– Ну что же, не будем терять времени, – оглядев сидящих, улыбнулся Шахов. – Приступим…
Он знал, с чего начинают все проверяющие. С бумаг. Поэтому ещё вчера, узнав о прилёте комиссии, его начальник штаба собрал все графики, журналы, приказы по отряду и прочие документы и принёс к нему в кабинет. Но Поливанов неожиданно для всех, предложил начать работу не с документов, а с живой беседы, чем ввёл в некоторое смущение всех присутствующих.
– А с кем бы вы желали побеседовать? – неуверенно задал вопрос Агеев.
– Давайте начнём с командиров эскадрилий.
Спустя пять минут, четыре командира эскадрилий сидели в кабинете Шахова, настороженно глядя на не известного ранее инспектора, уж слишком молодого по годам. Да и с налетом у него не густо. Интересно, где и кем он работал раньше?
– Я задам вам для начала один вопрос, – оглядывая всех по очереди, начал Поливанов. – Как вы понимаете свою роль в обеспечении и повышении безопасности полётов?
Лётчики опешили. Ждали чего угодно, но не такого вопроса. Им, производственникам, ежедневно готовящим экипажи в полёт и непосредственно отвечающим за его исход, задают такое. Да разве тут ответишь одними сухими словами воздушного кодекса? За их работой стоят живые люди с их недостатками, каждый со своим характером и проблемами, которые они, командиры, должны учитывать в своей повседневной деятельности. А проблем много. Одно жильё только – проблема проблем. В каждой эскадрилье по 15-20 процентов лётного состава – бездомные. Нет, они не ночуют на улице или в машине, они где-то как-то пристроились. Просто не имеют своего жилья. И бог знает, как они отдыхают перед вылетом.
Проверяющему ответили сухими словами руководящих документов, не вдаваясь в полемику неустроенности быта! Да других слов он от них и не ждал.
– Ну что же, а теперь разрешите взглянуть на ваши свидетельства.
Час от часу не легче. Такого тоже никогда не было за всю историю Бронского отряда. Ну, чего их смотреть-то? Документы оказались в порядке со всеми полагающимися записями и штампами.
«Неужели перестройка началась и в нашей системе? – подивился Шахов. – Или вновь испечённый инспектор решил покрасоваться? Скорее второе».
Вернув командирам пилотские свидетельства, Поливанов на минуту задумался. Молча сидели и остальные, шокированные нестандартными действиями проверяющего. В дверь заглянул заместитель Шахова, но, увидев хмурые лица лётчиков, ретировался. Что творит с людьми перестройка! Но сейчас-то всё вернётся на круги своя, к проверке документов. Покрасовался и хватит. Однако нет.
– А сейчас, товарищи, мне бы хотелось побеседовать с вашим передовым экипажем, – вышел из задумчивости инспектор. – А потом побеседуем с… худшим. И сделаем выводы. Есть у вас таковые? – повернулся он к Заболотному.
– Может быть, экипаж Васина? – неуверенно спросил тот, повернувшись к Шахову. – Ребята как раз здесь. Но в экипаже командир-стажёр.
– Это даже лучше, – согласился Поливанов. – Посмотрим, каких командиров вы готовите.
При этих словах лица командиров стали ещё более пасмурными.
Шахов встал и вышел из кабинета. Через несколько минут вернулся, успев предупредить экипаж, для чего их вызывают. Они вошли следом за командиром отряда, на ходу застёгивая пуговицы пиджаков и поправляя галстуки. Выстроились в шеренгу около дверей. Сесть их не пригласили.
– Ну, что же, давайте знакомиться, – оглядев всех четверых, сказал инспектор и щёлкнул ручкой, доставая блокнот. – Командир?
– Васин, – услужливо подсказал Заболотный. – Герард Васин, командир-стажёр Доронин…
Переписав всех четверых, Поливанов встал из-за стола и ещё раз осмотрел экипаж.
– Интересное имя, – сказал Васину. – Вы где родились?
– Я местный, – ответил тот. – Но в моём роду есть немцы.
– Понятно. Вам известно, товарищи пилоты, что в авиации не бывает мелочей?
– Да, – коротко кивнул Доронин.
– Конечно, известно, – расплылся в очаровательной улыбке Устюжанин. У него с утра было прекрасное настроение, и даже неожиданный вызов на ковёр не мог его испортить.
