Придется спросить у племянницы, которая наверняка осведомлена о таких вещах, и узнать, в моде ли теперь люди с одним именем и что эта мода означает. Сбрасывает Бейкер цепи патриархата или подражает поп-звезде? Харриет и вправду было интересно.
– Я ищу книгу, – сказала Харриет.
– Ой, а то.
– Для книжного клуба. Я всегда имела дело с Тайлером.
– Я гораздо начитаннее Тайлера. И какую книгу вы обсуждали последней?
– «Фрэнни и Зуи».
– Был ли успех?
– Разнообразные реакции.
Слабо сказано. Они все еще продирались сквозь последние страницы: Бритти и Джасинта до неприличия коверкали имена Фрэнни и Зуи, Дона-Лин решила, что у Фрэнни нервный срыв только потому, что она могла себе его позволить. Их нешаблонные оценки радовали и удивляли Харриет, никогда раньше она не думала, что экзистенциальный кризис может быть роскошью, а теперь смотрит на это иначе.
– Наверное, мне нужна книга, где не так много Йеля и большого тенниса, – решилась она. – Например, семейная сага. Где-нибудь на ферме.
Мгновение – и Бейкер уже по другую сторону стойки, рядом с Харриет. Уши у бедняги были все в дырках – Харриет предположила, что специально, – в которых дребезжали многочисленные кольца и булавки.
– Вот эта книга довольно популярна. – С полки «Новинки, заслуживающие внимания» был извлечен увесистый том.
– Это мы уже читали, – сказала Харриет. – «Рассказчица так врет, что я даже харчка пожалею на нее», – вот вам прямая цитата из обсуждения нашего клуба.
– Ага, на «Нетфликсе» есть. Жестокий папаша заставляет ребенка есть грязь. Довольно гнетущее кино.
– Книга тоже гнетущая, – согласилась Харриет, – но будоражит намного сильнее. – Она выдержала театральную паузу. – Потому что книга.
– Ой, а то. – Присутствия духа в продавце ничуть не убавилось, и на смену «Рубцам» возник роман об энтомологах в Манитобе, в котором, по уверению Бейкера, использовалась парадигма метапрозы в традиционном построении.
– Пойду посмотрю на стеллажах, – сказала Харриет.
– Зовите, если что.
Харриет обожала узкие и длинные стеллажи, они всегда таили возможности. Она продвигалась медленно, и в ушах уже звучали голоса женщин, которые любили читать главы вслух, будто пьесы, голосованием выбирая, кому достанется какая роль. Голосование было важно для этих женщин, которые никогда ничего не решали, и Харриет предвкушала, как угостит их косточкой независимости, пусть и без мяса, хотя на волонтерском инструктаже ее и предупреждали, чтобы не позволяла заключенным «злоупотреблять ее доверием».
Она протянула руку за книгой в ярко-красной обложке, сумка соскользнула с плеча, и книга упала на пол.
– О, привет! – раздался голос, громкий и словно из ниоткуда.
Харриет, испуганно пискнув, повернулась и обнаружила маячащего рядом мужчину. Она его уже здесь видела – высокий, привлекательный и немолодой, орехово-карие глаза и серебристые короткие волосы. В руках он держал банку с краской, которую поставил на пол, чтобы поднять книгу.
– Позволите? – сказал он, и книга почти утонула в его ладони – у мужчины были большие, красивые руки, мозолистые, покрасневшие от работы, в паутинке свежих царапин. Он заметил, что она смотрит на них. – Коты терпеть не могут воду, – пояснил он.
Харриет подавила смешок. С очень серьезным видом он протянул ей книгу. Книга показалась ей не особо подходящей, но она все равно взяла. После мгновенной заминки, которой было достаточно, чтобы его лицо залилось румянцем, он спросил:
– Вышли за покупками? – Голос вдруг прозвучал неожиданно басовито.
– Простите? – удивилась Харриет.
– За покупками, говорю?
Харриет указала на полки. Что еще она могла здесь делать?
– Вот и хорошо, – сказал мужчина. Его дергающийся кадык напомнил ей цаплю, глотающую лягушку. – Приятных вам покупок, само собой, как говорится.
И ретировался вместе со своей банкой.
