его друг догадался о связи между Марией Терезой и похищенным русским фокусником.

– Какое отношение моя мать имеет к этим заложникам? – осторожно спросил он.

– Не держи меня за дурачка! – гордо воскликнул Хосе Мануэль. – Это же очевидно! В день, когда твоя мать получила инфаркт, ты был так потрясен, что когда увидел репортаж о русских заложниках, то дал обет спасти их жизни и взамен попросил Господа или Деву Марию совершить чудо и сделать так, чтобы твоя мать выздоровела.

Альберто расслабился. Эта версия устраивала его. По крайней мере теперь Чема успокоится и отвяжется от него.

– Ты действительно очень умен, – решил польстить журналисту маркиз, придавая своему лицу строгое и скорбное выражение. – Мой обет Богу – вещь столь личная и интимная, что я хотел бы, чтоб ни одна живая душа не узнала о нем. Но тебя не проведешь. Я надеюсь, ты сохранишь мою тайну, иначе боюсь, что обет потеряет силу.

Хосе Мануэль успокаивающе-торжественным жестом поднял правую руку.

– Клянусь, что буду нем, как мумия Эхнатона. И думаю, что смогу помочь тебе. Я бывал в тех краях, и у меня сохранились кое-какие связи на Кавказе. По крайней мере ты будешь знать, с чего начать.