– Я принесла тебе десерт крем-брюле! – крикнула Софи из кухни. – Только подожди радоваться, он со вкусом авокадо и базилика!
Дважды в неделю Софи подрабатывала в «Дунае», претенциозном винном баре в Олд-Порте, и часто приносила тетке претенциозные лакомства.
– У меня тут вопросы для Книжного клуба, надо бы опробовать, – отозвалась Харриет.
Она любила тренироваться на Софи, которая бывала резка и напориста. Идеальная репетиция.
– Тебе добавить взбитые сливки?
– Я уже и так толстая, спасибо большое.
– Меня это никогда не останавливало.
Чайник засвистел, и спустя пару минут появилась Софи, на которой были полупрозрачный фиолетовый топ, черные джинсы и ярко-оранжевые ковбойские сапоги, добытые из шкафа, содержимое которого напоминало развернутую гаражную распродажу.
– Тебе жуть как не понравится, – сказала она, ставя на стол десерты, которые завалила взбитыми сливками.
Взяв свою порцию, Софи плюхнулась в продавленное кресло Лу, и к ней на колени тут же запрыгнул кот, ветреный, как девица легкого поведения.
– Бедняжка умрет от тоски по тебе, – заметила Харриет.
Софи переехала к тетке на время, и с того момента не было никого счастливее Тэбси.
– Это же кот, тетя Харриет, – с набитым ртом сказала Софи. – Ты на него проецируешь.
– Меньше чем в полутора километрах отсюда находится вполне приличный университет.
– Знаю. Я там работаю.
– Ты могла бы, продолжая работать, получить степень магистра, вот о чем я говорю.
– Терпеть не могу эту работу. Даю слово, Петров работал в КГБ. – Софи имела в виду своего начальника, доктора Михаила Петрова, русского ученого в области поведения животных, он изучал когнитивную деятельность животных, а именно африканских серых попугаев. Однако Софи животных не любила, разве что Тэбси.
– Насколько проще было бы остаться, дорогая. Тебе не кажется? Насколько меньше надо было бы… адаптироваться.
Уже несколько недель Харриет чувствовала, как время угрожающе съеживается, ей казалось, что ее жизнь промчалась, как шквал лет, за которые она как-то успела создать семью, пережить мужа, поступить в сорок с лишним в университет и пятнадцать лет преподавать. Ей было шестьдесят четыре – непостижимо.
– Я переезжаю в Беркли, тетя Харриет, – сказала Софи. – Не на Марс.
Учеба начиналась в июле. Был первый день мая, и Харриет подсчитывала, сколько оставалось дней.
– Десерт отвратительный, – сказала Харриет.
– То-то же. – Софи откинулась на кресле до конца, как когда-то делал Лу. – Сегодня я уведомила об увольнении, как и полагается, за две недели, и Петров на грани.
– А он когда-нибудь бывает не на грани?
– Не-а.
– Ну, это хорошая и благородная работа, – сказала Харриет, употребив одно из выражений Корин, земля ей пухом. – Мама бы тобой гордилась.
Софи рассмеялась смехом своей матери, весело и громко.
– Я так благородно чищу клетки. Мама была бы на седьмом небе.
– Давай без шуток. Нет настроения.
Софи встала, сбросив кота на пол, включила побольше света.
– Магистр сферы социальных проблем, тетя Харриет. Я буду магистром. И стану надменной.
Харриет рассмеялась, забыв про настроение.
– Кота жалко, вот и все.
– Бедный котик, – пробормотала Софи, – бедный маленький котик.
Харриет раскинула руки, чтобы принять свою дорогую племянницу в объятия. Она вдохнула запах пота, которым отдавали ее волосы, – от Софи всегда так пахло после смены в ресторане.
Софи поцеловала тетю – шумно, с нарочитым причмоком, – цапнула так и не тронутый теткой десерт и вернулась в глубокое кресло, в котором, по ее словам, помнила дядю Лу, хотя ей не было и трех лет, когда тот умер. Энни и Эллен везде водили с собой маленькую кузину, свою живую куклу.
– На День благодарения приеду, – с полным ртом сказала Софи. – И на Рождество. Заставлю тебя купить живую елку, и будешь потом до февраля иголки с ковра собирать. А я буду петь «Колокольчик звенит» так, что у тебя зазвенит в ушах. Я тебе еще надоем.