Она перевела взгляд на книгу, которую уронила, – «Антология Спун-Ривер» Эдгара Ли Мастерса, сборник кратких жизнеописаний, поведанных покойниками на вымышленном кладбище в Иллинойсе. Она читала ее, когда училась в колледже, и благодарила судьбу, что окончила его уже за сорок, потому что эти маленькие сказки… эпитафии вообще-то предлагали читателю проникнуться раскаянием. Она уже почти слышала, как ее подопечные, эксперты в раскаянии, внимают этим доносящимся из могилы голосам. Тембр девочки-хористки Вайолет; будто накрахмаленные согласные Рене; горловой скрежет Дженни Большой… Дона-Лин всех, конечно, огорошит: они плакали, слушая ее интерпретацию монолога Зуи о Толстухе. Шейна, которая читать почти не умела, всегда выбирала роль публики, а книгу держала, словно бабочку, боясь повредить.
С книгой в руках и с принятым решением Харриет дошла до конца прохода и, повернув за угол, снова столкнулась с этим басовито-благостным типом, который на этот раз нес короткую доску.
– Ой, – сказала Харриет. – Извините.
– Это я виноват. – Он вежливо отступил в сторону, давая ей пройти.
Она показала ему книгу:
– Счастливый случай.
Она уже добралась до стойки, когда услышала в ответ:
– Очень хорошо, даже прекрасно.
– Ой, а вот и вы! – Голос продавца прозвучал с уже привычным воодушевлением. – Удача привалила?
– Будем надеяться, – ответила Харриет. – И надо заказать дополнительные экземпляры.
Глаза продавца изучали обложку.
– Про болтливых мертвецов.
– Классика, – ответила Харриет. – Обитатели кладбища отчитываются о своей жизни.
Лицо у продавца сделалось сосредоточенным.
– Полезная пища для размышлений, – добавила Харриет.
Получилось более по-учительски, чем хотелось, и случалось такое часто. Всю жизнь люди неправильно оценивали ее возраст, никак не помогало и то, что назвали ее в честь бабушки. А теперь, когда прошло столько времени, она и вправду старуха, на которую уже давно похожа, и двигается по миру как Харриет Ларсон, пенсионерка. Ей шестьдесят четыре, и она ни на день не выглядит моложе своего возраста, но старается с этим не спорить.
– Ой, а то. Просто подумалось… ну, знаете, мертвецы разговаривают. Может, придется прихватить на заседание вашего клуба побольше вина. – Смех у Бейкера был милый – если бы умели смеяться хомяки, то звучало бы это именно так.
– Поверьте, – сказала Харриет, – я бы с удовольствием прихватила в клуб вина.
Локти продавца уперлись в прилавок, ворот рубашки раскрылся, и Харриет невольно покачала головой – это надо же было изуродовать нежную кожу татуировкой в виде гигантской паутины. Это что-то означает? Придется проконсультироваться у Софи. Причуды молодежи меняются со скоростью света. Не всей, конечно, молодежи – официантки в ее любимом кафе, молодая мамаша, работавшая в 7-Eleven, и юные механики из «Автомастерской Арло» напоминали Харриет, какой в их годы была она сама, и в их компании она никогда не ощущала себя старухой. То же самое, она теперь поняла, относилось и к Книжному клубу. Ей самой было странно, насколько в тюрьме она чувствовала себя как дома. «Как дома» – это, конечно, неверно. Полезной? Нужной? Здесь, снаружи – «на Воле», как выражались женщины, – она довольно часто ощущала себя потерянной и несвоевременной.
– Тот мужчина, он кто? – понизив голос, спросила Харриет.
Глаза у продавца округлились.
– Какой мужчина?
– Ну тот, с краской.
– Ой, да это Фрэнк. Фрэнк Дейгл. Он тут у нас типа разнорабочий. – Глаза у Бейкера сверкнули, и какие дивные это были глаза – с длинными ресницами, с пронзительными зрачками. – Мы считаем его милым, даже очень.
– Понятно. – Когда уже люди найдут себе занятие получше, чем делать из стариков умильные игрушки? – Итак, я бы хотела заказать дополнительные экземпляры книги.
Избавленный от мешающих громоздких очков взгляд снова уткнулся в аннотацию.
– Ни одна душа с того кладбища не училась в Йельском университете, – заметила Харриет.