– Известно, – подтвердил Ипатьев, пытаясь сообразить, чего хочет инспектор. Он сразу ему не понравился. Сейчас начнёт «тянуть жилы».
– А вот ваш командир, кажется, с этим не согласен.
– Почему же, я полностью с этим согласен.
– Есть сомнения. Мало того, мне кажется, что у вас не всё хорошо обстоит в экипаже и с дисциплиной.
У присутствующих на лице выразилось откровенное недоумение. Это чтобы у Васина было плохо с дисциплиной?
– А там, где нет дисциплины, страдает безопасность полётов, – продолжал инспектор. – Это аксиома. Я правильно говорю, товарищи командиры?
Товарищи командиры, не понимающие, куда клонит Поливанов, вынуждены были согласиться. А Заболотный несколько раз поддакнул: да, да, конечно!
– Вот у вас троих, – продолжал Поливанов, – расстегнуты под галстуками пуговицы. Казалось бы, мелочь. А это нарушение формы одежды и говорит о нетребовательности командира экипажа. Кстати, у самого командира всё в порядке. А ведь вы шли сюда, зная, что с вами будут беседовать члены комиссии. Ведь командир отряда вас предупредил. И, тем не менее, вы не привели себя в порядок. А что это вы всё время улыбаетесь? – обратился он к бортмеханику.
– Да он у нас всегда улыбается, – попытался разрядить обстановку Шахов. Однако круто взял инспектор. Да сейчас вся молодёжь так галстуки носит.
– Да-а, – неопределённо промычал Поливанов и посмотрел на Заболотного, потом на Шахова. – Возможно, я не прав, объясните мне? А может, вы объясните, командир Васин?
– За свой экипаж я в воздухе спокоен, – с достоинством и с едва ощутимой иронией ответил Герард, – даже если бы они были и без галстуков.
– Хм, вы так считаете? А как насчёт дисциплины?
– Не уверен, что галстук – критерий дисциплины и безопасности полётов. Гораздо важнее ощущение ответственности и знание материальной части.
– По вашему, дисциплина второстепенна?
– Нет. Но она как раз и складывается из ощущения ответственности, а не из-за не застёгнутой от жары пуговицы.
Поливанов помолчал несколько секунд, переваривая сказанное, и повернулся к Заболотному.
– Это и есть ваш лучший экипаж? А худший, извините, придёт сюда с… расстегнутой ширинкой?
На лице Заболотного отразилась откровенная растерянность. Он открыл рот, пытаясь что-то сказать, но промолчал.
«И почему в комиссии всегда включают таких зануд? – думал Доронин – Специально, что ли подбирают, чтобы людям нервы портить».
«Ну, этот раздует из искры пламя, – внутренне усмехнулся Шахов. – Ничего себе, перестроился парень!».
«Думаешь, ты один поборник безопасности полётов? – мысленно возражал инспектору Ипатьев. – А другие только и мечтают, чтобы что-то нарушить».
«Только заплесневелый сухарь и недалёкий человек может провести параллель между пуговицей и безопасностью полётов», – думал Устюжанин. Он тут же не возлюбил этого проверяющего, и уже никакая сила не смогла изменить его мнение.
– Ну что же, отношение к работе в этом экипаже мне понятно, – Поливанов что-то нацарапал в своём блокноте. – Вы говорили о знаниях, – посмотрел на Васина. – Что ж, проверим ваши знания.
И Васину, и Шахову за время своей долгой лётной деятельности не однажды встречались подобные люди. И, хотя их было не так уж и много, но нервы они способны были испортить многим. Они поняли: инспектор, что называется, закусил удила и просто так не отстанет. Пока не сделает из этих ребят ничтожеств. Но это не легко сделать с Васиным. Ему вдруг захотелось встать и уйти из своего кабинета.
– Кстати, я бы хотел познакомиться и с худшим вашим экипажем, – напомнил инспектор Заболотному.
– Да, конечно. Я помню. Найдём… худший.
– Ну что же, хорошо. А пока я задам пару вопросов лучшему экипажу, – кивнул на пилотов Поливанов. – И тут выяснится и уровень их знаний и то, как вы, командиры, работаете с подчинёнными в области профилактики нарушений правил полётов. Ну, вот, вы, стажёр, скажите, какова скорость на глиссаде с полностью выпущенной механизацией крыла в условиях болтанки?