Ох эта девица – вылитая мать. Те же озорные ямочки на щеках, те же сияющие темные глаза. Упорная, некрасивая, неотразимая. И те же волосы – забавный сумбур тугих непослушных кудряшек. Память была до того осязаемой, что Харриет буквально ощутила укол.
– И что в этом чае? – поинтересовалась Харриет. – Мульча?
– Китайская травка, – ответила Софи. – Хочу, чтобы ты жила вечно. Ах да, представляешь, Луис сказал, что поедет в Беркли со мной.
«Представляешь» было любимым словом Софи – ее жизнь, несмотря на шрамы трагедии, строилась на вечном ожидании будущего.
– Уже рыщет в Сети, ищет работу.
– Я рада, что ты будешь не одна, – искренне сказала Харриет.
Луис, помощник шеф-повара с талией почти там, где у других подмышки, обожавший песенки Адель, любил смеяться, даже над собой. Для Софи он был не так плох, и она, кажется, его любила. Более того, он ей по-настоящему нравился, а это даже лучше для отношений долгих и серьезных. Харриет любила Лу, но вот нравился он ей временами с трудом.
– У него там сотня тетушек, – продолжала Софи. – Готовить нам вообще не придется. – Она отправила остатки десерта в рот и с удовольствием прожевала. – Довольно обо мне. Что у тебя?
– Одну женщину отпустили раньше срока. Без предупреждения. Просто раз – и нет. – Харриет поставила чашку. – Девочка очень толковая. Я буду по ней ужасно скучать.
Софи широко открыла глаза:
– Перенос![7] Только не это! Беги!
– Не смейся.
– А ты не упрощай.
– Жестокая ты девчонка и несносная.
Снова этот смех, как веселый перезвон.
– Жизнь продолжается, тетя Харриет, пора бы тебе привыкнуть.
Но разве не хватит с нее привыкать? Муж – ушел; сестра – ушла; дочери – в сущности, тоже ушли. Моргнешь раз, и вот уже провожаешь в аэропорту Софи.
Харриет взяла блокнот и прочитала:
– Можно ли подытожить жизнь человека?
– Что?
– Мы заканчиваем «Антологию Спун-Ривер». Можно ли…
– Ни в коем случае, – объявила Софи. – Люди слишком сложны, и ни один человек не есть что-то одно. – Она выпрямилась: – Дай посмотреть.
Харриет передала ей книгу.
– Вообще, мы уже должны были перейти к следующей книге, но эту встретили с таким поразительным энтузиазмом, что я решила растянуть.
– Я читала ее в старшей школе, – сказала Софи. Она быстро пролистала книгу, как читатель, привыкший терзать страницы. – К счастью, главы короткие.
– Это не совсем главы. Скорее, стихи. Эпитафии на самом деле. – Харриет заглянула в блокнот: – Кому бы вы доверили написать вашу эпитафию?
– Хм. – Софи завозилась в кресле Лу, закинула ногу на ногу.
– Дурацкий вопрос? – спросила Харриет.
– Нет, но дай подумать, – ответила Софи. – Я бы, наверное, тебе доверила.
– Да описание твоей жизни на могильном камне не поместится.
– Тогда не надо пытаться описать ее всю. Выбери что-то одно. – Софи скользнула взглядом по Харриет. – «Здесь лежит София Джейн Мартин, которая ела крем-брюле со своей теткой».
Харриет рассмеялась:
– Бывают эпитафии и похуже.
– Ой, а вот эту я помню, – разгладив страницу, сказала Софи. – Миссис Меррит. Была моя очередь читать вслух, и я прочла с ирландским акцентом.
– Дороти читала ее пару недель назад. Все прослезились. Мы понятия не имели, что она такая актриса.
– Ну, – сказала Софи, – как бы нельзя не быть актрисой, когда решила восемьдесят штук присвоить.
Тишина.
– Софи?
Девушка чинно сдвинула ноги и театральным жестом одернула оборки на рукавах.
– Софи, ты что, гуглила ее?
– Ага. – Вытащив мобильник, племянница принялась выстукивать по экрану.
– И сейчас гуглишь?
– Не-а.
Харриет выпрямилась.
– Если они сами не говорят, я ничего не знаю об их преступлениях. Только если они сами рассказывают.
– Ну, они-то про тебя знают намного больше чем ничего. А гуглила я, потому что опасалась за тебя.